Отвергнутая жена
Шрифт:
Нажитое трудом и великим риском богатство еще недавно казалось парню значительным, он прикидывал, как и на что станет его тратить. Думал, сколько необходимо заработать ещё, чтоб на старости лет ни в чем не нуждаться,.. Чтоб возвести крепкий дом, выбрать хорошую девушку себе в жены, обзавестись десятком крепеньких малышей. Чтоб своя корова была, и не одна, лошади самые сильные, пашня. Работников несколько человек.
Не зря же он подался служить верой и правдой на чужбину? Доказал кровью своей, доблестью, смелостью, что способен встать в стражу барона на равных с другими. Сколько битв осталось позади, скольких врагов он поверг в бегство, а иных и вовсе убил. Мать им гордилась, да и теперь, наверное, гордится. Жаль, она далеко –
Счастливое будущее растаяло, словно морок. Свой дом, крепкая печь, своя мельница, лошадь... Парень еще раз взвесил на ладони монеты. Сколько лет он сможет еще сжимать в руках меч? Десять? Пятнадцать? Быть может, и так. Вряд ли больше. И на эту сторону границы больше уж ему не перейти. Придется служить своему князю. А там, где крепкие стены цитадели, надежный ров и храброе войско простому стражу платят гораздо меньше. Столько золота он и за пять лет не добудет.
А если плюнуть на все? Ну ее, ведьму? И малыша тоже. Сможет он жить счастливо, если будет наверняка знать, что мог спасти женщину, но не стал этого делать? Пожалел своё золото, не захотел рисковать жизнью? Больше-то он все равно ничем не рискует. Семьи не нажил, о матери и без него есть кому позаботиться. Считай, вольная птица, сам за себя отвечает перед совестью, людьми, богом... Перед глазами Герберта встало лицо красавицы, то, как она отводила в сторону взгляд, прятала слезы. И ведь даже не о себе плакала, о единственном сыне! Баронесса готовится принять свою смерть с достоинством воина, даже помощь отвергла. Смелая женщина. Ему бы такую в жены. И неважно, что она с ребенком. Так даже лучше. Парень хмыкнул, подумал досадливо про себя – раскатал губу. Баронессу ему подавай! Нищему стражу. Точней, пока не нищему. Соблазнительное будущее еще есть впереди, машет ладошкой. Да только не суждено ему сбыться. Золото он потратит без сожаления и будущее свое в этой стране загубит. О личной комнате в замке больше можно не мечтать. И о высоком жаловании тоже.
Жаль, золота не так уж и много, чтоб отправиться в дорогу с женщиной и ребенком. Но раз больше ничего нет, придется собираться с этими деньгами. Одеяльца, ткань на пеленки, дорожный плащ баронессе, и лучше уж на меху, чтоб не застудить красавицу ночью. Хоть и лето, но жары нет. И спать бок о бок на одном ложе такой женщине не предложишь. Гордая очень. Не так поймет и босиком уйдет, чего доброго. К плащу нужна фибула, а еще лучше застежки. Мальчонке тоже не обойтись без люльки. Хоть что-то, но купить придется. Ещё провиант в дорогу, фляги для воды, две, а то и три для лошади. Седла, поводья, уздечки. Ведра, чтоб можно было поить в дороге. Не везде найдешь чистый ручей... И котелок хоть какой тоже нужен. Хорошо, что огниво есть, считай, повезло.
Вот мать обрадуется, когда он вернется. Уехал, чтоб разбогатеть, вернулся с женой и ребенком. Да еще и чужими. Впрочем, как знать. Повезет, так станет красавица его супругой. Законной, перед людьми и богом. Обвенчаются в церкви по законам его страны. И не важно, что она ведьма, и плевать на барона. Только б разгорелся в сердце этой женщины хоть крохотный огонечек любви к нему, простолюдину. А уж он постарается для Люции – и золота раздобудет, и дом новый отстроит, и корову лучшую приведет. У ее мальчонки все будет, обеспечит как своего собственного – и мечом, и лошадью, и вещами. Чтоб не хуже, чем у других.
Пока голова на плечах есть, а рука крепко сжимает меч – ничего нет страшного. Все у них будет. Только вот плащ в дорогу придется купить ведьме мужского кроя, чтоб никто ничего не заподозрил. И лошадей он сведет из конюшен барона в полном облачении: с седлами, уздечками и запасом зерна на дорогу. Резвых коней другим путем все равно не добыть, так пусть уж барон чуть разорится на прощальный подарок. Вот уж кого, а его и вовсе не жаль.
