Отпусти своего демона

Кравцов знал, что вскоре ощутит на себе весь ужас абстинентного синдрома. Тот факт, что его перестали пичкать наркотиком и дали возможность спастись, должен был радовать. Но не радовал.

Джеку не хотелось испытывать дискомфорт. Не сейчас, только не сейчас. Он еще не готов. Требовалось время, чтобы собрать волю в кулак и настроиться на борьбу.

Накатила паника. Стало так страшно, что чуть не стошнило.

Может, он поспешил со звонком отцу, и нужно было разрешить себе последнюю дозу? Он взрослый адекватный человек – конечно же, он бросит. Но коль уж его все равно подсадили… имеет ли смысл отказываться от «прощальной встречи»? Не спровоцирует ли резкий отказ от вещества еще большую тягу?

Есть в психологии такое понятие – «незавершенный гештальт». Оно объединяет в себе задачи, которые недорешили, дела, которые не доделали, потребности, которые не удовлетворили. Накопление незакрытых гештальтов является одной из главных причин формирования неврозов – об этом психотерапевт Кравцов знал как никто другой. Незавершенный гештальт создает очаг хронического неудовольствия или тревоги и мешает продвигаться вперед. Кравцов обладал необходимым навыками, чтобы справиться с подобной проблемой. Но вместе с тем понимал, что существует и другой путь – осознанно поддаться искушению и, насытившись, отречься от него.

Долбаный идиот! Не стоило сразу тревожить отца. Нужно было позвонить Гретхен и попросить дозу.

Иван схватился за ручку дверцы, намереваясь снова поискать телефон. В темном стекле отразилось изможденное лицо с залегшими под глазами тенями. Во всем его облике читалось что-то лихорадочное, нездоровое. Кравцов никогда не видел себя таким. Стиснул кулаки, раздражаясь на собственную глупость. Он рассуждал, как наркоман со стажем. Приплетал жалкие оправдания, выдумывал нелепые причины, чтобы только вколоть очередную дозу. Какой, к черту, незавершенный гештальт! Какой звонок Гретхен! Его удерживали силой, травили ядом, а он всерьез размышляет о том, что неплохо бы повторить. Сдержанный, здравомыслящий психотерапевт, которому доверяли сотни и сотни людей, превратился в одного из своих пациентов – напуганного, ослепленного разрушительным желанием.

Поскорей бы приехал отец! Иначе он за себя не ручается. Рациональные доводы давались ему все трудней; пройдет совсем немного времени, прежде чем способность соображать растворится во всепоглощающей потребности в наркотике.

Впереди сверкнули фары.

Джек вышел навстречу.

Сергей Иванович остановил автомобиль прямо посреди дороги, перегнулся через сиденье и открыл дверцу для пассажира. Кравцов молча сел в машину.

Внешний вид и состояние сына потрясли Сергея Ивановича. Сердце болезненно сжалось, стало трудно дышать. Он расстегнул верхние пуговицы шерстяного пальто и сделал пару глубоких вдохов. Кравцов-старший обладал железной выдержкой, которая не изменяла ему даже в самых критических ситуациях. Когда он узнал, что сын ослеп, он сразу же привез его в Мюнхен, в лучшую офтальмологическую клинику, и оставался с ним на протяжении долгого периода, пока очередная операция не увенчалась успехом. Непростое было время – Сергею Ивановичу приходилось жестко контролировать собственные эмоции и подавлять негативные мысли. Но другого выхода не было. Он стал для сына опорой, и вместе они преодолели черный период.

Он надеялся, что в жизни Ивана больше не возникнет ничего подобного. Но сейчас, глядя в бесцветные, воспаленные глаза своего ребенка, Кравцов-старший понимал: произошло что-то страшное.

– Что стряслось, сын? – неестественно твердым голосом спросил он. Между его бровей пролегла глубокая складка.

В течение минуты в салоне висела свинцовая тишина. Наконец, Иван сказал:

– Пап… Отвези меня в наркологическую клинику. Прямо сейчас…

Когда Стефан вывел Джека из коттеджа, Гретхен уже стояла возле крыльца, обняв себя за плечи и еле заметно раскачиваясь из стороны в сторону. Ее глаза были большие, желтые и неживые. Как у красивой фарфоровой куклы. Толкни ее кто-то, задень случайно, – и она разобьется на тысячи острых осколков.

