Отрезок пути

Как бы то ни было, я оказался в затруднении. Если бы рядом был Северус, проблем бы не было, но я не знал, известно ли ему о грозящей Гарри опасности, поэтому никак не мог решить, нужно ли что-то предпринимать. Я знал, что смогу аппарировать к нему, но ведь для этого мне пришлось бы для начала покинуть территорию Хогвартса, что, мягко говоря, проблематично, и, к тому же, требует немало времени.

Не знаю, к чему бы я в итоге пришел, но в самый разгар размышлений меня накрыла самая жуткая головная боль изо всех, что мне когда-либо приходилось испытывать. Боль проникла в мой мозг и разорвала его на мелкие кусочки. Швырнула меня на пол и наполнила рот кровью из прокушенного языка. Перед глазами была только тьма, об которую я бился, словно рыба об лед, а шум в ушах стоял такой, что я едва слышал собственные крики. А я кричал… нет, не кричал – вопил так, словно меня резали на части.

Не знаю, сколько времени продолжалось это безумие. Пришел в себя я только утром – все на том же диване, укрытый мягким и теплым пледом. Несколько минут я просто лежал, наслаждаясь ласкающими движениями чьих-то рук на своих волосах. Потом я открыл глаза, увидел Северуса и понял, что моя голова лежит вовсе не на подушке, которая не зря показалась мне жесткой, а на его коленях. У него был такой усталый и измученный вид, что я с трудом удержался, чтобы не попросить прощения за причиненное беспокойство.

После того, как я выпил несколько гадких зелий и смог более или менее адекватно воспринимать информацию, Северус рассказал мне, что произошло.

Оказывается, Гарри и Гермиона попались в ловушку, которую подготовил Волдеморт, и им чудом удалось сбежать. Потом Гарри в очередной раз проник в его сознание – да так глубоко, как никогда раньше, ну, и, как водится, сам того не подозревая, потащил за собой меня. А у меня с Волдемортом, как пошутил Северус, «ментальная несовместимость». Хорошо сказано. Страшно подумать, если я чуть не умер, что же с Гарри должно было твориться? Наверняка ему было в разы хуже, чем мне.

Сейчас, впрочем, все уже в порядке. Я внимательно прислушиваюсь к своим ощущениям, но ничего похожего на панику не испытываю. Только мне кажется, что он чем-то здорово расстроен. В последнее время я и такие эмоции начал улавливать. Правда, Северус утверждает, что я их всегда улавливал, а сейчас просто научился отличать от собственных. Так же, как начал отличать обычную мигрень от ментальной связи Гарри с Темным Лордом. Наверное, он прав. Раньше со мной бывало такое, что мне вдруг ни с того, ни с сего становилось грустно или, наоборот, весело.

Странная все-таки штука эта связь. Получается, что без нее я практически и не жил. В книге сказано, что она исчезнет после исполнения Пророчества или после смерти Избранного, и я наверняка это замечу. Это обнадеживает – пока я могу быть уверен, что Гарри жив и здоров. Но мне интересно, каково жить без этой связи, насколько ощутима разница. Надеюсь, что когда-нибудь я выясню это и смогу рассказать Гарри как веселую шутку.

Я тяжело вздыхаю.

– Вам что-нибудь нужно, мистер Лонгботтом? – спрашивает Лауди, на секунду отрываясь от сервировки.

– Дай-ка мне какое-нибудь зеркало, – подумав, прошу я. – Хочу узнать, на что похожа моя физиономия.

– Вы уверены? – с сомнением уточняет он.

– Теперь да.

Лауди с опаской вручает мне карманное зеркало, и я, чуть приподнявшись, осторожно заглядываю в него. Мерлин Великий, это вообще я? Все сосуды в глазах полопались, белки налились кровью, поэтому похож я сейчас на взбесившегося громамонта. Под глазами черные круги – именно черные, а не темно-синие, как летом. Губы тоже почернели и потрескались, и вообще, выгляжу я сейчас чуть ли не старше Северуса. Я с отвращением отбрасываю зеркало в сторону и зарываюсь носом в подушку. Похоже, Северус действительно ко мне неравнодушен, раз мог держать это у себя на коленях. И когда он уже вернется? Если это не произойдет в ближайшее время, Лауди соорудит здесь стол на пятьдесят человек.

Возвращается он только через полчаса и сообщает, что никак не мог отвязаться от Кэрроу. Им сейчас скучно. Студенты разъехались, пытать некого – тоскливо, хоть вешайся. Лучше бы им так и поступить, право слово! И было бы всем счастье.

– Что это, позволь узнать? – сурово осведомляется Северус.

– Я тут не при чем, спроси у Лауди, – бормочу я, догадавшись, что он имеет в виду.

– Спрошу, как только он соизволит появиться.

– А он что, сбежал? Вот гад! Только что был здесь…

– Видимо, не хочет попадать под горячую руку, – Северус усмехается. – Что ж, думаю, имеет смысл отдать должное его стараниям. Ты в состоянии встать? Или нужно кормить тебя с ложечки?

– Не нужно, – мрачно говорю я, с трудом принимая сидячее положение. – Знаешь, у меня сроду не было настолько дерьмового Рождества.

Кое-как мне удается добраться до праздничного стола и рухнуть в кресло. Есть совсем не хочется, несмотря на обилие аппетитнейших блюд. Северус еще и огневиски мне не дает, мотивируя это тем, что мой организм слишком ослаблен. Приходится ограничиваться вином. Впрочем, оно такое вкусное, что я ничего не имею против.

Тем не менее, кое-что съесть мне все-таки приходится. Спорить с Северусом небезопасно. С видом профессионального целителя он наблюдает, как я лениво ковыряюсь в тарелке.

– Послушай, – не выдерживаю я, откладывая вилку в сторону, – ты можешь объяснить мне, почему все это происходит? Почему мне настолько плохо? В книге же вроде было сказано, что в некоторых случаях Избранным удавалось протаскивать своих помощников в чужое сознание, и никто от этого не бился в агонии. Почему же я так мучаюсь?

– Ну, во-первых, ты не легилимент, – говорит Северус.

– Насколько я понял, принципиального значения это не имеет, – замечаю я.

– Не имеет, – он кивает. – Я же говорил, про ментальную несовместимость.

– Северус, мне не смешно.

– А я и не шучу. При легилименции сознание другого человека воспринимается как калейдоскоп картинок. Ты видишь все со стороны, как в думоотводе, только в более быстром темпе. Поэтому в легилименции важна предельная концентрация, чтобы не запутаться в чужих мыслях и чувствах и заставить человека сосредоточиться на том, что нужно тебе.

– Это я понимаю. А при чем здесь…

– Не перебивай! – он взмахивает рукой, призывая к молчанию. – Так вот, то, что вытворяет Поттер – это не легилименция. Во всяком случае, не такая, какой она должна быть. Он не просто проникает в сознание Темного Лорда, он как бы становится его частью. Воспринимает его мысли и чувства, словно свои собственные.

– Спятить можно, – бормочу я ошарашено.

– Из-за вашей ментальной связи Гарри невольно вынуждает и тебя испытывать то же самое. А ты не можешь.