Отряд

–  Я был умен с детства, - хищно раздувая ноздри, продолжал Овдеев.
– Быть может, будь я глуп, меня бы не задевало ни чванство, ни грубость, ни непроходимая тупость сильных мира сего. Сам посуди, я достиг известных чинов благодаря лишь собственному уму, силе, способностям, добирался к власти трудно и долго, да что там говорить - положив на это целую жизнь! А какой-то глупый недоросль получает все на блюдечке! Просто так! Потому что он - из знатного и древнего рода. Может быть - тупого, злобного, выродившегося, но древнего. Все должности заполонили эти тупые ублюдки! Справедливо? Нет. И я решил… в детстве еще решил: если представится случай, восстановить попранную справедливость. Не только для себя восстановить, но и для таких, как ты, Иван, для таких, как люди из твоего «отряда». Жаль, что ты слишком поздно это понял. А мы ведь могли быть вместе!

–  Как с Ондрюшкой Хватом?
– скривил губы Иван.

Овдеев кивнул:

–  А, ты и это знаешь.

–  Догадаться несложно. В приказе явно был соглядатай, - слишком уж многое утекало. Оставалось лишь вычислить - кто.

–  Умен, умен, - покачал головой Ошкуй.
– Честно говоря, жаль, что ты не со мной. Жаль. И даже сейчас ничего не просишь.

–  Ты все равно не поверишь… - Иван отбросил в сторону холодную вежливость.

–  Верно. По сути, ты уже мертвец. Хочешь еще что-то спросить?

–  Не спросить, - Иван улыбнулся.
– Сказать.

–  Ну, говори, говори…

Пленник прищурил глаза и заговорил негромко, чуть слышно, постепенно повышая голос:

–  Ты говорил о местничестве. Все правильно говорил, хорошо… Конечно, несправедливо, чтобы какой-то дундук занимал важную должность лишь по праву рождения. Это вызывает недовольство и зависть. Да-да, именно зависть. И не простую, а смешанную с той дикой злобой, что всегда ходит рука об руку с завистью. Это как раз твой случай, Овдеев! Ты ведь не просто убивал людей - ты делал это жестоко, наслаждаясь страданиями! Вскрывал грудные клетки, вырывал внутренности, срезал жир. И чем дальше, тем больше тебе это нравилось. Да и приятно было, и совесть оставалась спокойной, - всегда хорошо чувствовать себя защитником справедливости. Только нельзя защищать справедливость кровью, смертью и людской болью! Зачем ты их мучил, Овдеев?

–  Хотел вызвать ужас… И вызвал!
– Ошкуй гулко захохотал, показав желтые, похожие на медвежьи клыки, зубы.

–  К тому же - колдуньи и ворожеи неплохо платят за людской жир и внутренности, - негромко заметил Иван.
– Постепенно ты привык убивать, Овдеев! Тебе стали доставлять наслаждение чужие муки - вот почему ты убил и утопил в ручье несчастных детей - Антипа и Кольку, вот почему хотел расправиться с Архипкой, вот почему…

–  Они меня видели!
– визгливо перебил Овдеев.
– Могли узнать!

–  Ловко ты нас провел тогда с выстрелом, помнишь? Ловко… А сын купца Евстигнеева? Он-то тебе чем помешал? Просто, как Архипка, попался на глаза в нужных условиях? И ты не смог устоять… да и хотел ли?

–  Заткнись!
– подскочив, Ошкуй закатил пленнику звонкую оплеуху.

Иван дернулся, сплевывая на пол кровь.

–  Ишь, разговорился, - с ненавистью бросил Овдеев.
– Ты знаешь, что будешь умирать долго?

Пленник молчал.

–  И не только ты, но и твоя супруга… Мой человек давно затаился в амбаре на твоей усадьбе.

–  Ондрюшка Хват?
– Иван усмехнулся.

