Отвергнутая жена
Шрифт:
Через несколько минут в темницу внесли скамью. Святой отец передал в руки Люции свиток, перо и баночку заплесневелых чернил. Местные ягоды дают много сока, пригодного для письма, да только портится он быстро. Люция ловко смахнула сероватую ленточку плесени на пол, обмакнула кончик пера в густую жидкость и принялась выводить буквы. От усердия она чуточку морщилась. Вверху списка девушка указала год сбора трав. Выходило, что готовиться к ее пробуждению отцу Паулу предстоит летом две тысячи двадцать третьего года.
– Может быть неурожай, лучше начать заранее.
– На все воля божья, - смиренно кивнул
Он оторопело следил за пером. Громоздкая цифра никак не выходила из головы. Что может произойти за пятьсот лет! Сколько воинов истерзают эту землю, сколько эпидемий пройдётся по их городу! Да и люди станут совсем другими, приблизятся к богу, изучат грамоту, обретут многие знания, расплодятся. Должно быть, к две тысячи двадцать пятому здесь и яблоку будет негде упасть – город наполнится людьми, а заодно и все земли.
– Не ошибитесь. Лучше переписывать текст раз в пятьдесят лет, чтоб бумага сохранилась.
Старик обернулся на стражника.
– Слово божие нетленно, я сохраню твою молитву в своем сердце.
– Я верю вам. Позвольте написать еще одну "молитву". Это так облегчит мою душу.
– Пусть так.
Страж вышел за дверь и прикрыл ее за собой. Лишь бы только не проникнуться сочувствием к ведьме. Впервые он видел настолько смелую женщину. Баронесса вела себя так, будто ничего не боялась. Ни священника, ни суда, ни собственной смерти. Если б все стражи вели себя в бою так, как она, то...
Люция быстро-быстро начала писать инструкцию. Ей и младенцу нужно будет влить по одной капельке волшебного зелья в рот в тот самый момент, когда душа будет готова вылететь из тела. Не раньше и не позже, за мгновение до смерти. И произнести в ту же секунду: "Пять сотен лет до пробуждения и полного исцеления".
Сам же старик мог выпить зелье, когда ему будет угодно. Одной капли хватит на долгую жизнь.
– Что, если больше? Я могу ошибиться, - опасливо спросил отец Паул.
– Ничего не случится плохого. Вы просто потратите напрасно зелье. Достаточно одной капли.
– Я тебя понял, дочь моя, - старик еще раз оглянулся на дверь, - Но хватит ли у меня силы договориться с дьяволом? Я не хочу терять душу.
– Душа останется с вами. Зелье подобно книге, вам лишь нужно будет внести в нее нужную запись своим голосом.
– Голос подобен ветру, его невозможно сохранить. Тем более, что жидкость все время меняет форму.
– Верьте мне и делайте так, как прошу.
– Хорошо. Я верю. Для тебя я приготовил особое распятие. Его мне подарили, когда я был в Ватикане.
– Я сама надеялась посетить Ватикан, жаль, не успела. Что ж, значит, сделаю это позже. Быть может, к тому времени он станет еще прекрасней, а может, превратится в руины.
– Сегодня будет суд над тобой...Выступят свидетели всех твоих преступлений. Потом градоначальник обратится к досточтимому барону...
– Розен тоже там будет?
– Полагаю, что так.
– Мой сын?
– Малыш останется в замке.
– Жаль, я так хотела его увидеть перед тем как… - женщина осеклась, закусила до крови губу, вскинула голову и пристально посмотрела в глаза святого отца, - Обещайте, что не бросите Зенона, - из глаза баронессы выбежала слезинка, женщина тут же ее смахнула, будто стесняясь своей слабости, - Перережьте горло моему малышу, а потом влейте
каплю зелья прямо в раскрытые губы. Пусть мой мальчик очнется вместе со мной.– Я не могу обещать, что его похоронят в вашей могиле. Скорей всего, в фамильном склепе, вместе с предками, - отца Паула в очередной раз передёрнуло от открывшихся перед ним перспектив. Оживший мертвец – звучит, как ни крути, неспокойно и навевает откровенно дурные мысли.
– Это и не важно, главное, чтоб вы запомнили место. Он сам не сможет откопаться из земли, слишком маленький еще, я должна буду помочь. Или вы.
– Тебе самой хватит сил, чтобы раскрыть покров могилы?
– Хватит, даже не сомневайтесь. Какой бы она ни была, я выберусь на свободу. Только...
– Только что, дочь моя?
– Вы приняли сан, значит, отреклись от всех слабостей плоти.
– Я тверд в своей вере и не жалею о сделанном выборе.
– После того, как вы выпьете капли у вас точно не родится потомков. Ни единого на Земле.
За дверью темницы послышались голоса, они как будто бы приближались. Отец Паул заторопился.
– Набросься на меня на суде. Начни бесноваться, тянись к моей шее. Докажи делом, кто ты есть, ведьма. Чтобы ни у кого сомнения не осталось.
– Зелье у меня. Я уже испытал его – вылил несколько капель под дуб рядом с замком. Он не зачах.
– Что ж, через пятьсот лет это будет красиво смотреться. На растения капли действуют чуточку иначе, чем на людей.
– Ваши украшения отдали на сохранение герцогу Улисскому.
– Розен отдал?
Щеки Люции загорелись нехорошим румянцем. Вот и вся цена любви Розена. Ее драгоценности он и то отдал другой! Наверняка герцог Улисский передаст все своей дочери. И это она пойдет к алтарю в рубиновом гарнитуре Люции. Рука об руку с ее мужем!
– Именно он.
– Что ж. Я заберу свое, чуть позже, - девушка нахмурилась, - Вот еще что. Будьте внимательны с Гербертом. Он очень хочет помочь мне, постарайтесь сделать так, чтобы не совершил глупостей.
Глава 7
Герберт уединился в дальнем углу оружейной. Заржавелые наконечники копий словно ждали приглашения в бой, отсвечивали багровым лезвия старинных мечей, надломленные, в засечках, которые теперь уже ничем не убрать. Смотрели на парня сурово, словно спрашивали – готов ли он себя испытать как те, кто владел этими мечами в битвах?
Здесь же свалены в кучу щиты, многие расколоты надвое. Стальные ободы снимут, доску заменят – всему свое время. Замок стоит почти на границе, спокойно здесь никогда не бывает. Кольчуг только нет в этом закутке оружейной, их проще переплести заново.
Герберт прислушался к шагам, замер. Нет, за ним по узкой лестнице никто не поднялся. Парень достал все своё состояние из тайника. В руке сверток казался довольно тяжелым, но больше весил сам отсыревший кошель из сыромятной кожи, чем то, что было внутри. Герберт вытряхнул всё на ладонь, одна монетка засверкала, прыгая по щербатому полу. Несколько золотых, пара серебряных монеток, медь, которую только на хлеб обменять. Камень, намекающий на богатство и сытую жизнь. Еще не огранённый, найденный почти случайно на обочине у таверны. Такой дорого не продашь, а после огранки – кто знает, может, он и будет чего-нибудь стоить.