Герберт сложил
в карман золото, прихватил несколько наконечников от старых копий, вдобавок взял заржавелый кинжал со сломанным лезвием, если обточить немного, сойдет за нож. В дороге все пригодится.Когда парень выбрался из замка, его оглушили голоса толпы. Все они жаждут зрелища, ведьминых мук. Дикие люди, разве такое можно кому-то желать? Скольким из них помогала Люция? Вон стоит лавочник. Не он ли бежал за снадобьем для своего младшего сына к баронессе? И ведь падал ей в ноги, молил хоть чем-то помочь. Оттолкнул от себя священника, чтоб тот не смел исповедать мальчишку. И Люция тогда помогла, дала мазь, остановила хворь у ребенка, спасла. Так почему сейчас мельник здесь? Выкрикивает имя той, что помогла? Желает ей смерти, чтобы очистить свое имя? Чтобы его самого не заподозрили в колдовстве? Или жаждет зрелища? Правду говорят, нет у горожан ни чести, ни совести!
Герберт пробрался сквозь толпу, тенью скользнул на дорогу и направился в город. Здесь он исхитрился купить огромный кожаный плащ, подбитый мехом лисы. Парень не поскупился и приобрёл к нему тяжелую фибулу из кости в форме венца. Как прижмет к груди своего младенчика Люция, завернется в меховой плащ, так сразу утешится. И не страшно, что спать они станут посреди леса, а не в замке. Все лучше, чем погибать на костре.
– Долго будет служить этот плащ, не пожалеешь!
– простился с ним лавочник, - Сносу нет такой коже.
Герберт купил котелок, немного провизии. Затем парень обогнул городок, вышел на обрыв над рекой. Здесь, в корнях старой сосны он спрятал все то, что у него было собрано в дорогу. Даже камень необработанный и то положил. Прикрыл тайник камнем и с чистой совестью направился к замку. Осталось дождаться темноты и вывести из конюшен лошадей. Еще было бы неплохо спилить решетку с окна темницы. Покуда будет идти суд, рядом с часовней и темницей стражи не будет. Точильных камней в оружейной много. Если потрудиться, то можно успеть подпилить прутья. Хотя бы погнуть, и то легче будет.
*** Отец Паул молился в келье, как ни странно было ему самому уповать на Бога теперь, когда он собирался совершить преступление. За стенами замка бесновалась толпа, градоначальник прошел мимо часовни в сторону замка...
Священник пытался найти ответ в своем сердце на самый главный вопрос – что есть вера? По всему выходило, что в милость Господню он верил. А в праведность людей – нет.
Его вера – облегчать страдания, наставлять на праведный путь, давать утешение, открывать чужие сердца навстречу Всевышнему.
Но судить он не может. И сжигать ведьм на кострах никогда не станет. Не поднимется его рука с факелом, чтобы поднести его к хворосту, не для того она создана.
Бог велел любить ближнего. Но церковь решила иначе. Отчего? Быть может, папа ошибся? И все кардиналы вместе с ним? И другие священники? И эта толпа за стенами замка... Разве могут все ошибиться? Могут. История знает немало подобного. Когда отвергнутого провозглашали святым после смерти.
Он заключил договор с ведьмой, он исполнит обещанное, а потом снимет сан. Господь велит прощать, инквизиция принуждает судить. С церковью его больше ничто не связывало в душе. И носить рясу стало преступным. Да только слово, данное ведьме, нужно сдержать. А значит, и рясу он пока снять не сможет. По крайней мере, покуда не убьет Зенона.
Паул прочел еще несколько молитв по памяти, обдумал грядущее. Все должно выйти так, как и должно. Вот только Герберт,.. Смелый, крепкий, отчаянный в битве. Паул хорошо помнил, как ловко поразил в недавней битве Герберт врагов, осадивших крепостную стену. Такой воин способен на многое, если уж он собрался кого-нибудь защищать.
Достойный человек, он может пойти против толпы с поднятым над головой мечом. Пожалуй, стоит позаботиться о том, чтоб Герберт не спутал все планы. Он поразительно чист душой. Жаль, если такой погибнет.