Отвергнутая жена

Паул шел довольно бодро, тело почти не болело. Другое дело голова - она разбухла от мыслей одна жутче другой. Что теперь будет? Кто встанет во главе замка Розена? Да будет крепок его зачарованный сон. Где найти Зенона? И главное, как он объяснит все, что случилось, Люции. Гнева ведьмы Пауль опасался больше всего. Вдобавок он старался быть честным и справедливым. А это не просто, когда ты стоишь чуточку выше других. Больше знаешь, умеешь думать, молиться и вдобавок обладаешь особенным зельем.

По всему выходило, что Люции он обязан жизнью. Герцог Улисский был в сговоре с кардиналом. Розен, Паул и доверенные стражи были обречены. Паулу повезло больше других, он выжил, он не спит в могиле, как Розен и все остальные, бодр духом, топчет ногами землю родного края. И чем он отплатит колдунье? Черной неблагодарностью. По всему выходит, что так. Сын потерян, вдовой она не проснется, Розен еще не скоро умрет. И вряд ли Люция будет рада встретить своего мужа даже через пять сотен лет.

Старик покачал головой , сам собой он не был доволен. В первую очередь потому, что потерял ребенка, сглупил, когда давал зелье Герберту. Назови он другой срок, все бы можно было уладить. И раньше стражника не разбудить – не ровен час, он потеряет память. Тогда Зенона придется всем городом искать в том лесу, когда мать его очнется, если на это хоть кто-нибудь согласится. Сегодня, предложи он людям такое, самого же камнями закидают. Ни один человек в городе не решится искать могилу сына колдуньи. Тем более, что только в одну сторону полдня пути. На телеге и то долго ехать. Да и лошадей в городе не так уж и много – в лучшем случае по одной на семью. Верхом, чтоб побыстрей, мало кто сможет доехать. Это на телегу можно залезть впятером.

Паул раздвинул кусты и шумно вздохнул – ворота замка распахнуты, нет следов битвы. Счастливая жизнь идет своим чередом. Ребятня балуется возле рва, норовит съехать в канаву. Женщины кричат и бранятся. Мужчины заняты своими делами. Выходит, что стражников заманили в ловушку, ни один из них сюда не вернётся. Люди кардинала убили всех тех, кто отвечал Розену преданностью.

Паул выбрался на дорогу, ноги его тотчас увязли в грязи. Старик поднял глаза в небо. Он позволил себе помечтать, перед тем как войдет в ворота. Должно быть, через пятьсот лет все окрестные земли будут заселены людьми. Дорогу заложат камнем аж до Смоленска, не будет на ней ни одной ямки. Всего год ушел на то, чтоб выложить камнем замковую площадь.

За пятьсот лет можно многое сделать. Дома отстроят каменные, вставят во все окна настоящие стекла, не останется в округе ни одного нераспаханного поля. Построят другую часовню... Нет, это будет костел. Огромный! И в нем откроют школу для детей селян, совсем как во Франции. Всех будут учить писать, читать и считать. О большем мечтать бессмысленно. Ну, может еще расскажут, какие травы полезны, да как лучше выхаживать женщин после родов, да растить малых детей, лечить раны.

Лес отодвинется от города дальше, выкорчуют деревья, распашут поля. Волков перебьют и те перестанут воровать скот из-под носа у селян. И скота разведут много. По пять коров на семью станут держать, а может, по семь. Голод отступит. Вдоль всей границы выкопают рвы, построят укрепления. Может, и войн не будет.

Паул сладостно вздохнул. Ему предстоит это увидеть, пощупать ногами новую кладку мостовых, увидеть свою родную Швецию через столько лет! И всем этим он обязан Люции, ее знанию. Повезёт, если не дьяволу и не искушению. Но тут уж ничего не поделать. Остаётся только ждать.

Старику пришлось сообщить обо всем, что случилось ,оставшимся стражам и созвать горожан. Площадь заполнили люди, их было действительно много. Теперь ни над городом, ни над замком не было власти. Градоначальник, сам Розен, глава его стражи - все погибли. Или впали в забвение до лучших времен, но об этом старик предпочел промолчать.

– И что же нам делать?
– ошарашенно спросил молодой стражник. Сам он был родом с Литвы.

– Жить. Ждать, когда прибудет герцог Улисский в свои новые земли. Молиться о мире.

– Смоленск скоро падет. Я возвращаюсь на родину. Только у кого мне спросить жалование?

– Казну разграбить не дам, - веско сказал кузнец.

– И мы не дадим, - подтвердили другие.

Паул поднял руку, чтоб не дать разгореться сваре.

– Сколько должен был тебе барон?
– спросил он у стража.

– По монете за месяц. И того десять.

– Остальным платили столько же?

– Думаю, да.

