Отродье

Стояна забежала в темную чащу, надеясь скрыться там от бегущего за ней человека. Не к добру, ой, не к добру княжье к ней влечение!

– Погоди, Стояна.

Догнав, Велизар ухватил её за руку – не сильно, ласково, осторожно. Повернулась Стояна к князю, заглянула в очи. А зрак его в ночи черный, шалый, и далекий огонь в нем, ровно в зерцале, пляшет.

– Венок-от, что в реку пущен, не на меня ли плетен?

– Нет, - опустив глаза, вымолвила Стояна. – На суженого.

Усмехнулся Велизар, притянул ближе.

– А не я ли суженый твой?

– Не обессудь, княже. Не ты. Просватана я. Да и ты женат.

– В Ярилы ночь сватанных и женатых нет.

И ну целовать! Яро, бурно.

– Не замай, княже! Пусти! – отворотившись, уперлась Стояна в грудь князя, что ходуном ходит под вышитой рубахой.

– Сватов пришлю, - шепчет сбивчиво Велизар, и дышит хрипло, жарко.
– За меня пойдешь. Добром не пойдешь – умыкну, силой увезу.

Обняв теплый древесный ствол и затаившись, во все глаза смотрит Олеля, как милуется князь.Вырвалась Стояна из княжьих рук, бросилась назад, к кострам.

– Всё одно моя будешь! – крикнул вслед ей Велизар.

Стащил рубаху, отер лицо и грудь, отбросил прочь. Раскинул руки и, подняв голову, захохотал, закричал в небо, приплясывая под далекие бубны.

– Моя будешь!

Зайдя в теплую реку по щиколотку, присела Стояна, зачерпнула воды горстью и плеснула себе в лицо. Невдалеке проплыл чей-то венок.

– Утонул твой венок, Стояна. Не плести тебе две косы, не быть мужней женой.

Обернулась Стояна - за спиной Олеля стоит, смурная да понурая.

– То богам лишь ведомо, светлая княгиня, - отворотилась Стояна.

Опустел берег с рассветом, потухли костры. Затихло Белоречье, отдыхая после празднества. В княжьей светлице, умывшись и переодевшись в чистое, Олеля ждала мужа. Одинокий масляный ночник разгонял утренний сумрак.

Распахнув двери, вошел Велизар. Босой, пахнущий дымом и травами. Кинулся на постель, обнял Олелю.

– Разит от тебя, что от свинопаса, - недовольно оттолкнула та мужа. – Поди, умойся сперва.

– Что неласкова, жёнушка? – усмехнулся князь, лишь крепче её обнимая.

Вскинула Олеля на него горящий взгляд.

– Негоже при жене с другой миловаться. Люду на потеху, мне на срам.

– Так то забава была, - пожал плечами князь.

– Обижаешь меня, княже. Люблю ведь тебя!

– То не моя заслуга, - Велизар выпустил жену, отвернулся, сел на кровати.
– Коли не отец твой, была бы у меня иная жена.

– Не Стояна ли? – опустив глаза, вкрадчиво спросила Олеля.

– Может, и она.

– Но сейчас я - твоя жена. Княгиня.

– Одно и слово, что жена, - фыркнул Велизар.
– Коли жена – сына роди! Коли княгиня – наследника мне дай! А то ровно с дуплом беличьим живу.

Вспыхнула румянцем Оляна, подняла загоревшийся взгляд на мужа.

– Не в обиду, княже. Аще не моя в том вина? Бабы дворовые поговаривают, что после того, как ты отроком в полынью провалился – вымерзло твое семя. А и то верно - много девок дворовых приласкивал, да не понесла ни одна. Не в тебе ли червоточина?

– А поглядим! – рассвирепел князь. – Стояну второй женой возьму! А коли родит – первой сделаю! А тебя - ей в девки!

Выскочил из опочивальни и дверью так грохнул, что погас огонек ночника. Осталась Олеля одна в сумерках на холодной постели.

Глава 3

Еще в начале лета Богоша, отец Стояны, перебрался из Белоречья на лесную заимку. За бортями смотреть - не мёд хлебать. Четыре десятка было их по бору, до иных - два дня пути. Не было у бортника подмоги, кроме Стояны. Жена давно померла, сына старшего медведь в лесу задавил, на борть польстившийся. Выросла Стояна в бору, знала все тайные тропы. Да и тяжелый короб, наполненный сотами, не внове ей было носить с дальних медосборов. Мало чего боялась Стояна в лесу.

А вот в Ярилину ночь устрашилась не на шутку. Бежала поутру на заимку, сторожась за стволами и оглядываясь. Мнилось Стояне, что княжьи гриди по её душу сквозь лес мчатся. Догонят, увезут в княжий терем, запрут в светёлке угодившей в силок горлицей.

– Тятя! – вбежав в хату, прильнула к отцу.

– Чего ты? – спросонья щурясь, огладил её по волосам. – Медведя увидала, что ли?

– Ой, хуже, тятя. Князь свататься грозится.

Богоша усмехнулся в седеющую бороду, успокаивающе провел заскорузлой ладонью по дочерней спине.

– Это навряд. Наперво – суженый у тебя имеется. Али думаешь, Ёрш обиду спустит, хоть бы и князю? Медосбор закончим и свадьбу вам справим.А другое - покуда рядом с князем воевода Горазд, Олеле никто не соперница. Не допустит боярин такого, чтобы его доню с княжьего престола другая свернула. Спать ложись, стрекоза.

Утешенная отцом, Стояна спокойно заснула. И с каждым новым днем, наполненным трудом и заботами, морок Ярилиной ночи всё больше тускнел в её памяти.

А Олеле время покоя не принесло. Всё реже появлялся Велизар в её светелке. Всё дольше пропадал в гриднице, хлеща ковшами хмельную брагу с дружинниками. Или гонял с ними лисиц да зайцев по бору.

«Не к Стояне ли на заимку подался?» - в который разтревожно думала Олеля, глядя из оконца на мужа в окружении гридей, готовящихся к новой ловле.С Ярилиной ночи жгла ей сердценегасимой искрой обида.

Но беда навалилась с другого бока. Примчались поутру в городище мальчишки, что на ранней заре рыбалить ушли.

– Лодии там! Чужие лодии на реке!

Всколыхнулось Белоречье, заперли сторожа ворота, люд на стены высыпал, косясь опасливо на реку. Разбуженный дозорными Велизар, ввечеру принявший немало браги, поднялся на сторожевую башню.

В густом утреннем тумане слышался скрип уключин и плеск вёсел по воде.

– С полдюжины ладей будет, - вслушиваясь в доносящиеся с реки звуки, определил Горазд. Выгнув тонкие губы и постукивая сухими узловатыми перстами по серому от времени дереву, он настороженно вслушивался вместе со всеми в доносившиеся с реки звуки.

Из тумана показалось первое судно. Высокий изогнутый нос венчала деревянная птичья голова с разинутым клювом, в котором изгибался острый длинный язык. На бортах чернели круглые щиты, скрывающие гребцов. За первой ладьей из кисейного марева вынырнули следующие.