Отряд D Чёртов Улей
Шрифт:
— А почему названия такие странные? — все же вклинился Опер.
— Жрач потому, что пасть уже здоровая и зубы как у того крокодила, йоптыть. А лотерейщик, потому как лотерея, будет или не будет горошина. Топтуна так зовут из-за костяных наростов на пятках. Идёт, и будто девка, мля, на проспекте каблуками цокает, — видимо, от мыслей о девках мур аж губами причмокнул. — Кусачи и руберы, те вообще лютые уже. Кожа уже полноценной коркой стала, как броня. Пробить, сука, сложно, только из чего крупнокалиберного. Зато и споранов в них много, и горох есть. И янтарь, эта штука такая, как апельсиновая икра, из неё спек
— Это почему ещё? — подал голос Шелест.
— Нельзя, мля, и все! Если только в стабе. Чтобы не пришел! —отрезал Шнырь. — Так вот, йопта, в таком можно и белую, но то редкость. А вот в тех, кого не зовут, порой и две белых есть. Но суть у них у всех одна. Они, понимаешь, оболочки, управляемые паразитом. Их единственная цель — найти жратву и развиваться дальше, чем больше сожрут, тем больше станут и крепче. Они не думают, не чувствуют. Они только пожирают. Элитники, сука, те целые стаи низших с собой водят. От такой стаи и отряду часто не отбиться.
— А ещё, — он понизил голос. — есть Орда. Про то, мля, кроме как в стабе, тоже нигде говорить нельзя. Идут зараженные большой волной, сметая на пути все. Даже стаб не каждый выстоит. Но есть мы, иммунные, сука, нам грибок этот дарит здоровье богатырское, никакие болячки не страшны с ним. Если только пристрелят. И то если сразу в голову. А так и органы отрастают, и конечности. И дары разные дает, йоптыть. Полезные и не очень. Есть боевые, есть бытовые, есть пси-хо-ло-ги-чес-кие, — даже по слогам с трудом выговорил Шнырь сложное для него слово.
— И что? Никак, не устоять против этой заразы? — спросил Свен, явно заразившийся манерой речи мура. — Мы, получается, тоже уже заразились и, можем стать вот этими?
Шнырь задумался, почесал давно небритый подбородок.
— Если шлемы не снимали свои нигде, то пока нет, только не выйдет у вас в них всегда ходить, йопта. Жрать да пить захотите же. Тут-то споры в вас и попадут. Спастись можно, — он важно кивнул. — Если белый жемчуг сожрать. Он, говорят, даже первые стадии обращения может вспять обратить, но правда или нет — не знаю. Кто ж, мля, целое состояние будет тратить на пустыша? Если только Институтские, но те и не расскажут никому. Да и где его вам взять? — начал мур и вдруг осекся, перевел взгляд на корабль и хлопнул себя по лбу. —Мужики, блин, если я вам верное средство стать имунными дам, вы мне пообещать можете кой-чего?
Все четверо отрядовцев переглянулись, и Шелест озвучил мысль за всех.
— Смотря что надо.
— Что застрелите меня. Ровнехонько в лоб. Чтобы не мучился значит, — вздохнул мужик.
— Да мы тебя и живым можем оставить, — начал было Опер. — Зачем поды…
— Не надо живым, меня одного все равно, видит Стикс, рейдеры выловят, — перебил его мур. — А те, сука, церемониться не станут. Подыхать буду долго и очень мучительно.
— А что они злые такие? — почесывая шлем, спросил Свен.
— Знают, чем мы, мля, занимаемся, а потому и нам пощады нет, — снова вздохнул пленник.
— Так если вы все это знаете, то зачем претесь в этих самых муров?
Новый вздох вырвался из груди
Шныря.—Поймают тебя свежаком и выбор дают — или на органы живьем несколько месяцев распускать будут, или иди, понимаешь, других имунных лови. Вот и выбирают многие самим мурами стать…
Отряд притих, выбор, конечно, и правда невелик, те, кто духом послабее, выберут сами тварью стать, это верно.
— Ну если так, — протянул Свен. — То поможем, если и ты нам поможешь.
— Сперва только живец готовить вас научу, без него тут каюк, понимаешь. Споровое голодание или убьет, или в зараженного превратит. Дрянь-то в нас сидит, — он попросил принести пару бутылок водки из его рюкзака, марлю и пустую бутылку.
Когда всё требуемое было на месте, мур сперва достал из внутреннего кармана мешочек, высыпал оттуда что-то в ладонь и налил в помятую алюминиевую кружку алкоголь, рассказав, что подойдёт любой от сорока градусов, закинул туда небольшие, похожие на мелкие серые виноградины, штуки.
Вскоре те расползлись хлопьями. Затем он осторожно процедил настойку через марлю, пахло отвратительно — давно не стиранными носками, чем-то тухлым и спиртом. Закрыл бутылку и взболтал.
— Пропорции строго соблюдайте! Один споран — пол-литра воды, пол-литра — водка. Больше — передозировка, меньше — эффекта не будет, — учил он отряд. — На глаз, конечно, но чтобы примерно так было. Один к одному. И два три спорана.
Затем продемонстрировал, как сделать фильтр из ткани или марли.
— Много слоев, плотно, чтобы хлопья не попали, они для нас яд, понимаешь — вещал мур, сноровисто складывая кусок ткани. — Для заражённых говорят, кстати, тоже, вдруг где пригодится, йоптыть. Вот так…
Четверо наемников внимательно смотрели за манипуляциями грязного мужичка в восемь глаз, стараясь не упустить ничего, ведь от этого знания зависели их жизни в этом странном мире.
— Пить маленькими глотками. Осторожно. И не забывайте — это не лекарство, это… необходимость, что ли. Если дар используете, то расход потребления растет, мля, при ранах — тоже. А так, раза три в день по паре глоточков хватает. А теперь ваша очередь. Повторяйте за мной, йопта, — он указал на вторую бутылку и горсть споранов. — Удачи, мля.
Когда живец был готов, он отхлебнул немного и показал большой палец, мол, отлично справились.
— Слушай, а ты говорил, вот дары, мол, есть, а что за дары? — полюбопытствовал Опер.
— Видите эту кружку? — Шнырь указал на ту самую помятую кружку с водой. —Обычная вода, ничего особенного. А теперь…
Он закрыл глаза, его лицо стало сосредоточенным, почти напряженным. На лбу выступила капля пота, он весь как-то собрался. Воздух вокруг него словно загудел, ладонь неплотно обхватила кружку.
Вода в кружке начала медленно нагреваться. Пар стал подниматься над ее поверхностью. Мур почти не касался кружки напрямую, но она нагревалась, словно сама по себе.
— Дар Улья, — пробормотал он, открыв глаза. Его взгляд был усталым, но в нем горела тихая гордость. —Каждый иммунный получает свой дар, понимаешь. У кого-то сила, у кого-то скорость, у кого-то — способность на мысли влиять или читать их. А у меня — это.
Он убрал руку, вода в кружке была уже почти кипящей. Опер даже проверил ее, сунув палец в кипяток, и теперь, тихо матерясь, дул на обожженное место.