Отряд
Шрифт:
– Найдем.
Глотнув из баклаги, Иван протянул ее Настьке. Та выпила, улыбнулась - видать, понравилось. Так и сидели, передавая друг другу баклагу, пока та совсем не опустела. Подумав, Иван спустился к ручью - набрать в баклагу водицы. Уже стемнело, хотя, конечно, еще была не ночь. Но все же вился уже над ручьем синий вечерний туман, к тому же похолодало, как бывает иногда у воды даже в самое жаркое лето. Темноту внезапно разорвало яркое желто-оранжевое пламя. Видать, гостья швырнула в кострище весь оставшийся хворост.
– Что ж ты творишь-то?!
– Шлепая по воде, юноша побежал к костру.
–
– А, - отмахнулась Настька.
– Нету тут никого, и не было никогда. Ты сам ведь не здешний?
– Не здешний, - Иван не стал скрывать.
– Ну вот, а говоришь… У тебя кошмы никакой нету, а то на землице-то жестковато сидеть.
– Кошмы? Ну, разве что казакин подстелить.
– Вот-вот, давай…
Где-то совсем рядом вдруг гулко закуковала кукушка. И так же резко стихла.
– Кукушечка, кукушечка, - протянула Игла.
– Плохие ты песни поешь, короткие… А я ведь не хуже тебя куковать умею… - Девушка поднесла ладони к губам.
– Ку-ку, ку-ку, ку-ку…
Потом обернулась к Ивану:
– Ну что? Не отличишь?
И тут же снова закуковала кукушка, словно бы откликалась… Странно.
– Пойду коня отвяжу да стреножу.
– Иван отошел в темноту и, обернувшись на сидящую у костра девушку, осторожно нырнул под рогожку, вытащив пистоль и пару веревочек. Научили его в лагере под Кромами одной неплохой задумке с пистолем. Задумка эта, в случае неотложной нужды, хорошо прикрывала внезапный отход, а заодно и вводила в заблуждение преследователей, буде таковые оказались бы. Правда, Иван поначалу не собирался ничего устраивать, да вот кукушка его почему-то насторожила. Странным показалось: сначала кукушка кукует, потом - девчонка, затем - опять кукушка. Словно бы переговаривались. Но тогда зачем незваная гостья куковала открыто? Могла бы ведь и уйти в кусты, якобы по нужде… Может, и впрямь зря все опасения? Ну, раз уж начал…
Когда Иван вернулся к костру, на плечи девчонки уже был накинут его казакин. Замерзла?
– Вон там, в котелке - извар.
– Хорошо, - Иван наклонился.
– Попью…
– Стой!
– внезапно воскликнула девушка.
– После попьешь.
– Почему - после?
– Иван обернулся… и застыл.
Под казакином у гостьи ничего не было! Ну да, вон оно, платье-то - висит на ветвях.
– Кажется, кто-то меня собирался снасильничать?
– Игла сбросила с плеч казакин…
Обнаженная грудь ее восхитительно покачивалась - большая, с розовыми пупырышками сосков. Делая шаг вперед, Иван машинально отметил и тонкий стан, и стройные бедра, и темную ямочку пупка…
Они повалились прямо на ветки, Игла с жаром принялась целовать юношу, срывая с него одежду, прижимаясь со всем жаром молодого и гибкого тела…
– А теперь - пей!
– Когда Иван утомленно раскинулся на ветвях, девушка принесла котелок поближе, зачерпнула березовым туесом приятно пахнущий ягодами извар, погладила юношу по груди.
– Пей…
Иван приподнялся на локте, выпил и снова лег, быстро проваливаясь в глубокий и крепкий сон.
А когда проснулся… Когда проснулся, увидел над собой страшную толстогубую морду! Дернулся - и не смог шевельнуть ни рукой, ни
ногой - они были крепко привязаны к вбитым в землю колышкам.– И впрямь красавчик, - обернувшись, ухмыльнулась морда.
Господи! Это была женщина! Огромная дебелая баба с морщинистым страшным лицом и властным взором. Под мужским кафтаном явственно угадывалась огромная грудь, за поясом торчал узкий кинжал в затейливо украшенных ножнах.
Разбойница! Лиходейка! А Настька-то, Игла, какова? Ведь подсыпала ж таки зелье, заразища! Нет, это не Настька заразища, это он сам хорош, ворона. Прельстился девкой - вот тебе результат. Интересно, чего этой бабище от него надо? Зачем связали-то?
– Сейчас пытать тебя буду, соколик, - буднично, как ни в чем не бывало, пояснила разбойница, похотливо погладив голую грудь юноши сильной шершавой рукою.
– Пытать? Но зачем?
– удивился Иван.
– А ни за чем, - бабища засмеялась.
– Просто так, для души. Верно, Настька?
– Верно, бабуся!
– Игла - вон она, тут как тут, змеища - нехорошо засмеялась.
– Ты не ори, - вытащив из ножен кинжал, посоветовала лиходейка.
– Иначе первым делом язык отрежу. И не дергайся - узлы крепкие, а место глухое, да и у ручья - наши. Ну, с чего начнем, Иголка? Кожу снимать иль вены потянем? Иль - кое-что отрежем?
– Хм… - Девчонка с хищным прищуром оглядела беспомощного парня.
– Давай-ко, бабушка, не торопясь подумаем.
– Хорошо, - неожиданно покладисто согласилась бабка.
– Думай. А я пока посплю - ночка-то, чай, бессонной была… никакого теперь довольства. Да, а ты пошто мешкала-то? Я когда куковала?
– Да он ведь, ирод, никак не хотел отвар пить! Уж как уговаривала… почти до утра…
– Смотри у меня, живо плети отведаешь!
– погрозила старуха и, грузно поднявшись, отошла.
Иван повернул голову и увидел, как к разбойнице тут же подбежали несколько татей в армяках на голое тело, с рогатинами.
– Матушка атаманша, дозорные говорят - люди какие-то скачут!
– Что за люди? Обоз?
– Не… вроде без телег. И все оружны.
– Оружны, говоришь? И далеко скачут?
– У Лютова…
– Ну, и пущай себе скачут, - подумав, заключила разбойница.
– От нас - пять верст, дорога там прямая, не помешают. А нападать на них не будем. Раз уж они оружны да, может, и пусты, эвон, как этот. Подождем обоза.
Иван даже не ругал себя - зачем? Некогда ругать, поругать и потом можно, а сейчас надо думать, как выбраться. Старуха-то, похоже, упырь, не хуже чертольского ошкуя! Ишь - пытать!
– Что зенки вылупил?
– подойдя ближе, нагло осведомилась Настька Игла.
– Красивая ты дева, - через силу улыбнулся пленник.
– Нет, ей-богу, красивая… И ночь мне чертовски понравилась… жаль, маловато.
– Ишь, - девчонка ухмыльнулась, видно было, что слова Ивана ей пришлись по душе. На то и расчет был! И еще кое на что…
– А пытать вы меня не сможете.
– Юноша широко улыбнулся.
Настька насторожилась:
– Это еще почему?
– Слово я тайное знаю… Заговор. Вот скажу его - и умру тут же!
– Врешь!
– Ей-богу!
– шмыгнул носом Иван.
– Вот перекрестился бы, да никак - руки связаны.