Три месяца спустя

– Она шикарная. – Полина провела рукой по блестящему капоту автомобиля. – Лучше прежней, поздравляю!

– Ники умеет любую неприятность обернуть выгодой для себя. – Оксана тряхнула пышными волосами, хитро прищурившись. – Да, детка?

– Да, детка, – согласился Никита, нажимая на брелок сигнализации и запирая машину. – Пойдем внутрь? Темыч написал, что задержится минут на двадцать. Не ждать же его на холоде.

Девушки кивнули, и компания двинулась в сторону небольшого уютного ресторанчика, где они планировали обмыть новую машину Никиты.

С момента аварии минуло четыре месяца, и негативные эмоции утратили былой накал. Теперь Никита нисколько не сомневался, что поступил правильно, не явившись в полицию с повинной. Как выяснилось, камера на том перекрестке действительно была, и она зафиксировала номера автомобиля, насмерть сбившего пешехода. После того, как Никита сообщил об угоне машины, буквально через два дня его пригласили в участок. Последующие три недели стоили ему немалых нервов. Однако алиби у него имелось железное – друзья не подвели. Подозрения с него сняли, а дело об угоне и о ДТП объединили в одно производство.

Страховая компания выплатила приличную сумму за угон. Родители добавили сверху, и Никита приобрел отличные колеса.

– Я уже и забыл, как это удобно – иметь собственную тачку, – признался он, усевшись за столик.

– Тебя же Оксана постоянно возила, – улыбнулась Полина, открывая меню.

– И мне приходилось за это платить чуть ли не каждую ночь, – хохотнул он. – Знала бы ты, как это утомляло.

– Будешь и дальше говорить нечто подобное, придется утомить тебя по-настоящему, – пригрозила Оксана, состроив страшное лицо.

– Не смотри на меня так, я начинаю возбуждаться.

– Вот поэтому мы идеально друг другу подходим. – Оксана демонстративно поправила грудь. – Тебя легко возбудить, а меня трудно удовлетворить.

Полина снисходительно покачала головой: эти двое любую беседу сводили к сексу. Впрочем, их любовные перепалки совсем не раздражали ее. Не присутствовало в них сопливого романтического подтекста, скорее дружеский стеб. Никите и Оксане удавалось оставаться приятелями, несмотря на физическую близость, – и это восхищало. Полина сильно сомневалась, что смогла бы дружить с тем, с кем делила постель.

У Оксаны многому стоило поучиться. Ее прагматичный подход к жизни завораживал. Она так естественно влилась в их компанию, как будто они были знакомы тысячу лет. Еще недавно Полина вряд ли поверила бы, что спокойно воспримет вторую девушку в их узком кругу. Но с Оксаной не возникло никаких проблем – в ее красивой женской головке находились мужские мозги. А поладить с мужскими мозгами Полине всегда удавалось легко и непринужденно.

К столику подошла симпатичная официантка и приняла заказ. Никита проводил ее заинтересованным взглядом и подумал о том, что он чертовски везучий человек. Недавно жизнь казалась беспросветной и пугающей. Он и не надеялся, что когда-то забудет о страшном происшествии. Но минуло совсем немного времени, и смотри-ка, он уже вовсю веселится с друзьями, отмечает удачную покупку и заглядывается на попки официанток.

Больше всего Никита боялся, что драматические события отразятся на его дружбе с Артемом. Товарищ отличался идеализмом и предельной принципиальностью. И хотя он согласился помочь и обеспечить алиби, дальнейшее общение было под сомнением. Тем более что удар получился двойным: Никита признался не только в наезде на пешехода, но и в том, что навредил Даниле. И если с первым Свет еще мог худо-бедно смириться, то принять второе был просто не в состоянии. Он – такой положительный и порядочный – и вдруг одержал нечестную победу? Никита жалел, что не удержал язык за зубами, но сказанного, увы, не воротишь. Несколько дней Артем ходил мрачнее тучи, замкнувшись в себе и избегая контактов. Никита тогда здорово переволновался, опасаясь, что друг передумает давать показания в его защиту. Однако Артем свое обещание выполнил. И на следующий день вел себя так, словно ничего дурного не произошло. То ли притворялся, то ли и правда решил не заморачиваться – Никита не знал. Сил на то, чтобы докапываться до истины, попросту не осталось. Его радовало, что их дружбе отныне ничто не угрожает. А о большем он не тревожился.