Отец на час. Работает спецназ
Шрифт:
Выгляжу я, мягко говоря, не очень.
— Добхрый вечехр, — Маша смеется.
— Куда-то летите? — спрашивает мой бывший нянь.
Я впервые окидываю Влада долгим взглядом, которым даю понять, что мы в стерильной зоне. Естественно, мы куда-то летим!.. Случайно люди сюда не попадают.
— В Италию, через Стамбул, — отвечаю тихо. — А вы?..
— И мы в Стамбул… Пашка уговорила. На пару дней.
— Ясно, — коротко киваю, а потом замечаю, как Прасковья и Лео заговорщицки переглядываются.
Это что? Их план?..
— Если уж совсем честно, пап, мы тоже
— Вот как? — не спуская с меня тяжелеющего взгляда, грубовато спрашивает Влад. Маша продолжает висеть на его шее, как на лиане, вызывая у меня неконтролируемые приступы зависти.
Я, вообще-то, тоже скучала…
— Да, папуль. Ты же не против? — с надеждой в голосе спрашивает Прасковья.
— Надо было предупредить. Вдруг… Федерика против? — Влад произносит мое имя почти по слогам.
— Нет-нет, — поспешно отвечаю и чувствую, как напряжение последних недель медленно сходит. — Я совсем не против, — встретившись с его насмешливым выражением лица, задираю подбородок. — Вы можете лететь с нами…
Глава 50. Федерика
Утро в центре Италии начинается с кофе и сплетен.
Мои родители живут в аутентичном, средневековом Спелло с замечательным цветочным убранством улиц. В городе мало туристов, в основном местные, живущие размеренно и спокойно. Я тоже подстраиваюсь под этот ритм.
— А Влад… он вообще кто? — после завтрака тихонечко интересуется мама.
Поглядывает на мужчин.
— Хм… Мой бывший сотрудник.
Я тоже озираюсь на спецназовца и отца, которые попивают кофе на террасе, увитой плющом и цветами. Влад, почувствовав мой взгляд, поднимает глаза и смотрит.
Долго, пристально, впечатляюще.
До того, что я начинаю кашлять. То ли от волнения, то ли от тахикардии.
— Мам, можно я возьму твою помаду? — заворачивает на игрушечную, милую кухоньку моя старшая дочь. — Пашка мне сделает вечерний макияж, — красуется перед нами.
— В десять утра?
— Ну, мам.
— Возьми помаду и попроси Прасковью не налегать на тени и подводку.
— Спасибо, мам, — расцветает. — Ба, а миндальное печенье осталось?
Маша заглядывает на кухню из-за Эльзы и, увидев мужчин на террасе, прямиком направляется к ним. Молча наблюдаю, как она, убирая с лица кудряшки, залезает на стул и видимо просит попить, потому что и Влад, и папа тут же подрываются к графину.
Вдвоем.
— Миндальное печенье. Ничего не осталось. Вы хуже саранчи, дети! — мама разводит руки в стороны и поправляет круглые очки. — К обеду, пожалуй, еще испеку. Тогда и приходите, а пока сhiuso (прим.авт. — «закрыто» по-итальянски).
Эльза, ни капли не расстроившись, убегает к Прасковье. Леон возвращается в дом с утренней пробежки, а я крепко обнимаю мамочку, потому что сильно скучаю по ней в течение года.
Она
у меня самая настоящая жена дипломата — сдержанная, воспитанная и очень сильная. Не скажу, что мы близки по духу, но… разве это важно?..— Ну что ты, Федерика? — мама поглаживает по голове и качается из стороны в сторону.
Я сентиментальная стала, слезы близко.
Губы кусаю.
После всего случившегося как-то особенно важно окружить себя близкими и наобщаться с ними вдоволь. Пока здоровы, пока живы, пока есть силы.
Пока не поздно…
Удивительно, что человек большую часть жизни работает, чтобы потом, уже ближе к сорока годам осознать: нет ничего важнее близких людей. Нет никого важнее родных. По крови, по отношению к жизни, по базовым принципам. Родителей, друзей, детей, любимого человека.
С претензией, даже с некоторой обидой, смотрю на Влада.
— Пойдем-ка к мужчинам, выпьем с ними кофе и обсудим планы на день, — мама зовет на террасу.
Мы прилетели вчера ночью и полдня отсыпались, встретились только за ужином. Еще как-то так с самолета повелось — со Владом мы не контактируем.
Вообще никак.
Железный занавес, из-за которого оба иногда выглядываем.
Влад просто все время рядом: общается с нашими детьми, с моими родителями, посматривает на меня тяжелым, многозначительным взглядом. Мне от этих взглядов жарко становится — внутренности плавятся, но я делаю вид, что не замечаю.
Только он почему-то больше не курит. Совсем. А я оказывается скучаю по терпкому, горькому аромату табака. Вообще и… на моих губах — в особенности.
Мы с мамой садимся напротив мужчин.
— Вы впервые в Италии, Влад? — она тут же начинает светскую, дипломатическую беседу.
— Да, — вежливо отвечает притихший спецназовец.
— Чудесно, — мама мягко улыбается. — Что-то нравится из нашей культуры?
— Актрисы… — ворчу.
Тяжелый взгляд превращается в предупреждающий и опасный. Выпрямляю плечи.
— О, у нас чудесное кино, — продолжает мама.
Такая наивная.
— О-очень, — улыбаюсь ей. — Особенно драма. Помнишь, смотрели, мам.
— А как зовут того актера? Твоего любимого? — спрашивает Влад. — Кажется… Бурак… — приподнимает брови.
Каков нахал!..
Возмущенно шмыгаю носом.
Отец появляется из-за газеты.
— Турецкие сериалы, Федерика? — разочарованно качает головой. — Не думал, что тебе может нравиться что-то подобное.
— Это афроамериканец… — Влад иронизирует и задевает меня взглядом: «Ты, вообще-то, первая начала».
Дыхание схватывается. Возмутительно.
— Что-то не слышала о таком, — мама берет планшет, видимо, чтобы воспользоваться гуглом.
— Я сам не слышал раньше.
— Хватит! — тут уж не выдерживаю и резко вскакиваю.
Дышу часто и смотрю на него.
Влад поднимается и, уж слишком галантно извинившись, широким шагом уходит.
Отец продолжает читать газету, а мама задумчиво смотрит спецназовцу вслед, склоняется ко мне и шепотом переспрашивает:
— Так кем говоришь, он у тебя работал, Федерика? Давай-ка поподробнее.