Открытое

— Одним из лучших. Часто его работа заключалась в том, чтобы стирать воспоминания другим Чистильщикам, чтобы убедиться, что они случайно ничего не узнали из своих заданий, но он поклялся никогда не стирать никому в Совете, даже если они попросят его об этом. И я не могу представить, чтобы он нарушил эту клятву… особенно со мной.

— А я могу, если он думал, что защищает тебя, — возразила Софи.

— Наверное. — Оралье изучала крошечные копии себя и Кенрика, которые, казалось, вступили в какое-то эпическое состязание в гляделки. — На самом деле, теперь, когда я думаю об этом, было другое время, когда мой разум чувствовал себя так же, как сейчас. Я проснулась в своей гостиной, и Кенрик был там с… кем-то. Я не могу вспомнить с кем… что странно. Я знаю, что мы были не одни, но… — Она потерла центр лба, как будто пыталась помассировать эту деталь. — Я также не помню, чтобы впускала их. Но я помню, как Кенрик дразнил меня за то, что я пью слишком много шипучего ягодного вина. И в тот вечер за ужином я позволила себе второй бокал, так что в то время это казалось вполне логичным объяснением. Но… я также помню, что подумала, что-то в его улыбке было не так. Я просто слишком устала, чтобы спрашивать его об этом. Моя голова была такой… расплывчатой. — Она нахмурилась, сильнее потирая лоб. — У меня сейчас такая же нечеткость. Это как… пытаться нащупать дорогу сквозь туман, только с другой стороны ничего нет, если это имеет смысл.

— Ты думаешь, что другие воспоминания имеют какое-то отношение к Стелларлуну? — спросила Софи. — Или Элизиану?

— Может быть. Но не будем забывать, что вполне возможно, что я действительно выпила слишком много вина.

Почему-то Софи в этом сомневалась.

— И ты понятия не имеешь, что такое Элизиан… даже не догадываешься?

Она не удивилась, когда Оралье покачала головой… но это не сделало ее менее готовой кричать, только один раз, не могли бы вы, ребята, назвать это чем-то вроде «наш массовый заговор с целью контроля над миром» и прекратить все эти причудливые слова, которые ничего не значат?

— Это такой классический ход Кенрика! — Оралье фыркнула, глядя на его проекцию. — Он всегда держал меня подальше от всего, что считал «слишком интенсивным». Вот почему в моем тайнике есть только один забытый секрет.

— Хм… похоже, настоящая причина этого может быть в том, что Кенрик украл некоторые из твоих других воспоминаний, — заметила Софи, и ей захотелось закатить настоящую истерику… в комплекте с пинками и ударами.

Иногда ей казалось, что все, что она когда-либо делала, это пыталась заполнить чей-то умственный пробел после того, как кто-то другой испортил их воспоминания. Этого было достаточно, чтобы она начала ненавидеть Телепатов.

Оралье отвернулась и протянула руку, чтобы поймать несколько розоватых, пурпурных и голубоватых лепестков, осыпавшихся вокруг них.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Софи. Но Кенрик никогда не сделал бы ничего плохого… особенно мне. Он и я…

Она не закончила фразу… но в этом и не было необходимости.

Чувства Кенрика к Оралье были невероятно очевидны, и Софи давно подозревала, что они взаимны.

Но она все еще задавалась вопросом, было ли в Кенрике намного больше, чем она изначально предполагала.

Она прищурилась, глядя ему в лицо, жалея, что не знает о нем больше.

Он всегда был ее любимым Членом Совета… но в основном потому, что склонялся на ее сторону. И это вовсе не означало, что она должна была ему доверять.

— Это конец воспоминания? — спросила она.

— Не могу сказать, — призналась Оралье.

Две проекции стояли так неподвижно, что изображение казалось почти застывшим.

— Ты думаешь… — начала было Софи, но голос Кенрика оборвал ее.

— Прости, что втянул тебя в это, Ора, — он опустил глаза. — Я пытался избежать этого. Но я не знал, кому еще можно доверять.

Проекция Оралье потянулась к его рукам.

— Если ты действительно доверяешь мне, скажи, что происходит.

На секунду он выглядел искушенным. Но покачал головой.

— Я не могу. И клянусь, я делаю тебе одолжение, держа тебя в неведении. Я отсчитываю дни до тех пор, пока Стиратели не уберут этот беспорядок из моего мозга.

— Могу сказать. — Оралье закрыла глаза, вспоминая. — Я чувствую так много страха и разочарования. И… отвращение?

Кенрик убрал от нее руки.

— Скажем так, иногда я не особенно горжусь тем, что называю себя Членом Совета.

— Неужели все так плохо? — прошептала она.

Он побледнел, когда кивнул.

— Иногда мне снится, что я ухожу.

— Ты имеешь в виду отставку? — уточнила Оралье.

Он помедлил, прежде чем подойти ближе.

— Я сделал свою долю для моего народа, Ора. У меня не было бы никаких проблем, если бы кто-то другой взял на себя управление. Но… я не уйду, пока ты не уйдешь со мной…

Все затаили дыхание: Софи, Оралье, проекция Оралье… даже Кенрик, как будто он не мог поверить, что только что сказал это.

Но он не взял свои слова обратно.

Вместо этого он потянулся к ее лицу, нежно обхватив ее щеку.

— Может, я и не Эмпат, но я знаю, что не одинок в этом. Только не говори мне, что ты никогда не желала…

— Пожалуйста, не говори этого, — взмолилась Оралье, но в ее мольбе не было энергии.

Она даже наклонилась к его руке.

— Ора, — выдохнул Кенрик, откидывая капюшон, — ты не должна продолжать бороться. Мы не были бы первыми, кто ушел бы из-за этого…

Оралье покачала головой.

— Кенрик, не надо.

Его челюсти сжались, а глаза вспыхнули с той же силой, что и его голос, когда он сказал ей:

— Ради любви, Ора. Мы оба знаем, что это так, как бы мы ни притворялись.

Настоящая Оралье прикрыла рот ладонью, по ее лицу текли слезы.

Ее проекция просто стояла и дрожала.

Кенрик потянулся к ее другой щеке.

— Подумай, насколько все было бы проще, если бы мы перестали отрицать свои чувства, — прошептал он. — Как мы могли бы быть счастливы. Как свободны. — Его взгляд переместился на ее губы. — Мы могли бы иметь собственное жилье. Наши собственные жизни. Может быть, когда-нибудь даже нашу собственную семью.

— Кенрик…

Он наклонился к ней, и ее губы приоткрылись, словно она могла позволить ему поцеловать себя. Но в последнюю секунду она отвернулась.

— Я не могу этого сделать.

Он снова повернул ее подбородок к себе.

— Не можешь? Или не будешь?

— И то и другое.

Слово, казалось, образовало стену между ними, становясь все толще с каждой последующей секундой молчания.

Кенрик склонил голову набок.

— Что-то ты не договариваешь»

— Нет…

— Да. Я слишком хорошо тебя знаю, Ора. На самом деле… Возможно, я даже знаю, что это такое.

— Здесь нечего знать, — отрезала Оралье.

Кенрик грустно рассмеялся, отступая назад.

— Эмпаты — ужасные лжецы.

— Кенрик…

— В тот раз, когда ты была больна, — перебил он. — Когда ты не позволяла мне водить тебя к врачам. Я оставался рядом с тобой всю ночь, просто чтобы быть в безопасности. И было несколько моментов, когда я не мог сказать, спишь ты или бодрствуешь. Ты ворочался и что-то шептала снова и снова. Что-то, что звучало… очень похоже на салдрин.

Софи почувствовала, как у нее отвисла челюсть.