Отважная лягушка

– Да будет ваша дорога лёгкой, - с явной неохотой проворчал представительный мужчина в относительно новом хитоне с заметными нитями седины в угольно-чёрных волосах.
– И приведёт туда, где вас ждут.

– Спасибо за добрые пожелания!
– вновь склонился старший урбы, судя по выражению лица, собиравшийся сказать ещё что-то столь же выспренное. Только собеседник не дал ему это сделать.

– Но здесь вам делать нечего!

Отпрянув, старый актёр вполне натурально изобразил полное недоумение.

– Пресветлые боги, чем же скромные почитатели Нолипа заслужили такую немилость?

– Много вас, бродяг, тут шляется!

– выкрикнул кто-то, и односельчане поддержали его дружным одобрительным гулом.
– Потом добро пропадает!

– Такую овцу спёрли, мошенники!
– перекрывая общий шум удивительно писклявым для мужчины голосом, дополнил обличающую речь приятеля плюгавый мужичонка с лысиной во всю голову.
– На праздник добродетельной Ноны берегли, а теперь из-за вас пустую луковую похлёбку хлебать придётся!

Толпа угрожающе качнулась вперёд. Осознав грозящую товарищам опасность, из фургона начали торопливо выбираться остальные артисты.

"Вот батман!
– мысленно охнула девушка, с нарастающим интересом следя за происходящим.
– Неужели раздерутся? А мне помогать или как?"

Но, видимо, ни крестьянский вожак, ни старший урбы не хотели пока доводить дело до рукоприкладства. Первый резким движением руки притормозил наступательный порыв земляков, а второй, вытаращив глаза, схватился за грудь.

– Да что же вы такое говорите, во имя Цитии - богини справедливости!?
– возопил толстяк, голосом полным благородного негодования.
– Мы держим путь издалека и никак не могли что-то у вас взять!

И не давая собеседнику слово вставить, затараторил:

– Нешто вы забыли, что наша урба была здесь ранней весной?! Разве тогда у вас что-то пропало?!

Мрачно засопев, предводитель обернулся к односельчанам, а путешественница уважительно покачала головой: "Что же это получается? По пути в Канакерн артисты не воровали, понимая, что придётся возвращаться. Выходит, что ещё одни гастроли у них в Канакерне не планируются".

– У меня корзина с фасолью исчезла, - неуверенно начал обладатель выдающейся лысины, но тут же перешёл на крик.
– Все вы одинаковы! Те бродяги тоже добрыми людьми притворялись, представления показывали, а я без овцы остался!

– Да заткнись ты, Мурсиб!
– поморщился предводитель хлеборобов.
– Тогда молчал, чего сейчас орёшь?

И не слушая оправданий, обратился к Гу Менсину:

– Тогда вы вроде бы ничего плохого не сотворили. Только ночевать мы вам в деревне всё равно не дадим! Хватит, одних приветили, а они овцу увели, полдюжины кур, да две кладовки почистили!

Односельчане одобрительно загудели.

– Не по обычаям поступаете, - упрекнул собеседника старый актёр.
– Солнце садится, а вы гостей в ночь гоните.

"Ох, не говорил бы ты этого", - поморщилась Ника.

Громом разнёсся над площадью гневный вопль селян. Куры бросились врассыпную, мирно дремавшая у колонны собака с удивлением подняла лопоухую морду.

"Ну, сейчас точно бить морды начнут", - решила девушка.

Силы обеих сторон казались ей примерно равными, но у местных имелось неоспоримое преимущество в вооружении, и, видимо, на этом основании они явно рассчитывали на победу.

Однако в руках артистов появились ножи, и предводитель деревенских вновь воздел руку к небу.

– Хозяин сам решает, кого в дом пускать, - заявил он, подбоченясь.
– А кого с порога прочь отослать! В половине арсанга отсюда есть священная роща. Там и заночуете. Нимфа Кирпида сохранит вас в ней от напастей.

Гу Менсин недовольно засопел.

В это время к местным подошло подкрепление в составе двух сурового вида мужиков в обтрёпанных хитонах с оглоблями и пятерых подростков, вооружённых камнями и палками.

Ободрённый подмогой, главарь нагло усмехнулся:

– И пусть боги благословят ваш путь отсюда туда!

– Мы мирные люди, - с показным смирением вздохнул глава урбы.
– Чтим обычаи предков и с хозяевами спорить не станем. Но вряд ли небожителям понравится, как вы встречаете гостей.

– Воров и обманщиков бессмертные любят ещё меньше!
– парировал собеседник и ещё раз махнул рукой, указывая, в какую сторону надлежит направляться незваным пришельцам.

– Туда езжайте!

Тем ничего не оставалось, как подчиниться. Детвора, с напряжённым вниманием смотревшая за разборкой родителей с путешественниками, увидев позорное бегство последних, разразились восторженными криками. Самые вредные из ребятишек ещё долго бежали рядом с фургоном, оглашая окрестности обидными кричалками. Хорошо, хоть камнями не кидались. Впрочем, взрослые, видя нарастающее раздражение артистов, вскоре прекратили детское веселье.

Гу Менсин всё же немного преувеличивал, говоря о наступающих сумерках. Путники добрались до священной рощи задолго до захода солнца. На почётный статус данной группы деревьев, оседлавших плоскую вершину холма, указывало небольшое святилище, представлявшее из себя крошечный каменный домик, размером чуть меньше аппарата для продажи чипсов, в нише которого стояло грубо сделанное изваяние женщины с распущенными волосами. Одна из дочерей Нутпена и богини земли Артеды.

Рубить деревья в таких местах не полагалось, поэтому мужчины и мальчики разбрелись по роще в поисках хвороста, а женщины ушли за водой к расположенному неподалёку источнику.

– И часто вас так встречают, господин Гу Менсин?
– пряча улыбку, поинтересовалась девушка.

– Случалось и похуже, госпожа Юлиса, - усмехнулся старый актёр.
– Но там нас хотели побить за наши... шалости. А здесь едва не пришлось драться за чужие.

Ника рассмеялась. Толстяк тоже хохотнул, гулко хлопнув себя ладонями по брюху, и посерьёзнел.

– Завтра в Гедоре будем. Вы дальше с нами поедете или будете добираться сами?

Очевидно, заметив тень, набежавшую на лицо собеседницы, старший урбы пояснил:

– Если с нами, госпожа Юлиса, то нужно ещё денег внести. Вы же только за дорогу до Гедора заплатили.

– А вы там надолго задержитесь?
– вопросом на вопрос ответила девушка.

– Наверное, госпожа Юлиса, - как-то не совсем уверенно пробормотал собеседник.
– Весной мы здесь неплохо заработали. Приния гадала на бобах, и вроде как случится тут что-то важное. Вот только она не знает - хорошее или плохое.