Отшельник

Я киваю, забирая у нее овощи, чтобы она могла взять еще.

— Почему ты отшельник? —

Я следую за ней, пока она продолжает идти по саду. — Потому что я не люблю людей. —

Она наклоняет голову, выбирая несколько перцев. — Почему ты не любишь людей? —

— Это два вопроса, — поддразниваю я ее.

Грейс не улыбается, а просто смотрит на меня.

— Мы с Евинкой выросли в детском доме, где нам приходилось бороться за каждую базовую потребность. В юном возрасте я поняла, что люди готовы уничтожить все на своем пути, чтобы получить желаемое. — Я глубоко вдыхаю, а затем признаю: — Эвинка — единственный хороший человек, которого я когда-либо встречал, поэтому я решил отдалиться от мира, чтобы не пойти на убийство. —

— Она не может быть единственным хорошим человеком, которого ты знаешь, — пробормотала Грейс, и в ее глаза закралась грусть.

— Уже нет, — отвечаю я. Задержав взгляд на ее глазах, я признаю: — Есть и ты. —

Глава 14

ГРЕЙС

Пока я нарезаю зелень, мой взгляд постоянно устремляется туда, где Доминик ополаскивает помидоры, морковь, капусту и перец.

Каждый раз, когда я узнаю о нем что-то новое, мое любопытство растет. В нем так много слоев.

Он жесток и внушает страх мужчинам, таким как мой отец, но здесь, в своем доме, он тихий и спокойный человек, от которого исходит умиротворяющая атмосфера.

Мои руки замедляют свои движения, и я забываю о рубке, пока мои глаза изучают каждый сантиметр мускулистого тела Доминика. В футболке, которую он носит, видны татуировки на руках.

Мой взгляд поднимается и останавливается на татуировке в виде буквы Х и разбитого сердца под его левым глазом.

Мой голос звучит мягко, когда я спрашиваю: — Что означает — икс— и — разбитое сердце—?

Он смотрит на меня, и я чувствую, как напряженно он смотрит на меня.

— Не подпускайте людей, и ваше сердце не будет разбито. —

Я вглядываюсь в его красивое лицо, а затем спрашиваю: — Вам когда-нибудь разбивали сердце? —

Он берет нож, и когда он начинает нарезать помидоры, мой взгляд останавливается на его руках и венах, проступающих под кожей и татуировками.

— Только один раз, — пробормотал он, его тон был низким и глубоким.

В животе появилось странное чувство стягивания, от которого сердцебиение участилось.

— День, когда моя мама бросила меня на заправке. Она поцеловала меня на прощание и сказала, что без нее мне будет лучше, а потом села в машину незнакомого мне мужчины и уехала. — Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Больше я ее не видел. —

Не осознавая, что делаю, я придвигаюсь к нему ближе и спрашиваю: — Сколько тебе было лет? —

Доминик заканчивает нарезать помидоры и вытирает руки о бумажное полотенце, а затем смотрит на меня. — Мне было семь лет. Пришла полиция, и меня поместили в детский дом, где я нашел Эвинку. Ей было четыре года. — Уголок его рта приподнимается. — Мы усыновили друг друга. —

Забыв о еде, я спрашиваю: — Как вы стали наемным убийцей и торговцем оружием? —

— Когда мне исполнилось восемнадцать, меня выгнали из приюта, и мне нужны были деньги. Я просмотрела объявления и нашла одно, в котором искали уборщицу. Оказалось, что это не имеет никакого отношения к уборке. — Он усмехается. — Платили хорошо, и я мог заботиться об Эвинке. —

— А оружие? — напомнил я ему.

Он пожимает плечами, его глаза блуждают по моему лицу с мягким выражением. — Я наткнулся на сделку по продаже оружия, когда убивал одного человека, и увидел, сколько денег было заплачено за ящик с оружием. —

Доминик медленно поворачивается ко мне лицом, затем, опираясь бедром о стойку, наклоняет голову, словно терпеливо ожидая, когда я задам очередной вопрос.

Мой язык высунулся, чтобы смочить губы, а мысли неслись вскачь, пока мне наконец не удалось придумать, о чем спросить. — Почему вы потребовали только пятьдесят процентов бизнеса моего отца? —

— У меня было хорошее настроение, но после того, как он вчера дал тебе пощечину, все изменилось. Теперь я все принимаю. —

Мои глаза расширились. — Потому что он дал мне пощечину? —

Доминик просто кивает.

Он спас мне жизнь. Дважды.

Он настаивал на том, чтобы жениться на мне, а не на Киаре.

Он застрелил отца за то, что тот дал мне пощечину.

Он выделил мне отдельную спальню, а не заставлял делить с ним постель.

Он снова и снова заверял меня, что не причинит мне вреда.

Он терпелив со мной.

Мое сердце начинает биться быстрее, и в голосе проскальзывает осторожность, когда я спрашиваю: — Я тебе нравлюсь? —

Не задумываясь, он отвечает: — Да. — Уголок его рта приподнимается. — Но на самом деле ты спрашиваешь не об этом. —

Нет, это не так.

Нервы закрутились у меня в животе, когда я прошептала: — Я тебя привлекаю?. —

Выражение его лица еще больше смягчается, прежде чем он говорит: — Да. Вы меня очень привлекаете, Грейс. Вы красивая женщина с чертовски сильным характером, которая не боится бороться за тех, кого любит. — Его улыбка становится ласковой, заставляя мое сердце биться о ребра. — Меня не интересовали никакие романтические отношения, пока я не увидел, как ты защищаешь свою сестру со свирепостью, заслужившей мое уважение. —

Мои ладони вспотели, а дыхание стало слишком быстрым, пока я смотрела на Доминика.

Медленно он качает головой. — Не бойся, Грейс. Мое влечение к тебе — это не то, чего тебе нужно бояться. —

Когда он подходит ко мне ближе, все мое тело вздрагивает, и мне приходится заставлять себя не отступать.

Его движения медленны, как будто он приближается к дикому животному или детенышу оленя. Пристально глядя на него, я пытаюсь сдержать дыхание, когда он поднимает руку и обхватывает пальцами мою шею.

Я дрожу как лист в бурю, и сохранять спокойствие становится почти невозможно.

— Ты в безопасности, милашка, — шепчет он.

Он нежно прижимает мое лицо к своей груди, а затем обхватывает меня другой рукой. Проходит несколько панических секунд, прежде чем я понимаю, что он обнимает меня.

Его рука начинает поглаживать мою спину вверх и вниз, и это так успокаивает, что глаза закрываются.

Я делаю глубокий вдох, вдыхая запах его одеколона, который смешивается с его естественным ароматом. Как и в ту ночь, когда он спас меня от русских, я чувствую себя в безопасности.