Отголосок

Она делает глубокий вдох, и еще больше слез катится по ее щекам, и она отвечает:

– Да.

Я киваю в ответ, когда она спешно прибавляет:

– Но меня не делает счастливой тот факт, что я причинила тебе боль.

– Людям свойственно причинять боль другим по пути к своему счастью. Если трахая моего мужа, ты была счастлива, никогда не смей извиняться за это.
– Она склоняет голову немного на бок и смотрит на меня взглядом полным жалости.
– Не волнуйся за меня, - продолжаю я.
– Ты не сможешь этим сломить меня, невозможно сломить то, что уже сломлено.

– Он никогда не любил меня, - резко выдыхает она признание.
– Он никогда не желал меня. Я воспользовалась им, когда он был пьян. Я прекрасно знала, что один взгляд на меня вызывал у него отвращение ко мне после того, что произошло, но он сохранил добродушные отношения ради Алекса.

Жаклин становится все более расстроенной, пока я просто стою перед ней и выслушиваю это все. Ее голос срывается от нестерпимого, переполняющего ее горя, когда она добавляет глухо:

– Но он всегда любил тебя.

Тяжело вздыхая, я слабо улыбаюсь, качая головой, и говорю:

– Я так полагаю, что в итоге, это не имеет значения. Каждый остался сам по себе.

Она вытирает руками щеки и делает пару глубоких вдохов, в попытке успокоиться, перед тем, как взять на руки Алекса, и затем она задает еще вопрос:

– И что теперь?

– Это хороший вопрос, тот, на который мне определенно нужно найти ответ, но тут я этого сделать не смогу.

– Ты уезжаешь?

– Именно, - говорю я, кивая в ответ.

– Куда? Надолго ли?

– Я не знаю, - говорю я ей, не желая, чтобы она знала. Я в последний раз бросаю взгляд на ее сына, затем вновь обращаю внимание на нее.
– Ты не единственная, у кого есть свои тайны. Они есть у каждого из нас.

Она отвечает на мои слова легким кивком и начинает двигаться по направлению к двери. Я следую за ней и прощаюсь с женщиной, которая оказалась безрассудно втянутой в мою паутину лжи. Но в отличие от меня, она возвращается к своему мужу, который все еще слепо полагает, что этот ребенок его, и продолжает жить с ней, в то время как я готовлюсь посмотреть на то, что могло бы быть моим. Если бы только...

– Прости меня, Элизабет.

Мое сердце замирает при звуке его голоса, когда я закрываю дверь, я оборачиваюсь и смотрю на него через плечо. Я вижу его лицо и внезапно чувствую спокойствие. Он стоит прямо за мной, со своими темными волосами и печальными глазами.

– За что?

Пик склоняет голову, засовывая руки в карманы брюк, и я могу видеть, насколько напряжены его мышцы под всеми переплетениями татуировок.

– Я отнял это у тебя, - проговорил он с горечью в голосе, подняв на меня взгляд своих глаз.

– Что отнял?

– То, что есть у нее. То, что заслужила ты.

– Может, ты наоборот сделал мне огромное одолжение, - проговорила я.
– Все равно я была бы ужасной матерью.

Качая головой, он возражает.

– Нет. Ты была бы прекрасной мамой.
– Пик неуверенно вздыхает, и я чувствую, как сожаление сочится с каждым его словом.
–  Прости, что я отобрал это у тебя.

Правда в том, что я понятия не имею, какой была бы мамой, но я хотела бы попробовать взять на себя эту роль с поддержкой Деклана. Я верила, что он мог спасти меня. Верила, что его любви было бы достаточно, чтобы сделать меня лучше. Но я не стала лучше, без него я вообще никто.

Пустышка.

– Такова жизнь, да?
– говорю я подавленно, пожимая плечами.

– Не та жизнь, которую я хотел, - говорит он, делая шаг ко мне. – Всё, чего я хотел - дать тебе лучшую жизнь. Всё, чего я хотел - это вырвать замок с двери, когда ты была малышкой, и освободить тебя из гребаной кладовки. Я хотел отогнать прочь все те разы, что мне приходилось насиловать тебя. Я хотел стереть все те избиения, и остальную твою боль. Но я облажался.

Рядом с ним мне не требуется моя стальная клетка, и я позволяю слезам катиться по щекам, и я реву, потому что все, что я когда—либо хотела в своей жизни - испарилось. Я хотела забыть весь этот кошмар.

– Я никогда не хотел так разрушить тебя.

– Я знаю.

– Я запаниковал. Я испугался и потерял контроль, - он пытается объяснить, хотя его напряженный голос, кажется, скоро сломается.

– Я так скучаю по тебе, Пик. Я даже не знаю теперь, как жить. У меня нет никого. Ни одной живой души на земле.
– Я плачу и затем падаю на колени. И он тут же оказывается на полу, рукой поглаживает мою спину, когда я тяжело вздыхаю и всхлипываю.
– Что мне делать?

– Жить.

– Как?

– Дыши. Борись. Ты забрала все, что должно было стать твоим, потому что заслуживаешь этого.

– Я так устала бороться ни за что, - говорю я ему.

Он берет мое лицо в свои ладони, вытирает мои слезы и говорит:

– Ты не одна. Я здесь. Ты же чувствуешь меня?

– Да.

– Это не «ни за что». Никогда не прекращай бороться.

Я закрываю глаза и расслабляюсь, пока он поглаживает мои щеки, я впитываю его прикосновения и, правда, чувствую его. Глубоко вдохнув, я вбираю в себя его слова и нахожу в них комфорт, выискиваю кусочек силы. Силы, чтобы дышать, двигаться, открывать глаза, и когда я делаю это - он уже исчез.

В комнате никаких следов Пика, ни движений, ни запаха, ни звука. Сев на пятки, я оглядываю пентхаус, мир иллюзий, который я создала, и слышу его слабый шепот.

– Это все твое воображение, ты была достаточно сильной, чтобы выдумать это.

И он прав.

Я была сильной.

Но это было тогда, когда мне было за что бороться. Тот огонек во мне потух. Остался только пепел и тлеющие угольки. Отголоски и тени. Темнота и смерть.

Хотя Пик прав, мне нужно двигаться. Если я собираюсь жить, то мне стоит напомнить себе, что есть что—то хорошее в жизни. Даже если хорошее измеряется в крошечных каплях. Мне надо поверить, что боль стоит этих моментов, потому что я испытывала их. Это было по—настоящему, реальным, и я бы прошла сквозь эту агонию вновь и вновь, только чтобы почувствовать любовь Деклана еще хоть секунду. Я никогда не думала, что мир может быть так хорош, но он был.

На мгновение...

Он был чертовски хорош.

Поднявшись с пола, я встала на ноги, взяла пальто и ключи. Как бы я ни хотела избегать реальности отсутствия Деклана, мне нужно встретиться с этим лицом к лицу. Чтобы вспомнить, что это было по—настоящему, и стоило боли.

Я вывела машину на Мичиган Авеню и направилась на север. Город живет и проносится мимо меня. Я игнорирую волнение и улыбки и направляюсь прямиком на Ривер—Норт. Повернув на Супериор, я замедляюсь. Внезапно меня пробирает холод, и липкими руками я хватаюсь крепче за руль. Мой желудок делает сальто, когда я подъезжаю к дому Деклана.