Отшельник. Роман в трех книгах
Шрифт:
Всем было понятно, о чем он говорил: для них это была последняя возможность скрыться от неизбежного ареста и последующего приговора за побег. Войти в деревню означало окончательно выдать себя.
— Вот мы тебе его и даем, этот последний шанс, — тоже задыхаясь от быстрого бега, ответил Курган. — Не оправдаешь нашего доверия — башку снесу.
— В смысле?.. — Ушастый растерянно посмотрел на Кургана и Кирпича.
— В том самом смысле: выходишь на волю — и сюда. Присматриваешь себе хатенку, бабенку, собачонку, а потом и для нас, пока мы там с Кирпичом остаток закрытые
Подбежав к самой хате, они увидели ее в огне со всех сторон. Окна и двери были наглухо закрыты, но из-под щелей вырывались языки яростного пламени, бушевавшего внутри.
— Господи, Царица Небесная! — причитала стоявшая на коленях обезумевшая от страха и отчаяния старушка. — Спаси, сохрани, изведи их оттуда!
Курган подбежал к ней и стал трясти за плечи:
— Кто там? Сколько?
Но та, ничего не соображая, лишь кричала и кричала, воздевая руки к небу:
— Спаси их, Матерь Божия! Укроти огонь! Пощади!
На мгновение придя в себя, она вдруг схватила за плечи самого Кургана:
— Дочка моя там… Галька… пьяница горькая… я ей сколько раз… а она, зараза… а теперь сама и пятеро внучат… живьем! Понимаешь ты или нет! Живьем! Пока пожарные приедут, от них только косточки… Галька… пьяница… Господи, спаси их, Господи!
И снова закричала, воздев руки к небу и никого не видя рядом.
— Так, — распорядился Курган, — стволы в сторону, вон туда под дерево, а сами…
Он увидел во дворе колодец.
— По ведру воды на себя — и в пекло! Может, успеем!
Окатившись ледяной водой, в мокрой одежде они одним ударом проломили входную дверь и ворвались вовнутрь. Раскаленный воздух моментально обжег им дыхание и легкие. Закашлявшись и чуть не лишившись сознания от ядовитого дыма, они легли на земляной пол, где гулял сквознячок, еще больше раздувая пожар; через нагромождение обгоревших ящиков, стульев, табуреток они протиснулись в комнату, стараясь разглядеть живых.
Первой увидели саму мать — Гальку, валявшуюся посреди этого хлама без чувств, но слабыми стонами еще подававшую признаки жизни. Она была грузная, заплывшая: ее обгоревшая кожа, покрытая страшными ожогами, местами свисала черными кусками. Взвалив на себя и набросив сверху мокрую куртку Ушастого, чтобы не добавить ожогов, Кирпич потащил ее к выходу, тогда как сам Ушастый и Курган искали в разных углах детишек, чьи крики о помощи разрывали душу.
Трех из них, что постарше, они увидели сбившимися под маленьким глухим окошком, вокруг которого полыхали грязные занавески. Дети были похожи на загнанных зверьков перед лицом неизбежной смерти: они отчаянно визжали, закрывая личика ручонками — тоже обгоревшими, в копоти и саже.
— Давай сюда, сорванцы! — прохрипел Курган, подобравшись к ним.
Он выбил кулаком стекло и, не обращая внимания на хлеставшую кровь, сначала вытащил из раны торчавшие осколки стекол, а затем по одному вытолкал наружу детишек, где их уже принимали чьи-то мужские руки.
— Еще двое остались! — услышал он в окно крик.
«Грамотей нашелся, — подумал про себя Курган, снова пробираясь в черном непроглядном дыму. —
Без тебя до пяти считать умею»Пробравшись на кухню, он услышал даже не крик, а детский писк, но никак не мог понять, откуда он доносился. И лишь заглянув под чугунную ванну, увидел двух малышек, неизвестно как забравшихся туда, чтобы укрыться от огня.
— Ушастый, сюда! — крикнул он, вытаскивая из укрытия чумазых, насмерть перепуганных детей.
Окровавленным кулаком выбил окно на кухне и через руки Ушастого подал девчонок в те же незнакомые мужские руки.
— Выбирайтесь назад! — раздался крик снаружи. — Быстро! Сейчас рухнет крыша!
Уже совершенно задыхаясь, они вышли назад, поддерживая друг друга, чтобы не упасть и не остаться в огне. Кирпич сидел возле колодца, его обливали холодной водой, гася тлевшую одежду. Но увидев еще двух спасателей, бросились к ним, делая то же самое: обдавая ледяной водой, сбивая языки пламени, превратившие их в живые факелы.
— Господи! — заверещала старушка, перед тем звавшая на помощь. — Спаси их! Спаси, Матерь Божия, Пресвятая Богородица!
— Бабушка, нельзя ли звук прикрутить? — Курган глянул на нее помутневшим взглядом. — Без тебя голова, как…
Он бессильно опустился на траву, уже ничего не соображая и не чувствуя боли от ожогов по всему телу.
— Братцы, — кто-то из местных крутился рядом, — выручили, спасли! Герои вы наши! Сейчас пожарные будут, скорая. У нас ведь связь… мы ведь тут…
— Мужик, отвали, — буркнул Ушастый, — дай лучше…
— Что? Что дать? — снова засуетился тот. — Только скажи! Все дам. Может, водички?
Он поднес к губам Ушастого глиняную кружку с колодезной водой, но тот отстранил руку.
— Отвали, сказал…
Он прикрыл глаза, не в силах отдышаться, но почувствовал, как кто-то снова тронул его за плечо.
— Я тебе гцас ка-а-а-к, — застонал от боли Ушастый, поворачивая голову. И увидел возле себя мальца — одного из тех, кого они спасли первым.
— А, это ты… Живи, расти большой, не будь лапшой…
— Дядя, — потряс его за руку малыш, — там еще Костик и Мурка…
— Костик?.. Костик, может, и там, а Мурка в другом месте чалится, — Ушастый ощущал во всем теле нестерпимую боль. — Мурка на «малине»… Вечно молодая, красивая и вечно живая… Как Ленин…
— Нет, дядя, не в малине она, а там… Костик и Мурка… С котятками… Их тоже пять штучек, как и нас… Маленькие…
— Малой, чего же ты себя так опускаешь? Разве ты штучка? Мы еще на свадьбе твоей гулять будем, плясать, «горько» кричать… Позовешь?
— Не слухайте его, — бабушка, что перед этим визжала, взывая к небу, строго одернула мальца, — никого там больше нет. Не с лу хайте. Кошка с котятами… Велика беда, было бы о чем хныкать. Новые наплодятся.
Но малыш громко разрыдался, вырываясь из цепкой бабушкиной руки прямо в горящую хату.
— Погодь, — бабушка вдруг схватила его за плечи.
— Какой это еще Костик? Веркин, что ли? Соседский?
— Да, тети Веры, — еще громче заплакал малыш. — Он к нам пришел погреться, и когда там… когда мы… то он Мурку и котяток с собой… под кровать…