Отражение

— И что теперь? — голос Монтеги жужжал назойливой мухой. — Я думал, надо окропить алтарь кровью или что-то вроде. Где алтарь? Жертва как раз есть. Правда, она уже мертвая. Веник, ты не мог его лишь слегка покусать? Где нам сейчас найти новую жертву? Тут никого. Ну, кроме меня. А я не согласен…

Я смотрела в серые глаза с золотой каемкой вокруг зрачков и понимала, что все замудренные теории Монтеги никуда не годятся. Седьмому дому не нужна чужая кровь. И страдания не нужны. И тем более смерть. Его чаросвет совершенно особенный и вспыхивает от другого.

Башня загудела сильней, оживая, и золотые трещины на зеркалах сделались шире.

Я обняла Бастиана и поцеловала его вновь. Я не могу исполнить пророчество. Сама — не могу. Потому что я лишь зеркало. Первое из тех, что нужно зажечь в этой башне.

Она гудела все сильней, а зеркала вспыхивали одно за одним. Чаросвет седьмого дома разгорался, усиливаясь зеркальным лабиринтом, и свет поднимался к верху башни золотой волной. Свет Бастиана лился в меня, и его не становилось меньше. Потому что любовь не отбирает, а отдает и лишь множится…

— Вы только поглядите! — крикнул Монтега, едва не подпрыгивая на месте. — Что происходит!

Веник вскочил на лапы, загавкал.

Но Бастиан обнял меня крепче, и мы самозабвенно целовались, забыв обо всем, в старой башне, полной зеркал. А когда оторвались друг от друга, башня ровно гудела, как чаромобиль, который наконец завели.

— Посмотрим, что получилось? — предложил Бас, сплетая пальцы с моими.

***

Колокольчики на террасе взволнованно зазвенели. Фелиция приподнялась в кресле-качалке, распахнула глаза. Курчавые барашки облаков, безмятежно бредущие по небу, заволновались, сбились в тесное стадо и, развернувшись, помчались в другую сторону. Деревья вздрогнули и покачнулись, стряхнув розовые лепестки. Фелиция вскочила, ухватилась за перила и едва устояла на ногах от внезапного порыва ветра. Ее волосы разметало, прическа превратилась в форменный стог, а колокольчики трезвонили настоящим набатом.

Перед глазами замелькали яркие картинки нового будущего, и Фелиция, запрокинув голову к небу, рассмеялась.

***

Внезапный вихрь поднял тучу песка, заслонив и войска, и город Альваро, и даже небо.

— Назад! — скомандовал Артирес. — Уносите раненых!

Песчаная буря стирала недавнюю битву, пряча и пятна крови, и неподвижные тела. Опрокинула боевую машину, забытую котами Тибальда, пришпорила лошадей, на которых удирали остатки войск красных псов.

— Что за напасть! — сердился Вьер и ожесточенно тер глаза. — Арти! Арти!

— Я здесь, — Артирес схватил командира за локоть, помогая ему подняться.

Пустыня бушевала, заслоняя небо, словно бог посмотрел вниз и увиденное ему не понравилось.

— Мы победили? Откуда ветер? Ничего не понять! — бурчал Вьер, пока они отходили к городу.

Буря улеглась так же внезапно, как началась. С белых стен Альваро почти не было видно следов битвы: кое-где торчали забытые флаги, остов боевой машины напоминал скелет давно умершего животного.

Воины вытаскивали из-под заносов раненых, не разбирая принадлежности к дому, и к воротам Альваро протянулась цепочка носилок.

— Ты не туда смотришь, — окликнула мужа Лорейн и, обхватив его подбородок, заставила повернуть голову к Сумеркам.

Раньше горизонт темнел траурной каемкой. Теперь он мерцал золотом.

***

Оракулы стояли перед великим полотном судеб, наблюдая, как на нем появляется узор нового мира.

— Значит, все-таки птица, — хмыкнул старик, поглаживая пышную белую бороду. — И черный пес, куда без него.

— Выглядит миролюбиво, — с надеждой произнес молодой.

— Зубы вон торчат, — угрюмо добавил третий с заметной проплешиной на седой голове. — Такого только тронь.

— С ними все понятно, но что там делает рыжий кот? — удивленно заметил старый.

Он подошел к ковру ближе, подслеповато прищурился, но рисунок никуда не делся: из-за лапы черного пса выглядывал рыжий кот, и морда у него была наглая, точно тут ему самое место.

— Эти рыжие коты везде пролезут и разрешения не спросят, — проворчал плешивый.

— Остается надеяться, что и про нас не забудут, — хмуро сказал молодой.

— Лучше б забыли, — вздохнул плешивый. — Впрочем… Если удастся договориться с птичкой…

Они спорили и обсуждали будущее, а на великом полотне тем временем переплетались нити множества судеб, завязывались крепкие узлы, появлялись новые жизни. Краски стали ярче, словно с ковра хорошенько выбили пыль, и орнамент по краям горел золотом.

— Фатаруг… — произнес старик, усмехнувшись в белоснежную бороду. — Ну надо же…

***

— Получилось! У них получилось!

Алеф повернулся к старой таверне, но тут же деликатно отвел взгляд.

Свет заливал развалины древнего поселения, и те обрели краски: большей частью серые, но густой мягкий мох, укутывающий каменную ограду пушистым шарфом, оказался светло-зеленым, совсем как глаза Фелиции.

— Вы все пропустите, — сказал он строго. — Хватит уже целоваться!

Ронда с Ларгом наконец изволили оторваться друг от друга и выглянули в окно.

— Светло, — констатировал Ларг.

— Ага, — сказала Ронда. — Там наверху что-то вроде зеркала?

— Очень ярко, — ответил Ларг. — Не разглядеть. Но судя по тому, что свет отражается и заливает всю округу, там очень крутое зеркало. А знаешь, кто еще крутой?

— Ты? — хихикнув, предположила Ронда.

— Нет, ты…

— Вы опять за свое? — страдальчески воскликнул Алеф. — У нас здесь историческое событие! Ларг! Ты же заучка! Ботан! Должен понимать важность… Тьфу!

Он отвернулся, но злиться не получалось, и губы сами расплывались в улыбке.

Поморгав, Алеф прищурился, пытаясь разглядеть, что же там, в небе.

***

— Свет во мраке! Пророчество! Сбылось!

Пацан проорал это все как ошалевший и сбежал, оставив дверь нараспашку. Рут выскочила на крыльцо, чтобы расспросить, узнать… Да так и застыла.

Зеркало на башне как будто потухло. Потому что все Правые Порожки, и даже Левые, оставшиеся на другом берегу, теперь заливало светом прямо с неба.

Ноги вдруг ослабели, и Рут опустилась на крыльцо, стащила платок, подставляя изрядно поседевшую голову теплым лучам.

— Ты плачешь? — удивился старый Пайк, присев рядом. — Рут, ты чего!

— Я от счастья, болван, — отмахнулась она.

— Свет для каждого… Это… Может, и настойки для каждого? — предложил он. — Такое событие…

Сумерки ликовали, отовсюду слышались радостные крики и смех, и обычно черная река празднично блестела серебром.

Свет — это хорошо. Тепло как, аж разморило. Выходит, у Мэди все получилось. Скоро, небось, заедет навестить тетушку. А значит, дел невпроворот.