Отголосок

Закончив осмотр, она выписала рецепт успокоительного, и когда я провожаю ее, она говорит:

– Я бы хотела увидеть ее снова, но я хочу, чтобы она также посетила психиатра. Как я уже сказала, я мало знаю об этом случае или семейной истории пациента, но моя первая мысль заключается в том, что она, скорее всего, имеет дело с необработанным депрессивным эпизодом с некоторым конгруэнтным психозом.

– Что это значит?

– Нет сомнений, что она сейчас ужасно подавлена, но из—за того, что она видит и слышит вещи, которые не существуют, и из—за ее неустойчивого поведения, возникает довольно много красных флагов. На самом деле это хороший знак, хотя ее галлюцинации, похоже, связаны с ее бедой.

– Я никогда не знал, чтобы она была такой неустойчивой, - говорю я ей, вспоминая то время, которое мы проводили вместе в Чикаго.
– Она всегда была так скрытна и остроумна. Уверен, что у нее были моменты грусти, но ничего подобного.

– Это не совсем необычная реакция, и чаще всего она проявляется в моменты сильного стресса, - сообщает она.
– У нее также небольшое сотрясение из—за травмы головы. Ничего серьезного, но я настоятельно рекомендую вам будить ее каждые два—три часа, хорошо?

– Конечно.

– Я пришлю вам список врачей, которых я рекомендовала бы ей посетить, когда завтра приеду в офис.

Когда она надевает свое пальто, я подаю ее сумку, говоря:

– Не знаю, как отблагодарить вас за это.

Она улыбается и кивает.

– Если вам что—нибудь понадобится или вы заметите какие—либо изменения в ней, пожалуйста, позвоните мне.

Я наблюдаю, как она идет к своей машине, и прежде чем она выходит, она напоминает:

– И уберите эти бумажки.

– Осторожней в пути.

Возвращаясь обратно, я немедленно вытаскиваю свой телефон и звоню Лаклану.

Он берет со второго гудка.

– Здравствуй?

– О чем, бл*дь, ты думал, когда звонил мне после того, как передал ей информацию о ее матери? — огрызаюсь я.

– Все в порядке?

– Я сказал тебе, что хотел бы узнать, как только ты узнаешь, а не после того, как ты с ней встретишься. Если тебе трудно следовать моим простым инструкциям, может быть, ты лучше подойдешь для работы тем, кому наплевать на внимание к деталям.

– Это была полная оплошность с моей стороны. Я извиняюсь.

– Ты знал, что было в этих судебных документах, и твоя забота о ней была очень пренебрежительной.

– Согласен.

– Как, черт возьми, ты смог заполучить эти документы, связанные с несовершеннолетним?
– спрашиваю я.

– К счастью, я знаю кое—кого, кому известно, что я могу расплатиться в обмен на бумаги, - объясняет он, а затем спрашивает: - Она их читала?

– Да, она читала их.

– Она в порядке?

– Не твое дело. Я думаю, ты забываешься. Я хочу, чтобы ты прекратил следить за ней, потому что, кажется, ты отвлекаешься, и я не хочу никакого надзора с твоей стороны, - заявляю я, а затем отключаю звонок.

Когда оборачиваюсь, я замираю увидев Элизабет, стоящую у подножия лестницы.

– Ты следил за мной?

— Ты обвиняешь меня? — спрашивает он после моего вопроса.

И он прав, я не могу винить его. Как я могу ожидать, что он не будет относиться ко мне с подозрением?

На его лице читается разочарование, когда он подходит ко мне. Он потирает мое плечо, говоря:

— Ложись спать, — а затем поднимается вверх по лестнице.

— Почему я здесь?

Он поворачивается и смотрит на меня.

— Потому что я не доверяю тебе оставаться наедине с собой.

Он начинает подниматься по лестнице и через несколько шагов, не обращая на меня никакого внимания, добавляет:

— Доктор говорит, у тебя небольшое сотрясение мозга, поэтому я буду будить тебя каждые пару часов. Тебе нужно отдохнуть.

— Почему ты настолько холоден? Ты таким и останешься? — спрашиваю я, смущенная своей реакцией на него.

— Конечно, тебе не нужно напоминать, почему, не так ли?

Я наблюдаю, как он поднимается, затем остаюсь одна в тишине его дома. Его поведение меняется мгновенно, и я могу только предположить, что тот, с кем он разговаривает по телефону, является причиной внезапной перемены. Я не беспокоюсь о том, что меня преследуют, потому что я заслуживаю недоверия.

Поднимаясь вверх по лестнице, я замечаю, что дверь в его комнату слегка приоткрыта. Когда я заглядываю, он лежит на своей совершенной постели. Сложив руки за головой, скрестив лодыжки и глядя в потолок. Я позволяю себе немного времени, чтобы полюбоваться им, прежде чем он почувствует мое присутствие.

Его тело неподвижно и глаза прикованы к потолку, и он без малейшего выражения произносит:

— Убирайся из моей комнаты.

Его тон ровный, но я слышу враждебность глубоко внутри. Поэтому я иду в комнату, в которую он поселил меня, и заползаю под одеяло. Внутри меня пустота, без сомнения, из—за окончания этого вечера. Может быть, мне должно быть стыдно, что Деклан увидел, что я полностью сбилась с пути, как и он, но сейчас я оцепенела от эмоций. Мое тело истощено, и для анализа этой ситуации потребовалось бы больше энергии, чем у меня есть. Поэтому я скатываюсь на бок и смотрю из больших окон на полнолуние, которое освещает краски ночи и медленно засыпаю.

Меня окутывает шепот, оборачиваясь сладким тембром вокруг моего сердца, и осторожно вытаскивает из моего сна.

— Элизабет, — зовет он, — открой свои глаза.

Пальцы прочесывают мои волосы, и прикосновение посылает через меня сверкающую дрожь, согревающую изнутри и пробуждающую.

Деклан сидит на краю кровати, держа рукой мою голову, глядя на меня сверху вниз. Он такой красивый, и я сомневаюсь, что все еще сплю.

— Ты хорошо себя чувствуешь?