– Если мне верят люди, я сам раздам стражам плату.

– И мне тоже!
– всполошился мельник, - Перемолото столько муки. Барон всегда платил в конце двух месяцев. Срок выйдет через три дня.

– Верят ли мне горожане? Достоин ли я того, чтоб коснутся казны барона? Тогда будут розданы все долги.

Горожане замялись. То тут, то там раздались возгласы – верим. Паул вздохнул. Он прекрасно понимал, насколько сейчас опасен любой бунт. Враги за порогом, давно русский царь точит меч, чтоб расширить свои земли. Несколько сундуков, полных доверху золотом, вскрыли. Долги барона были розданы. Оставшееся золото спрятали в подземелье замка. Случись осада, погреб тронут не сразу. Да и кто станет ворошить кучи мешков с прелой свеклой, что свалены в углу. Свои бы только не тронули, не растащили. Подземелья накрепко заперли. Ключ от замка отдали на сохранение Паулу.

После тяжёлых дней, душевных волнений, долгой дороги, старик заснул до утра. Его не волновала луга, которая полновесной золотой монетой сверкала на небе, о предостережениях колдуньи он и вовсе забыл. Лишь наутро к нему в часовенку нагрянул отец вышивальщицы. Бледный мужчина сверкал глазами, рот его был приоткрыт, а кулаки, наоборот, крепко сжаты. Да и топор, зажатый в руках ясно говорил о сильном волнении.

– Доброе утро, не правда ли?
– деликатно начал Паул. Ему совсем не хотелось еще раз проснуться в своей собственной могилке. Эти-то выкопают с душой, попробуй, выберись потом. Да и как сообщишь о своем воскрешении? Везёт еще, что герцог Улисский сюда не наведался.

– Доброе! Я вышел на солнце и не сгорел.

– Жара уже миновала, небо затянуло тучами. Бог даст, пройдет дождь.
– Как спалось?

– Чудесно. Только мышь скребся у сундука с моими книгами. Тот заперт, но все же опасность есть. Я думаю, эта мышь - мальчик. Слишком уж целеустремлён он в своей тяге к грамоте. Настойчив!

– Спрошу прямо. Спина не чешется?

– Нисколько. Я купался в том месяце. Свалился с моста в реку, когда возвращался с крестин.

– Вот как, - лицо мужчины начало ходить ходуном, выражая самые противоречивые чувства, - Это хорошо, что не чешется. Может, и я купнусь.

Паул вернулся в свою келью, он собирался позавтракать. С большим удивлением старик заметил следы мышиных зубов на той единственной колбасе, которая была подвешена к потолку на бечевке. Сюда мыши еще ни разу не добирались. Бечёвка тонкая, колечко с шипиками болтается на своем законном месте. Ну как мышь могла полакомиться его колбасой?

– Чтоб тебя пес съел! Крестин две недели не предвидится! Где мне добыть еще еды? Тьфу!

Паул отрезал надкушенные кусочки и вышел во двор, чтоб скормит их своей собачонке. Хоть с мышью они и делят на двоих келью, а все же он брезговал есть после нее. Здесь, во дворе, старик внезапно осознал, что после вчерашней поездки у него не болит тело. Ночь прошла и все синяки сошли. Как и не было их вовсе. Вот чудеса! Пес дожидался хозяина возле будки. Здесь Паула ждало новое открытие. Веревка, которой он привязывал собаку была напрочь перепутана. А красивый выступ на стене хранил следы мелких надгрызов. Все бы ладно, но пес никак не мог допрыгнуть до такой высоты. Кто же тогда грыз стену? Для медведя слишком уж мелкие следы. Да и пес жив, его бы первым задрал лесной зверь.

– Угощайся, Жулик, - Паул отдал колбаску псу, распутал веревку и вернулся в свою келью обратно.

Ему было над чем подумать. Выходило так, что у мыша и пса будто бы отрасли крылья. Но такого же не может быть? Или может? И зачем приходил отец вышивальщицы? Он-то этой ночью явно не спал. И не спросишь, уж больно опасно поблескивал новой заточкой топор в руке мужчины. Старик неспешно позавтракал перед обычной своею молитвой. Обвел взглядом скудные припасы еды. Раз подарков от горожан ждать в ближайшее время не приходится, стоит прогуляться до лавки. Купить себе немного хлеба, да вяленого мяса про запас. С этой мыслью Паул сунул руку в кошель. Монеты обожгли его пальцы. С большим удивлением старик вынул руку из кошеля, высыпал его содержимое на стол. Деньги как деньги! Пчелы нет, ужалить его было некому. Только пальцы об этом, похоже, не знают. Паул рискнул дотронуться до серебряного кругляшка. От ногтя повалил дым, руке вновь стало невыносимо больно. А на монете зияла выплавленная дыра.