Ошкуй кивнул:

–  Он. Впрочем, тебе от этого знания никакой пользы… Сейчас я займусь тобой… сейчас, сейчас…

–  Может, покажешь напоследок маску?
– вскинул глаза юноша.

– Ну, ту самую, медвежью. Любопытно было бы посмотреть. Кстати, откуда она у тебя?

–  От дядюшки-помора… х-ха… Покойника. Согласись, совсем иное дело, когда вместо обычного убийцы жертва в свой последний момент видит перед глазами страшного зубастого оборотня - ошкуя!
– Овдеев гулко захохотал, и в его смехе слышался смертный приговор Ивану.
– Хочешь посмотреть маску? А не слишком ли ты любопытен? Впрочем, что ж - изволь…

Отвязав от пояса ключ, Овдеев подошел к стоявшему у стены большому, обитому железными полосками сундуку, запертому затейливым замком. Оглянувшись, подмигнул жертве и, со смехом открыв замок, откинул крышку…

И в испуге отпрянул! Прямо на него ринулся из сундука огромный оборотень - ошкуй.

Оп! Оборотень всего лишь раз махнул рукой - и Овдеев, получив хороший удар в скулу, впечатался в стену и медленно съехал на пол.

–  Э, - заерзал Иван.
– Ты его там не того, Проша?

–  Не!
– Прохор снял тщательно выделанную из медвежьей головы шапку и наклонился к Овдееву.
– Обычный удар. Сейчас очухается.

Ошкуй пришел в себя гораздо быстрее, нежели планировали приятели. Пока Прохор развязывал Ивана, Овдеев поднял голову и криком позвал приставов.

Два выстрела грохнули разом, один за другим… Прохор сжал кулаки - и Ошкуй дернулся в сторону, к печке.

Скрипнула дверь, и на пороге показался Митрий с парой дымящихся пистолетов в обеих руках.

–  В сенях дожидались, с пищалями, - усмехнувшись, пояснил юноша.
– Хорошо, свечки жгли - не промазал.

–  Да уж, вижу, что…

В этот момент Овдеев вдруг прыгнул к окну и, выбив всем телом свинцовую раму, выпрыгнул из горницы прочь…

–  За ним!
– бросаясь следом, громко закричал Митька.
– Уйдет ведь… Уйдет…

За окном грянул вдруг взрыв огромной силы, такой, что Митьку отбросило от окна, а дом затрясся, словно вот-вот развалится. Впрочем, толстые бревна выдержали взрывную волну, пусть и со скрипом, а вот во дворе, похоже, разверзся ад - с такой силою рвалось к небу злое желто-красное пламя.

–  Бежим!
– подхватив Митьку, парни бросились прочь из избы. И вовремя - огонь уже перекинулся на крышу.

На дворе усадьбы огромным костром пылали развалившиеся постройки, перевернутые взрывом сани, солома…

–  Осмелюсь доложить, - выскочил неизвестно откуда чумазый и улыбающийся Галдяй.
– Ваш приказ выполнен - сигнал людям князя Михайлы подан!

–  Сигнал?
– схватившись за голову, Иван застонал, не зная, плакать или смеяться.

–  Ну да, сигнал, - заулыбался подьячий.
– Как и наказано было - сразу после выстрелов поджечь пороховое зелье. Я и поджег.

–  Ну, молодец, - нервно хохотнул Иван.
– Тебе сколько зелья приказано было в заряд заложить? Фунт?

–  Не-а.
– Галдяй тряхнул головой.
– Не фунт, а пуд! Ну, разве ж с фунта хороший взрыв выйдет?!

–  Так ты что ж, Галдяй, - затрясся от смеха Прохор, - пуд зелья в сигнальный заряд заложил?

–  Не, не пуд. Для верности - полтора шарахнул. Уж точно услышат…

–  Да уж.
– Митрий оглянулся на пылающую усадьбу.
– Услышат. Смотри, как бы не оглохли!

Галдяй опасливо отстранился от пламени и прислушался: