Отряд

Вернувшийся из своего поместья Овдеев милостиво похлопал подьячего по плечу и улыбнулся:

–  Не ожидал! Право, не ожидал. Молодец! Обязательно доложу обо всем государю.

Галдяй аж расплылся - не знал, как благодарить и судьбу, и щедрое на подарки начальство. Денег получил два рубля - лично Овдеев пожаловал, еще и от государя сколько-нибудь перепадет - не жизнь, сказка! За такое и укушенного зада не жаль.

Овдеев же вызвал к себе Ивана:

–  Ну, друже, направляю Галдяя Сукина в твой отрядец. Хватит ему у Ондрюшки штаны протирать. Сам видишь - умен подьячий весьма и к делу прилежен.

Иван аж поперхнулся и не знал, смеяться от такого подарка аль плакать.

А утром в темнице повесился Телеша Сучков. Онучи на нитки растянул и повесился - долго ли. Овдеев приказал наказать всех сторожей да катов, ну и расследование провести, которое как раз и поручил новой восходящей звезде - Галдяю. Расследование ничего не дало. Впрочем, Овдеев не расстроился и никого не ругал: у него уже не о приказных делах, о другом голова болела - государь жаловал ему боярство и отправлял с посольством в Краков к королю Жигимонту. Важное, ответственное и почетное дело. По случаю отъезда не скрывающий радости Овдеев устроил в Земском дворе прощальную трапезную для всех приказных, начиная с дьяков. Впрочем, Галдяя тоже позвали, а как же!

–  Вас с собой не возьму, - отозвав в сторонку Ивана с Митрием, улыбнулся начальник.
– И здесь делов хватит. Так что не обессудьте.

Парни не обиделись - не очень-то и хотелось им ехать в Польшу. Этакая поездочка вполне могла и на год затянуться, случаи бывали, а у Ивана, между прочим, в сентябре месяце свадьба!

Свадьба!

Глава 15

Свадьба

Из семейных торжеств наибольшим богатством народного творчества отличалась свадьба. М. М. Громыко. Мир русской деревни

Осень 1605 г. Москва

После отъезда Овдеева с посольством, вновь заменивший его Ондрюшка Хват, к тому времени получивший чин стряпчего, бросил «отряд тайных дел» на мелкие разбои. Собственно, это не явилось лично Ондрюшкиной инициативой - подобное с месяц назад приказал Овдеев и приказа своего не отменял. Что ж - разбои так разбои, в конце концов, посетители кабаков - тоже люди, и не дело, чтоб их били по головам кистенем. Первоначальный сбор сведений парни, подумав, поручили своему младшему сотруднику - подьячему Галдяю Сукину, который вот-вот должен был явиться с отчетом, да все почему-то никак не являлся, а времени между тем было часов шесть после полудня. Скоро и сумерки.

И, самое главное, парни вовсе не собирались забывать ошкуя, пожар, смерть Ртищева и еще многих и многих людей. Где-то по московским улицам ходил зверь в человеческом облике, и обезопасить от него горожан было, пожалуй, не менее важно, чем разбираться с мелкими лиходеями. Кто-то хитрый, хитрейший, обстоятельно рвал время от времени появляющиеся ниточки, оборвав жизни Гермогена Ртищева и его слуги. Иван не без оснований считал причастным к пожару и гибели Гермогена Телешу Сучкова, который, увы, покончил жизнь самоубийством. И покончил - ни с того, ни с сего. Мог бы, в конце концов, если уж так хотел, расстаться с жизнью и раньше, благо была возможность подставиться под шальную пулю. Однако ведь Телеша не подставился, сдался, причем довольно легко, словно бы на что-то надеялся… Или - на кого-то… И этот кто-то вместо помощи неожиданно оказал ему противоположную услугу.

–  Да брось ты мудрствовать, - потянувшись, заметил Прохор.
– Заела парня совесть, вот и сотворил над собой такое, - бывали и не такие случаи.

–  Бывали, - Иван согласно кивнул.
– Только мне что-то не верится.

–  И мне не верится, - поддакнул из своего угла Митрий.
– Больно уж весел был этот Телеша Сучков, когда мы его брали. Надеялся, что выручат? А вышло - наоборот. Кстати, на синяки на его запястьях внимание обратили? Словно бы держал парня кто-то.

Прохор усмехнулся:

–  Его ж связанным вели, вспомни! Вот веревки-то и натерли запястья.

–  И все же - ну не верю я в это самоубийство, хоть режь меня на куски!
– махнув рукой, громко заявил Митрий.

–  Ну, ну, - предостерег парня Иван.
– Вот только орать здесь не надо. Я тоже не верю - и что? Это все лишь догадки, а - как говорил незабвенный Андрей Петрович Ртищев - где доказательства? А нету!

–  Так надо искать!
– снова взвился Митька.

–  Вот, - Иван улыбнулся.
– Вот именно что надо. Так что ты, Митя, и поищи… Я слишком на виду, Проша - прямолинеен, еще кого прибьет… А ты вот, самый из нас неприметный… Проверь-ка еще раз приставов с катами, из тех, что тогда в карауле стояли.

–  Так ведь была же уже проверка!
– хохотнул Прохор.
– И наказали тогда, помнится, всех.

–  Все - это никто, Проша!
– откинувшись спиною к стене, негромко заметил Иван и, повернувшись к Митрию, добавил: - Ты, Митя, их расспроси осторожненько… что да как… Их ведь кто опрашивал-то?

Митрий хохотнул:

–  Так самый средь нас знаменитый - Галдяй. Кстати, что-то его долго нет. Не приключилось ли что, а? Может, съездим, посмотрим?

Иван посмотрел в окно на быстро синеющее небо. Встал, вышел из-за стола, махнув рукой друзьям:

–  А пожалуй, съездим. Запамятовал, он в какой кабак-то пошел?

–  На Остоженку - там больше всего и лиходейничают.

–  Оно понятно - Чертолье рядом, в случае чего есть где укрыться… Ну, - Иван надел шапку.
– Едем!

–  Пистоли прихватим, Иване?
– вдруг озаботился Митрий.

Иван и Прохор переглянулись и вдруг, не сговариваясь, захохотали, причем довольно громко.

–  Это с каких пор ты пистоль с собой стал брать, Митя?
– отсмеявшись, участливо поинтересовался Прохор.
– С тех пор как с князем Михайлой Скопиным-Шуйским стрельбой по мишеням балуешься?

Митька отмахнулся:

–  Ладно вам издеваться-то. Ну, стреляем иногда на пари с князем, и что? Он у меня, между прочим, третьего дня такую знатную книжицу выиграл… Пришлось отдать. Ничего, даст Бог, отыграю.

–  Ну, смотри-смотри, стрелок… Ха!

–  Смейтесь, смейтесь…

Выйдя из приказной избы, парни отвязали коней и на рысях поскакали к Остоженке. На вечерних улицах, особенно здесь, в центре города, было довольно людно, так что пришлось придержать лошадей, а кое-где и вообще спешится, пропуская толпу артельщиков - плотников, каменщиков, штукатуров, с веселыми песнями возвращавшихся после трудового дня. Наконец, толпа схлынула, и снова стало можно проехать, - выехав за стены Белого города, поскакали быстрей, стараясь успеть в кабак до наступления темноты.

–  Эвон, «Иван Елкин», - Митрий махнул на прибитые над неприметной избенкой еловые ветки - знак «царева» кабака.

Чтобы не привлекать излишнего внимания «питухов», спешились не у самого кабака, а чуть дальше.

–  Оставайся здесь, - на правах начальника приказал Иван Митьке.
– Стереги коней да посматривай…

–  Вот так всегда, - подчиняясь, вздохнул парень.
– А я-то пистоль с собой прихватил.

Иван усмехнулся:

–  В кабаке-то от Прошкиных кулаков куда больше пользы, чем от любого пистоля!