Отродье
Шрифт:
Из землянки появились гавраны, развели руками – не нашли, мол.
– Хорошие меды у тебя были, Богоша, - сказала Олеля, трогая бока лошади и заставив отойти назад. – Не будь дочь твоя столь же сладка да лакома, жил бы себе дале.
– Повезло Велизарову гонцу, не звери по косточкам растащили, - вытянул Марга из-за пояса нож.
– А тебя, старик, погребать несть кому.
Бортник обвел глазами лес, поляну, коротко взглянул в ту сторону, где притаилась дочь, и отрицательно повёл головой. Стояна закусила губы, чтобы не закричать, судорожно вцепившись руками в ствол. «Тятя» - прошептала, прижавшись к стволу щекой и распахнув глаза.
Рыжий
– Останьтесь здесь и ждите девку. Как явится – к княгине ведите.
Сев на коня, Марга вместе с Олелей скрылся за деревьями, окружающими заимку.
Солнце поднималось выше. Лившиеся из глаз Стояны слезы стекали по еловому стволу, сочившемуся пахучими смоляными каплями. Плакала о бортнике старая ель, обнимая пушистыми лапами девицу-сироту. Да не поможешь беде слезами, не омоешь ими смертные раны, ровно живой водой, сколь не лей.
Утерев глаза, выглянула Стояна из-за ствола. Сторожа, разморенные теплом и найденной в запасах бортника медовухой, прикорнули у входа в землянку. Разгорелась у Стояны в сердце жаркая месть, но, понимая, что не справится с двумя воями, осадила она себя: «До Зареборья добраться надобно! Не меня одну осиротили вороги. Кто подмогу приведет, коли и я сгину?».
На росшем рядом дереве прилепилось к суку осиное гнездо. Стояна проползла по еловой ветви, перебралась на соседнее дерево, сломала тонкую ветвь и хлестнула по гнезду. Потревоженные осы гневно зажужжали, выползли наружу. Стояна уперлась ногой в гнездо и сбросила его на землю. Разъяренный рой выметнулся наружу, сделал круг над заимкой и набросился на осоловевших стражей. Под крики и ругань гавранов, отмахивающихся от ос и мечущихся по поляне, Стояна незаметно спустилась с дерева и скрылась в лесу.
Глава 8
Пять дней до Зареборья – коли по наезженной дороге, не таясь, да с добрыми попутчиками. А Стояне пробираться пришлось глухим бором, опасаясь погони, что могла настигнуть её на тореном пути. По темным чащобам, кои и в полуденный час солнышка не видали, преодолевая замшелые завалы поваленных деревьев, шла Стояна. Обходила манящие ровные зеленые лужайки, усыпанные цветами – грозящие гибелью топкие болота, завлекающие обманным спокойствием. Карабкалась по склонам балок, заросших репейником, чертополохом и крапивою.
По первости ночевала на земле, разводя малый костерок. Но после того, как наведались к её стоянке волки, стала забираться на деревья, укладываясь на ночь в развилках толстых сучьев. Да только от рыси или от медведя таким порядком не убережешься, и приходилось Стояне дремать вполглаза.
Ночью боровая чащоба становилась еще страшнее, еще грознее. То филин насмешливо ухнет, то неясыть жутко заулулюкает. А то еще - ино выпь на болоте забубухает, ино леший в дуду свою дует, заставляя сердце замирать от страха. По земле ежи бегают – пыхтят да сопят. А иной раз и рысь протяжно замяукает, и волчью грызню услышать не редкость.
Сожмется Стояна в клубок, съежится на суку трепещущей птахой и шепчет молитву: «Убереги мя, Велес-батюшко, от чад твоих. От когтей вострых, от клыков яростных. Сбереги меня в бору - травинку малую, былинку слабую средь чащобного народа твоего. Не погубив
топи зыбучей, выведи из дремучей чащи». Пошепчет-пошепчет, да и провалиться в дрему, уповая на милость Велеса.Уж седмица пролетела, осьмой день на исходе. А конца боровому краю как не было, так и нет. Взятый в дорогу харч, как Стояна его ни тянула, закончился. Осталась в котомке последняя горбушка хлеба. Приберегала её Стояна до времени, как совсем худо станет. Сама же то с куста ежевичного иль смородинового ягод пощиплет, то на земляничную поляну наткнется, то грибов вечером на костерке обожжет – вот и пропитание.
Пробираясь сквозь чащобу, набрела Стояна на обильный малинник с крупными спелыми ягодами. Утоляя голод, увлеклась, протискиваясь осторожно вглубь колючих зарослей, туда, где ягод было больше. Невдалеке вдруг послышался вздох, ворчание и над верхушками кустов поднялась косматая медвежья голова с перепачканной малиновым соком мордой. Дожевывая малину, медведь уставился на Стояну маленькими черными глазами. А та, обомлев от ужаса, и пошевелиться не могла. Медведь вытянул шею и шумно втянул запах вторгшейся в его владения гостьи. Протяжно фыркнул, и, отвернув голову в сторону, ухватил губами малиновую гроздь.
– Прости, батюшка боровой хозяин, - залепетала Стояна плохо повинующимся голосом. – Не ведала, что твоя вотчина. Не губи, хозяин, отпусти подобру-поздорову. За угощение благодарствую.
И стала шажок за шажком пятиться, стараясь не глядеть зверю в глаза. А тот, объев приглянувшийся куст, вновь обратил взгляд на Стояну и поднялся на задние лапы. Так и стоял, глядя, как она, выбравшись из малинника, медленно отходит в лес. Только лишь потеряв из виду медведя за зарослями, Стояна бросилась бежать. Уже после, придя в себя и переводя дух у лесного ручейка, подумала она: «Уж не у самого ли Велеса в облике борового хозяина я угощалась?».
К исходу десятого дня донесся до путницы далекий стук топоров – не иначе, вырубка поблизости. А там, поди, и до Зареборья рукой подать. До делянки добралась Стояна уж в сумерках. Долго смотрела из-за деревьев с опаской на дюжину загорелых мужиков в посконных портках и рубахах, сидевших у костра с подвешенным над ним котлом.
«Боровой хозяин не тронул, так неуж люди своего роду-племени обидят?». И, выйдя к огню из сумеречного леса, поклонилась.
– Здравы буди, люди добрые. Дозвольте у огня побыть.
Дровосеки удивленно оглядели вышедшего из лесу парнишку с исцарапанным лицом, в надвинутой на самые брови шапке, в многажды порванной худой одёже и с тощей котомкой за спиной.
– Садись, хлопче, - отозвался низким голосом один из мужиков, чернобородый, с пронзительными темными глазами.
– А ну, двиньтеся, братушки.
Стояна, ободренная словами, приблизилась и села чуть позади.
– Чего жмешься за спинами?
– обернувшись, усмехнулся молодой дровосек, позади которого примостилась Стояна. – До котла чрез мою голову тянуться будешь? Тут садись.
И хлопнул широкой ладонью обок себя. Делать нечего. Втиснулась Стояна меж мужиков, чувствуя по бокам крепкие плечи лесорубов. Котел сняли с огня, кто-то подал ей ложку.
– Хлебай, хожалый, - подмигнул сосед.
После многодневного полуголодного житья дровосеково варево показалось Стояне отменным кушаньем.
– Благодарствую, хозяева, - насытившись, поблагодарила она.
– Во здравие, - откликнулся чернобородый, сказавшийся старшим. – Сам-то кто?
– Путник, - уклончиво ответила Стояна.