Отрава
Шрифт:
– Ну...
– Нет, конечно. Мы все – негодяи, – Элсворт снова покачал головой. – Хотя все, что мы пытаемся сделать... да ладно, хватит об этом. Я вовсе не собираюсь читать проповедь на тему «Стоматолог – это рыцарь без страха и упрека». Я лишь пытаюсь объяснить, что Джерри МакКеннон никогда не вел себя так, как будто в моем кабинете его собираются подвергать пыткам. И вообще, он мне обычно рассказывал ужасно смешные анекдоты. И между прочим, ни одного о зубных врачах.
– И много на свете анекдотов о зубных врачах? – поинтересовался Карелла, который не мог вспомнить ничего подобного.
– Ой,
– Вот вы только что сказали «до недавнего времени»...
– Да, дело в том... – Элсворт покачал головой. – Может быть, это из-за лечения. Я не знаю. Некоторые при словах «чистка канала» воображают, что врач собирается ковырять в их зубе канал вроде Панамского или Суэцкого. Но это довольно обычная процедура. Мы удаляем убитый нерв, прочищаем и пломбируем канал, а затем ставим коронку.
– И последние визиты к вам были связаны именно с этим? Обычная чистка и пломбирование канала?
– Да. Какие, вы сказали, числа? Я помню, что принимал его в феврале несколько раз...
– У меня есть данные только за март, – сказал Карелла.
– Где-то в начале месяца, так?
– Да, один из визитов приходился на восьмое.
– Да, где-то в это время. В феврале я удалил нерв, прочистил канал и заделал его. А в марте...
– Заделал?
– Запломбировал. Восьмого марта, очевидно, поставил ему временную коронку. А где-нибудь примерно через неделю...
– Да, пятнадцатого...
– У вас это число? Значит, так и есть. И тогда я снял слепок с зуба... гипсовый слепок, чтобы изготовить постоянную коронку... а потом снова надел временную. Я думал, что поставлю постоянную через несколько недель.
– Это было бы двадцать девятого...
– Да, очевидно.
– И он так и не пришел.
– Да.
Элсворт снова покачал головой.
– Знаете что... у меня было предчувствие, что может произойти что-то подобное...
– Что вы хотите сказать?
– О стоматологах нечасто говорят как о врачах, однако мы изучаем такие же науки, как и терапевты. Анатомию, биохимию, бактериологию, гистологию, фармакологию, патологию... мы все это изучаем. И если жизнерадостный по натуре человек неожиданно приходит, и у него такой... убитый вид... я начинаю подозревать, что существует какая-то психологическая проблема.
– То есть он казался подавленным, так?
– Да, и даже очень.
– У него была депрессия?
– Ну, это почти то же самое.
– Он не сказал, в чем причина?
– Нет.
– И не намекнул...
– Нет.
–...Даже как-нибудь косвенно?
– Нет.
–...Что могло бы его тревожить?
– Не знаю.
– Я полагаю, вы не были удивлены, – сказал Карелла.
– Чем?
– Его смертью. Отравлением.
– Вы хотите сказать, не считаю ли я, что он склонен к самоубийству?
– А вы так считаете?
– Нет. Мне и в голову не могло прийти, что он способен покончить с собой. Никогда. И, честно говоря, я был просто поражен. Когда об этом услышал... Господи, я был потрясен. Мой пациент покончил с собой! Отравился! И... скажу
вам правду, мистер Карелла... я чувствую себя виноватым.– Виноватым?
– Да. За то, что не проявил бдительности. За то, что не понял, что его депрессия носит гораздо более серьезный характер, за то, что я не предвидел возможного самоубийства. – Он покачал головой. – Знаете, мы многое считаем само собой разумеющимся. Не обращаем внимания на важные вещи.
Карелла кивнул и снова заглянул в свою записную книжку.
– Он никогда не упоминал при вас каких-либо имен? – спросил он. – Например, Мэрилин Холлис?
– Нет.
– Нелсон Райли?
– К сожалению, нет.
– Чарльз Эндикотт, или Чип.
– Нет.
– Бэзил Холландер?
– Нет.
Карелла закрыл книжку.
– Доктор Элсворт, благодарю вас за то, что уделили мне время. Простите, что побеспокоил в ваш выходной день. – Он встал, вытащил бумажник и протянул Элсворту свою визитку. – Если что-нибудь вспомните, позвоните вот по этому телефону. Буду вам благодарен.
– Да, конечно, – сказал Элсворт.
– Еще раз спасибо, – поблагодарил Карелла. – Если мне понадобится хороший стоматолог...
– Не ходите к Лоренсу Оливье, – с улыбкой посоветовал Элсворт.
Бумаги из 12-го участка были доставлены где-то после часа. Практически там повторялось все то же самое, что сообщил Уиллису Ларкин, указано лишь было точное время, когда Холландер вернулся домой в воскресенье. Один из соседей видел, как он поднимался на лифте примерно в половине восьмого вечера. Холландер вышел на четвертом этаже. Медэксперт, учитывая те обстоятельства, что температура в комнате менялась и тело лежало на поглощающем тепло ковре, дал весьма приблизительное время смерти – это, по его мнению, случилось ночью в воскресенье или ранним утром в понедельник. Во всяком случае, в половине восьмого он был еще жив и шел, по всей вероятности, в 401-ю квартиру. «Интересно, – подумал Уиллис, – а что делала Мэрилин Холлис вечером в Пасхальное воскресенье после половины восьмого».
Он не видел Кареллу с самого утра, когда оба пришли на работу. Карелла еще не знал, что им достался из 12-го участка еще один труп. Не знал об этом и лейтенант Бернс.
– Ты что, с ума сошел? – ахнул Бернс после того, как Уиллис сообщил ему новость.
Оба окна кабинета были распахнуты навстречу весеннему апрельскому ветерку. Бернс сидел без пиджака, в одной рубашке, склонив седеющую голову с коротко стриженными волосами над грудой бумаг, наваленных на столе. Жесткие, синие глаза с удивлением уставились на подчиненного. Уиллису на мгновение показалось, что он сейчас перепрыгнет через стол с бумагами и вцепится ему в горло.
– Какого черта?..
– Они наверняка связаны, – спокойно сказал Уиллис.
– Я тоже связан родственными узами со своей четвероюродной сестрой в Пенсильвании...
– Это не четвероюродная сестра, Пит, – заметил Уиллис. – Это вторая жертва, связанная, причем достаточно близко, с женщиной по имени Мэрилин Холлис.
– И ты хочешь сказать, что это она их убила?
– Подожди, Пит, я такого не говорил.
– А что тогда ты говорил? У нас и так дел невпроворот – до следующей Пасхи не разобраться...