Отрешенные люди

– Не без этого... Сила у них в руках.

– Знаю я, что у них в руках, - криво усмехнулся Михаил Петрович, - вся Вена только о том и говорит, что императрица фавор иной имеет. Правильно говорю? Ванька Шувалов в гору пошел? Верно?

– А чего ему не пойти? Молодой, ловкий, и сорока еще нет.

– Да-а-а... Нам бы с тобой его годики. А? Мы бы им показали!

– С чем приехал, лучше скажи. Мария-Терезия шуры-муры за нашей спиной не затевает? С Фридрихом не перешептывается?

– О чем ты, Алексей, ни-ни... И слышать о нем не желает. Зато из Парижа зачастили людишки разные. Чего-то готовят.

– Знамо дело, чего против нас может Людовик готовить: турка поднять, расшевелить, татар крымских, а сами меж тем тихонько в Черное море корабли шлют, фарватер меряют.

– И об этом знаешь?
– удивился Бестужев-старший.

– А то как, не зря хлеб жую и к государыне на доклады хожу. Кое-что известно. Но более других меня Фридрих беспокоит, хитрая бестия. Он хоть и шлет к императрице любезные письма, но замышляет себе кусок пожирнее оттяпать...

– На Саксонию нацелился, - вставил слово Михаил Петрович.

– Верно, верно. А потом и Марии-Терезии не поздоровится, а там уже и наш черед придет. Попридержать его надо, как думаешь?

– Не мешало бы, но ведь он нас не послушается, как я думаю. Не будет разрешения спрашивать. Наши земли он не трогает, армию против него не пошлешь, а то знаешь, сколь шуму будет...

– Главное, государыне объяснить, что он за фрукт, Фридрих этот.

– Кто мешает? Поди, при дворе каждый день бываешь.

– Каждый-то каждый, да только у государыни нашей, как тебе известно, то головка бо-бо, то собачка любимая подохнет, то...
– канцлер безнадежно махнул рукой, отвернулся, подошел к письменному столу, взял табакерку, осторожно отсыпал на ноготь большого пальца небольшую порцию табака, нюхнул, блаженно закатил под лоб глаза.
– Не желаешь?
– спросил брата.

– Отвык, прости, а вот трубочку закурю, - Михаил Петрович вынул из бокового кармана трубку с прямым мундштуком, - вели огня подать.

Хозяин дома негромко звякнул колокольчиком, и тут же возник лакей, держа в левой руке зажженную свечу, с поклоном подал ее старшему Бестужеву и молча удалился.

– Как тебе удается их в страхе держать?
– удивился Михаил Петрович, прикуривая от свечи.
– А у меня что ни лакей, то пьяница или бабник, не доорешься иной раз....

– Каков господин, таков и слуга, - улыбнулся глазами Алексей Петрович, - али не знал?

– Но-но, ты мне это брось, не озорничай. Жалею пороть их, вот и творят, что в голову взбредет.

– И я не порю, а сразу в рекруты - и весь сказ.

– Как Андрей твой?
– поинтересовался старший Бестужев.

– Лучше не спрашивай. Все то же, толку никакого. Его вот в рекруты не сдашь, сорт не тот. Тебе ладно бездетному жить, а мне... Как старшего схоронил, то думал Андрюшка первым помощником станет, да все без пользы. Денег который год ему на руки не даю.

– И об этом слышал, - обмолвился Михаил Петрович со вздохом.
– Не та нынче молодежь пошла.

– Не говори. Размазня! Погляжу еще малость, да и в монастырь направлю. Пущай до конца дней в волосянице походит, с кваса на хлеб перебиваясь.

– Не трави душу, не поможет. Давай-ка о делах потолкуем. Есть у меня задумка одна, как императрице глаза на Фридриха и его проказы открыть. Рассказать?

– Конечно, - оживился Алексей Петрович, - почему сразу с этого не начал? Говори, рассказывай...

– Да особо не о чем и говорить. Мыслишка одна у меня вертится, а как к ней ноги приделать, и не знаю. Семейство все еще там, в Холмогорах, неопределенно взмахнул он рукой.

– Что это ты про них вспомнил?
– моментально насторожился Бестужев-младший.
– Лучше из головы выкинь, забудь о семействе том, а то и до греха недалече.

– Царевич верно уже в возраст вошел, - не слушая брата, продолжал Михаил Петрович, - а слышал я, будто Фридрих им, ох, как интересуется.

– Надо думать, - прошелся по комнате граф Алексей Петрович и, бесшумно приоткрыв дверь, глянул в коридор, но там никого не было.

– Не доверяешь слугам?
– проводил его взглядом Михаил Петрович.

– А ты, можно подумать, кому-то доверяешь? Особенно, когда речь о собственной голове идет. Доверяй, да проверяй.

– Правильно делаешь, дело нешуточное. Слыхал я от верного человека, будто король желал бы при своем дворе нашего высокого узника держать. Понимаешь, о чем я?

– Как не понять, не совсем пока ум потерял. Не по зубам ему этот кусок окажется. От Петербурга до Холмогор курьер туда и обратно почти за две недели оборачивается. А из Пруссии? Глупости это все.

– Может, и глупости, но только мог бы и ты, братец, свой интерес в этом щекотливом деле поиметь.

– Это как?
– глаза Бестужева-младшего неожиданно зажглись, и он подошел вплотную к старшему брату, ухватил его за пуговицу на кафтане, потянул к себе, прошептал с придыханием.
– Знаешь ли ты, что я тебя по долгу службы должен сейчас к Алексашке Шувалову в Тайную канцелярию отправить? Не мальчик, поди, должен понимать, о чем речь ведешь.

– Да послушай ты! Знаю, о чем говорю. Фридрих - мужик упрямый: чего задумает, то обязательно исполнит. Будет руки тянуть к Ивану Антоновичу пренепременно...

– - Отрубим те ручонки, с корнем отрубим, - жестко произнес Алексей Петрович, выпуская из пальцев пуговицу на кафтане у брата и отходя в сторону.

– - Ишь, Аника-воин, раздухарился! Ты мне дашь до конца договорить, а то ведь пойду, мое дело сторона, я тут никаких выгод иметь не буду.

Алексей Петрович понял, что перегнул палку, и, достав из-за обшлага платок, промокнул покрывшийся испариной лоб, прошел к любимому креслу и сел в него, пожевал нижнюю губу, что-то обдумывая, глянул на брата, который терпеливо ждал и, успокоившись, проговорил:

– Давай, сказывай, какую каверзу задумал. Перебивать более не стану.

– Давно бы так, а то: "Тайная канцелярия", "руки под корень". Тебе бы не канцлером служить, а в сыск податься...

– Сам знаю, где служить, - не выдержал младший Бестужев, вновь перебивая брата, - ты о деле сказывай.

– Хорошо, давай о деле. Слушай. Думаю я про Фридриха, и по всем статьям выходит, что будет он своего человека в Холмогоры засылать, чтоб узнать, что да к чему, подходы нащупать. А потом, как все вызнает, то может и экспедицию на захват царевича направить. Ты представляешь, что тогда твориться в Европе начнет, когда законный наследник российского престола в приживалках у прусского короля окажется?! Такой тарарам поднимется, чертям плохо станет, вся Европа закачается, и все, что мы с тобой столько лет создавали, склеивали, мигом развалится.