Отморозки 2 Земляной Орлов

– Однако...
– Колчак удивленно покачал головой, - Соединяете пользу и выгоду?

– Скорее объединяю приятное с полезным, - снова одними губами улыбнулся Анненков.
– Сами стрелки тоже рябчиков едят...

После обеда, завершившегося, к удивлению Колчака, мороженным, но не с ликером или сладким французским вином, а обычным крымским мускатом , Анненков пригласил гостя на полигон. Там их уже ждал начальник штаба дивизии генерал-майор Львов. Александр Васильевич снова удивился: генерал был не в повседневной и даже не в полевой форме, а в каком-то жуткого вида снаряжении, стальных кирасе и каске, но не Адриановской, а совершенно иной, почти идеально полусферической формы, да еще и с ружьем-пулеметом на груди. Рядом с ним стояли офицеры и солдаты, одетые и вооруженные точно также.

– Разрешите обратиться, ваше превосходительство, - спросил Анненкова флаг-офицер Тирбах . И, получив разрешение, продолжил, - Что случилось с этим... этим...
– Он никак не мог определить, кто перед ним: офицер или нижний чин, но удачно выкрутился, - С этим кавалером?

– Пуля в баллон с огнесмесью попала, - ответил вместо Анненкова Львов.
– Во время прорыва германского фронта. Вот и пожгло поручика...

И с этими словами генерал-майор, чье лицо было изборождено глубокими шрамами положил руку на плечо своему офицеру, с лицом, испятнанным ожогами. Колчак поразился: как это поручику еще глаза не выжгло - вон какое пятно молодой кожи прямо под левым глазом!

– Наши штурмовые саперы, - представил Борис Владимирович.
– Любимая игрушка генерала-майора Львова.

– С этой игрушкой немцы особенно играться любят, - хрипло сообщил Львов.
– Аж визжат от восторга, когда играть начинают...

– До смерти обожают, - поддержал командира кто-то из строя.
– Прям до смерти...

От этих слов Колчак непроизвольно поежился, а его адъютант Комелов невольно вздрогнул. Анненков, заметив реакцию гостей усмехнулся:

– Это они так шутят. А вообще они у нас тихие, спокойные...

Александр Васильевич оглядел 'тихих' штурмовиков и мысленно поблагодарил бога за то, что воюет с этими 'спокойными' на одной стороне. Судя по всему, его свиту посетили такие же мысли.

– А что это за странная форма на ваших... э-э-э... бойцах?
– Александр Васильевич перевел взгляд со штурмовиков, на стоявших поодаль казаков, тоже щеголявших в шнурованных сапогах, разгрузках и с автоматическим оружием на плечах.

– Новое оружие - новые требования, господин адмирал...

Анненков улыбнулся и Колчак в который раз неприятно поразился привычке генерала-лейтенанта улыбаться одними губами. А тот уже подозвал одного из своих людей: - Городовиков , ко мне! Тут его превосходительство вице-адмирал интересоваться изволят.

К ним подошел один из казаков - невысокий кривоногий крепыш с явно азиатской внешностью. Анненков оглядел его с ног до головы, застегнул Городовикову ремешок на клапане магазина, произнес негромко и совершенно непонятно: 'Десять кругов в личное время', после чего повернулся к Колчаку:

– Оружие генерала Фёдорова способно выпускать больше шести сотен пуль в минуту - сказал он, указывая на автоматическое ружье, - так что патроны, находящиеся вот в таких коробах, приходится носить в весьма значительном количестве. А остальное... аптечка первой помощи, специальное снаряжение, накидка от дождя, и прочее.
– Называя каждый новый предмет экипировки, Борис показывал рукой на точки, где находилось то или иное снаряжение.
– Таким образом каждый боец дивизии готов к действиям в условиях быстро меняющейся боевой обстановки.

– Изрядно... но дорого...
– Александр Васильевич, покачал головой.

