На Рязани была деревушка.В золотые глубокие дниЗалетела в деревню кукушка —Скромный Филя возьми да взгляни.А она говорит: – Между сосенПолетаем, на мир поглядимИ детей нарожаем и бросим,На край света с тобой улетим.О дороге, о жизни, о смертиПоведём мы потешный рассказ.Будут слушать нас малые дети,Мудрецы станут спорить о нас. —Думу думал Филипп – что за птица?Взял ружье да её пристрелил.Стали сны нехорошие сниться,Помечтал он и хату спалил.При честнoм любопытном народеСвою душу не стал он смущать.Поглядел – куда солнце заходит —И подался край света искать.Две войны напустили тумана,Слева сабли, а справа обрыв.Затянулась гражданская рана,Пятилетка пошла на прорыв.Был бы Филя находкой поэта,Да построил он каменный дом.И завёл он семью… А край света —На Руси он за первым углом.1971
«Вчера я ходил по земле, а сегодня…»
Вчера
я ходил по земле, а сегодняХоть бейте мячом – мое место свободно.А в мире, я слышал, становится тесно…Займите, займите – свободное место!Займите – и станете вечно скитаться,И вам никогда пересечь не удастсяПустыню, в которой блуждал я до срока;Узнайте, как было до вас мне далёко!1971
Поющая половица
Среди пыли, в рассохшемся домеОдинокий хозяин живет.Раздраженно скрипят половицы,А одна половица поет.Гром ударит ли с грозного неба,Или легкая мышь прошмыгнет, —Раздраженно скрипят половицы,А одна половица поет.Но когда молодую подругуПроносил в сокровенную тьму,Он прошел по одной половице,И весь путь она пела ему.1971
«Я в поколенье друга не нашел…»
Я в поколенье друга не нашел,И годы не восполнили утраты.Забытое письмо вчера прочелБез адреса, без подписи и даты.Поклонная и мягкая строкаДалекое сиянье излучала.Его писала женская рука —Кому, кому она принадлежала?Она просила участи моей —Порыв последний зрелости бездомной.А я не знаю, чем ответил ей,Я все забыл, я ничего не помню.Их много было, светлых и пустых,И все они моей любви искали.Я вспомнил современников своих —Их спутниц… Нет, они так не писали.Такой души на свете больше нет.Забытую за поколеньем новым,Никто не вырвал имени на светНи верностью, ни мужеством, ни словом.1971
Елена
Ты кто, Елена?.. Стар и младИз-за тебя в огне.Пускай цари повременят,Ты вспомни обо мне.Гомер, слепой певец богов,Донес из пустотыВздох потрясенных стариков,Но не твои черты.Оставил славы блеск и гром,И больше ничего.Я угадал мужским чутьемСмущение его.В туманном юношеском снеИз этой пустотыЯвлялась женщина ко мне…Елена! Это ты!Хотя свой призрачный успехНи в ком признать не мог,Тебя я чувствовал во всех,Как славу и подвох.Когда другая за мечтыМеня сожгла любя,Ты приняла ее черты —Я потерял тебя.1971
Макбет
Куда вы, леди? – страсть моя,Бредущая впотьмахС душой высокой, как змеяУ коршуна в когтях.Упорной страсти замкнут кругШотландскими холмами.Объяты тени ваших рукОгнями и громами.С них каплет кровь – кольцо в крови!И поздними слезамиЯ плачу и молю любвиНад этими руками.За то, что вам в огне пылатьНа том и этом свете,Позвольте мне поцеловатьВам эти руки, леди.1971
Возвращение
Шел отец, шел отец невредимЧерез минное поле.Превратился в клубящийся дым —Ни могилы, ни боли.Мама, мама, война не вернет…Не гляди на дорогу.Столб крутящейся пыли идетЧерез поле к порогу.Словно машет из пыли рука,Светят очи живые.Шевелятся открытки на дне сундука —Фронтовые.Всякий раз, когда мать его ждет, —Через поле и пашнюСтолб клубящейся пыли бредет,Одинокий и страшный.1972
«О, миг! Это камень проснулся…»
О, миг! Это камень проснулсяИ мира пустого коснулся,И каменным стал этот мир.Всё сущее камень сломил.Дороги назад оглянулись,Все стороны света замкнулись,И молния в камень ушла…И камню открылась душа.1972
Водолей
Итак, я еду в сторону Кавказа,На прочее давно махнул рукой.Сулит душе утраченный покойСвободное течение рассказа.Я еду мимо пашен, мимо рек.В окне земля российская мелькает,Обочь несётся, дальше проплывает,А далее стоит из века в век.Что там стоит?.. Не храм ли Покрова?Аль разъярённый силуэт Петра?Рождённый в феврале, под ВодолеемВ самодовольный аварийный век,Я вырос с инфантильным поколеньем,Издёрганный и точный человек.Надежды запах стал несносно горек,И очерствел воспоминаний хлеб.Я позабыл провинциальный город,Где улицы выходят прямо в степь.Был город детства моего – дыра,Дыра зелёная и голубая.И девушка была, как мир стара,Сияла, лёгкая и золотая.На карусель мы сели, на скамьюЛетучую и голубую.Но закружило голову мою,И я забыл зелёную своюИ первую и дорогую.«В Москву! – кричал. – Немедленно в Москву!»Зачем же из неё в тоске бегу я?От проводницы принимая чай,Наверно, я забылся невзначай.Душа моя повита дымкой скуки,А проводницы голос серебрист.Она смеётся: – Уберите руки!Вы всё равно не женитесь, артист. —Оставим эти штуки в стороне,И я считаю это невозможным.Гражданка, в одиночестве дорожномНе думайте так плохо обо мне.Я вспомнил золотое.Нелюдимо,Локтём
