Отсюда и в вечность

— Вот вам результат ваших новых идей воспитания подчиненных! — гневно обратился Холмс к Уордену. — Результаты вашего либеральничания!

Уорден все еще стоял у окна. Он видел, как все это произошло. Теперь ему ничего так не хотелось, как открыть шкафчик и выпить пару глотков виски…

— Сержант Уорден, — громко позвал его Холмс, — подготовьте документы для предания Прюитта военному суду. За неповиновение старшим и отказ выполнить приказание офицера. Сделайте это сейчас же.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Уорден.

— Я хочу направить их в штаб полка сегодня же, — добавил Холмс.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Уорден.

Он подошел к шкафчику, в котором находились чистые бланки и формы различных документов, а также желанная бутылка виски. Достав нужные для такого случая бланки и формы, Уорден задвинул ящик на место и направился к машинке.

— Такие люди не понимают хорошего обращения, — продолжал со злобой Холмс. — Этот Прюитт начал нарушать порядок сразу же, как только прибыл в нашу роту. Пора его проучить. Армия должна укрощать непокорных.

— Вы хотите направить его в дисциплинарный или в специальный суд, сэр? — спросил безразличным тоном Уорден.

— В специальный, — ответил Холмс, покраснев еще больше. — Я хотел бы направить его в военный суд высшей инстанции и направил бы, если бы мог… И все это ваш либерализм, Уорден…

— Я здесь совершенно ни при чем, — пожал плечами Уорден и начал печатать на машинке. — Я только хочу сказать, что за последние шесть недель у нас было уже три судебных дела. Это не делает большой чести ни роте, ни вам, сэр.

— К чертям собачьим всякую репутацию! — храбро воскликнул Холмс.

Уорден знал, что это момент наивысшего возбуждения Холмса. Дальше должен был начаться спад. Холмс сел в свое вращающееся кресло, устало откинулся на спинку и уставился на дверь в коридор.

— Ну что ж, как хотите, сэр!.. Мне все равно, — пробормотал Уорден, продолжая печатать на машинке.

Холмс, казалось, не слышал его.

Медленно ударяя по клавишам машинки, Уорден не переставал наблюдать за Холмсом, тщательно взвешивая, действительно ли наступил поворотный момент и начинается ли спад.

— Очень досадно, что вы потеряете такого боксера в среднем весе, сэр, — осторожно, все тем же безразличным тоном заметил Уорден, после того как Холмс в течение некоторого времени неподвижно и молча смотрел на дверь. Уорден вынул из машинки первую страницу документа и начал закладывать копирку для заполнения второй страницы.

— Что? — встрепенулся Холмс. — Что вы сказали, сержант?

— Если мы отдадим Прюитта под суд, он ведь будет все еще в тюрьме, когда начнутся ротные соревнования, так ведь, сэр? — индифферентным тоном спросил Уорден.

— К чертям собачьим ротные соревнования! — начал было Холмс, но осекся и добавил: — Ну хорошо, пишите тогда в дисциплинарный суд.

— Но я уже напечатал, сэр, — возразил Уорден.

— Ну и что же? Перепечатайте, — раздраженно сказал Холмс. — Вам что же, совершенно безразлично, если из-за вашего нежелания напечатать две странички солдату дадут пять месяцев тюрьмы?

— Боже сохрани, — с чувством ответил Уорден и, разорвав заполненные бланки, направился к шкафчику, чтобы взять чистые. — Эти выходцы из Кентукки могут причинить нам столько хлопот, сколько не причинит целый полк негров. Можно было бы оставить и специальный, чтоб другим неповадно было.

— Да, его надо проучить, — сказал Холмс.

— Конечно надо, — горячо поддержал его Уорден. — Беда только в том, что такие, как Прюитт, не усваивают этих уроков. Я знаю слишком много таких парней. Попав в тюремную мастерскую, они работают как черти. Не проходит и двух недель, как они возвращаются. Они скорее дадут убить себя, чем признаются, что в чем-нибудь неправы. Разума у них не больше, чем у грудного ребенка. Как раз к тому времени, когда вы подготовите его к декабрьским полковым соревнованиям, он возьмет да и выкинет опять какой-нибудь номер нарочно, чтобы опять попасть в тюрьму, и сведет таким образом с вами счеты. Я знаю слишком много таких ребят. Они — опасные элементы…

— Мне наплевать на то, какой он есть! — воскликнул Холмс, откидываясь от спинки кресла. — Черт с ними, полковыми соревнованиями и всякими чемпионатами! Я не могу оставлять без наказания такие оскорбительные выходки. Я офицер! — На лице Холмса снова выступили красные пятна. Он бросил свирепый взгляд на Уордена.

Уорден подождал ровно столько, сколько потребовалось, чтобы красные пятна исчезли с лица Холмса. Затем он настойчиво начал внушать Холмсу.

— Это совсем не похоже на вас, капитан, — сказал он мягко, притворяясь испуганным. — Вы просто очень расстроены. Вы ни за что не сказали бы всего этого, если бы не были расстроены. Никак нельзя поверить тому, что вы готовы потерять первое место в зимнем чемпионате только потому, что вы сейчас расстроены.

— Расстроен? — воскликнул Холмс. — Расстроен? Расстроен, вы говорите? — Он нервно провел руками по лицу и покачал головой, как бы стряхивая с себя усталость. — Ладно. Я думаю, вы правы, Уорден, — продолжал он. — Незачем выходить из себя, терять рассудок и причинять вред самому же себе. Может быть, Прюитт вовсе и не думал не повиноваться? — со вздохом проговорил Холмс. — Вы уже начали заполнять эти новые бланки, сержант?

— Нет, еще не начинал, сэр, — ответил Уорден.

— Ну, тогда положите их на место, — сказал Холмс. — Не заполняйте их.

— Тогда по крайней мере наложите на него строжайшее взыскание своей властью, — предложил Уорден.

— Да, — энергично сказал Холмс. — Если бы я не был тренером боксерской команды нашей роты, я врезал бы ему на полную катушку, — продолжал Холмс. — Прюитт отделывается очень легко. Хорошо, сержант, внесите его фамилию в ротный журнал взысканий: три недели без увольнения в город. А я пойду сейчас домой… Домой, — повторил он тихо, как бы разговаривая с собой. — Завтра вызовите его ко мне, я поговорю с ним и завизирую приказ.

— Слушаюсь, сэр, — отозвался Уорден. — Если вы считаете, что можно обойтись только таким взысканием…

Он достал из своего стола заключенный в кожаный переплет ротный журнал взысканий, раскрыл его и взял ручку. Холмс слабо улыбнулся и вышел из канцелярия, а Уорден захлопнул журнал, отложил его в сторону и подошел к окну. Он видел, как Холмс пересек двор и направился к своему дому. Уордену стало даже немножко жаль своего командира, но потом он подумал, что так Холмсу и надо.

На следующий день, когда Холмс спросил журнал, Уорден достал его и открыл. На вопрос Холмса, почему не сделана запись, Уорден, смущаясь, ответил, что был занят другими делами и совсем забыл об этом. Холмс торопился в клуб, ему было страшно некогда, поэтому он приказал Уордену подготовить эту запись к следующему дню.