– Люди - дороже!
– отрезал Анненков.
– Особенно, мои!

– Это же сколько они патронов изведут?

– А сколько уже извели! Учёба - оно дело такое. Каждый под тысячу патронов расстрелял, а кто и поболе.

– Ну, дай бог, толк с того будет. Но контраст с обычными пехотными частями разителен, ничего не могу сказать. Солдатики у вас все как на подбор, порядок и дисциплина. А уж о подготовке я говорить боюсь...
– И тут Колчак, который и вообще-то улыбался очень редко, к изумлению своих спутников, подарил суровому визави застенчивую улыбку гимназистки, - Борис Владимирович, теперь я просто уверен: если с кем-то и можно взять Проливы, так это - с вашей дивизией...

Наступила долгая пауза, после которой камнем упало короткое, холодное 'нет'. Все замерли...

– Я - против вашей операции, - твердо произнес Анненков.
– Эта операция бессмыслена в военном плане и вредна - в политическом. Поэтому я всеми силами буду возражать как против участия моей дивизии в десанте на Босфор, так и против всей операции в целом.

Колчак стоял и ловил открытым ртом воздух, точно вытащенная на берег рыба. Рядом с ним замерли его офицеры. Вот это номер! А ведь ему обещали - положительно обещали!
– что лучшая часть русской армии будет передана в его распоряжение...

– Но... как?.. Как же?..
– прокаркал наконец Александр Васильевич разом осевшим голосом.
– Это же... Так же... Почему?..

– Потому - жестко отрезал Анненков.
– И вообще: о какой десантной операции может идти речь, если лучший линкор Черноморского флота набит германскими шпионами, точно гостиничный матрас - клопами?

– Что?

Борис Владимирович хладнокровно поведал и о деятельности Виктора Вермана, его шпионской группы в Севастополе и Николаеве, и о преступной небрежности капитана 'Императрицы Марии', который даже не выставил охранение, и осмотр приходящих гражданских специалистов две трети которых носили немецкие фамилии.

– Но как могли жандармы, просмотреть целую шпионскую организацию?

– Вот это, господин адмирал, уже ваше дело: узнать, разобраться и выяснить - как?
– все так же ровно ответил Анненков.
– А пока...

И тут произошло уже и вовсе невероятное событие. Колчак застыл с полуоткрытым ртом, должно быть собирался что-то сказать, его офицеры словно бы изобразили на любительском спектакле немую сцену из бессмертного 'Ревизора', а возле Анненкова вдруг совершенно из ниоткуда возник человек в простой, хотя и дорогой одежде, с длинной бородой и умными, колючими глазами...

– Соглашайся, генерал, - произнес Распутин негромко.
– Для виду еще поломайся, а потом - задний ход.

– Не хочу, - упрямо наклонил голову Борис.

– Вестимо, что не хочешь, - ухмыльнулся Распутин.
– И я не хочу. Да только плетью обуха не перешибешь, сокол ясный. Папашка решил, так что...
– и он слегка развел руками.

– Б...!

– Это верно, она самая, - дробно засмеялся Григорий Ефимович.
– Ну, так что? Сделаешь?

– Черт с тобой! Можешь успокоить 'папашу всенародного': сделаю, как ему хочется...

– Вот и ладно, вот и хорошо...
– Распутин повернулся уходить - Прикажи там, чтобы мне парочку рябчиков завернули. Больно уж хорошо твои стервецы их жарить навострились.

– Может, пообедать останешься? Я распоряжусь...

– Некогда, мил-друг, некогда... Я вот у тебя еще бутылочку муската прихвачу, не против?

И с этими словами Распутин провел рукой перед глазами адмирала и его свиты, после чего словно растворился в воздухе...

– Борь, а это что сейчас было?
– выдохнул Глеб и вытер рукой разом вспотевший лоб.
– Это я с ума сошел, или весь мир?