о шаткий столик опершись,Я чай приму, я брошу сахар мимо,Я размешаю чайной ложкой жизнь.Проеду мимо пашен, мимо рек,В окне земля российская мелькает,Обочь несётся, дальше проплывает,А далее стоит из века в век.Я вспомню голубое.Стык за стыкомНесутся вспять былые времена.Там, в городе, есть улица одна.Тончайшей ложкой со стеклянным стукомЯ постучусь…Откроет дверь – она!Я понимаю, как её встревожит.– Вы помните, двенадцать лет назадЯ вас любил, любовь еще, быть может…– Ах, это вы? Садитесь, Александр! —Но в хитрый разговор совсем некстатиВорвались дребезжащие болтыИ голос: «Остановка!»На закатеГорят верхи деревьев и мечты.Вокзал качнулся, замерли деревья,И в воздухе переломилось время.Я вышел с чайной ложкой на перрон.О, город детства, это он ли? Он!Что с поездом? «Задержится немного».Успею!..О, забытая дорога!Мне стыдно потому, что всё прошло.Вот этот дом. Знакомое окошко.Я постучал, как дьявол, чайной ложкойВ холодное горящее стекло.В окне мелькнуло женское лицо,Открылась дверь бесшумно на крыльцо.Смеркалось. Вышла женщина из света.Я молвил у ступеньки на краю:– Не узнаёшь великого поэта? —Она произнесла: – Не узнаю. —Стояли и смотрели друг на друга.Ужели это ты, моя подруга?Куда девались тонкие черты,Полёт, и блеск, и девичьи замашки?На сарафане гнутые цветы…О, полнота! О, гнутые ромашки!– …Муж летчик был. Характер своенравный.Мы оба были слишком равноправны,Он надоел мне, бедный. Он ушёл… —Она закуску принесла на стол.– А как живешь теперь?– На алименты. —Вы слышите, друзья-интеллигенты?– Я вспомнила! – воскликнула она. —Тихоня, ты любил меня… О, боже!Как я смеялась в девочках!.. Постой же!Куда? Уж поздно… —Да! И ночь темна.И в прошлом ничего-то не найти,А поезд мой давно уже в пути.И площадь привокзальная пуста.И скука ожидальная остра.Но вот машина. Морда между деломЗевает. На борту во всю длинуНамараны скрипучим школьным меломДва слова:«Перегоним Сатану!»Вот кстати!.. Грузовик остервенелоПонесся. Я нагнал остывший чайНа следующей станции. Прощай,Острoта ада!..И душа запелаО свежести, утраченной давно…За прошлогодним снегом еду в горы.– Чуть было не отстал!– А поезд скорый, —Сказал сосед, – отстать немудрено.1970, 1972
Отец космонавта
Вы не стойте над ним, вы не стойте над ним, ради Бога!Вы оставьте его с недопитым стаканом своим.Он допьёт и уйдёт, топнет оземь: – Ты кто?– Я дорога,Тут монголы промчались — никто не вернулся живым.– О, не надо, – он скажет, – не надо о старой печали!Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне родном.Не его ли шаги на тебе эту пыль разметали?– Он пошёл поперёк, ничего я не знаю о нём.На родном пепелище, где угли ещё не остыли,Образ вдовьей печали возникнет как тень перед ним.– Я ходил на дорогу, – он скажет, — а в доме гостили…– Ни французы, ни немцы — никто не вернулся живым.– О, не надо, – он скажет, – не надо.Есть плата дороже.Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне родном.Ты делила с ним стол и ночей сокровенное ложе…– Он пошел поперёк, ничего я не знаю о нём.Где же сына искать, ты ответь ему, Спасская башня!О медлительный звон!О торжественно-дивный язык!На великой Руси были, были сыны бесшабашней,Были, были отцы безутешней, чем этот старик.Этот скорбный старик не к стене ли Кремля обратился,Где начертано имя пропавшего сына огнём:– Ты скажи, неужели он в этих стенах заблудился?– Он пошёл поперёк, ничего я не знаю о нём.Где же сына искать, где искать, ты ответь ему, небо!Провались, но ответь, но ответь ему, свод голубой, —И звезда, под которой мы страждем любови и хлеба,Да, звезда, под которой проходит и смерть и любовь!– О, не надо, – он скажет, — не надо о смерти постылой!Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне родном.Ты светила ему, ты ему с колыбели светила…– Он прошёл сквозь меня, ничего я не знаю о нём.1972
Баллада об ушедшем
Среди стен бесконечной страныЗаблудились четыре стены.А среди четырёх заблудилсяТот, который ушедшим родился.Он лежал и глядел на обои,Вспоминая лицо дорогое.И потёки минувших дождейНа стене превратились в людей.Человек в человеке толпится,За стеною стена шевелится.– Дорогое лицо, отпусти!Дай познать роковые пути.Невозможные стены и далиНе такой головой пробивали… —Так сказал и во тьме растворилсяТот, который ушедшим родился.Он пошёл по глухим пропастям,Только стены бегут по пятам,Только ветер свистит сумасшедший:– Не споткнись о песчинку, ушедший!1973
«Надоело качаться листку…»
Надоело качаться листкуНад бегущей водою.Полетел и развеял тоску…Что же будет со мною?То ещё золотой промелькнёт,То ещё золотая.И спросил я: – Куда вас несёт?– До последнего края.
1973
«Ночь уходит. Равнина пуста…»
Ночь уходит. Равнина пустаОт заветной звезды до куста.Рассекает пустыни и высиСеребристая трещина мысли.В зёрнах камня, в слоистой слюдеЯ иду, как пешком по воде.А наружного дерева сводТо зелёным, то белым плывёт.Как в луче распылённого света,В человеке роится планета.И ему в бесконечной судьбеПуть открыт в никуда и к себе.