Отверзи ми двери

– А я долго не могу, у меня сегодня...

И тут Льва Ильича осенило, у него сразу ворохнулась даже не мысль, а предчувствие такое, как только увидел этого юношу на паперти. Да нет, тогда и не предчувствие это было, а такая мечта его коснулась: "а что бы, если..." Он ее и назвать про себя не успел, так все стремительно развернулось - да и зачем ее было называть, прошла б и все. А тут, вглядываясь в Игоря, не думая об этом, он слышал, как она в нем вырастает.

– Игорь, а вы сейчас очень заняты?
– спросил Лев Ильич.

– Да нет, чем уж я занят, у меня, правда, этой весной, вот сейчас, должно решиться, может, в армию заберут. Я не хотел раньше, в артисты думал двинуть это я в Одессу летал на кинопробы, похоже, берут, им и армия не помеха, вытащат. Но мне не хочется сниматься, - он отвечал охотно, с какой-то откровенной готовностью.

– Вот и отец Кирилл тоже...

– Какой там актер!
– живо откликнулся Кирилл Сергеич.
– Ты подумай, что будешь играть? Ну представьте эту актерскую ситуацию: тройная нагрузка на душу. Это кроме двойной жизни, которую все ведут, еще третья, уж совсем отношения ну ни к чему не имеющая. Я плохо знаю театр, но сама идея убивания себя в другом, стремление не в себе искать себя, не вычищать собственную личность, но в другом, через другого... Все душевные силы, талант, коль он есть, все направлено на то, чтоб кого-то разоблачить, осмеять, пусть даже оправдать, но кого-то! А про себя забыть. А когда придет пора вспомнить - где он, я?

– Лев Ильич, вы не подумайте, что отец Кирилл такой старорежимный ретроград, тут у них с мамой своя мысль, - улыбнулся Игорь.

– А вот и ретроград, и не пугай меня, пожалуйста, выдержу, - почему-то не принял шутку Кирилл Сергеич. ("Это у них свой давний разговор" - понял Лев Ильич.) - В том-то и дело, что коль театр - сила, а эта истина давно известная, как же, кафедра, трибуна, с которой ты во всю глотку призываешь чувства добрые. Но в том и дело, что добрые! А если нет, и с той же кафедры, и тоже во всю глотку, а она у тебя - даром, что ль, такой вымахал?..

– Так вы ж современный театр не знаете! Лев Ильич, ну будьте судьей, ну можно ли, да еще с таким жаром говорить о предмете, который не знаешь, да может, в современных пьесах...

Тут как раз двери раздвинулись, народ повалил, Игорь не удержал напора, их притиснуло к самому стеклу.

– Ага!
– засмеялся Кирилл Сергеич.
– Проврался! Вот у тебя руки и подломились. Еще мне современных пьес недоставало смотреть...

"Господи, ну как с ними хорошо! И разговор какой-то человеческий..." смотрел на них Лев Ильич.

– Причем тут пьесы?
– рассердился на свою оплошность Игорь.
– Я уж тогда все скажу, раз Лев Ильич соглашается судьей... Не пьесы тут, и не театр, не кафедра, с которой надо призывать. Они с мамой боятся, что я влюбился в одну актрису. А я и не думал, это она...
– Игорь покраснел и совсем рассердился.

"Ну как кстати..." - мелькнуло у Льва Ильича, хотя и не ясно было ему, что тут "кстати".

– Лев Ильич, коль вы действительно судья, ну можно ли на человека напраслину возводить? А презумпция невиновности, уважаемый?
– возвысил голос Кирилл Сергеич, так что на них обернулись.

– Предлагаю вам, Игорь, подтвердить обвинение фактами, - улыбнулся и Лев Ильич.

– Извольте. Факт первый - противоречия моего уважаемого оппонента. Отец Кирилл, принципиальный противник войны, благословляет меня призываться в нашу доблестную армию. К чему бы это? Не для того ль, чтоб разлука...

– Ты что, это серьезно говоришь?
– вдруг огорчился Кирилл Сергеич.

– Господин судья! Один ноль в мою пользу. Запомните. Факт второй...

– Погодите, Игорь, но ведь это не факт, а всего лишь еще одно обвинение, снова не учитывающее презумпцию...

– Почему? Явное противоречие принципам - раз, прямая связь...

– У обвиняемого может быть совсем другое, не столь прямое соображение...

– Понял, что значит неподкупность судьи?
– строго глянул на Игоря Кирилл Сергеич.

– Понял, что пропасть между отцами и детьми непреодолима, - в тон ему ответил Игорь.
– Ничего, мы воспитаем собственных судей.

– Да, да! Вот в связи с этим у меня к вам и просьба, -подхватил Лев Ильич.
– В связи с непреодолимостью пропасти меж детьми и отцами...

– Да нам выходить!
– вскричал Кирилл Сергеич.

Они кой-как выбрались из вагона, Игорь успел придержать двери, поднялись наверх. Лев Ильич зажмурился от света, солнца, ударившего ему в глаза, будто оказались в другой стране - там метелица, теснотища, грязь, а тут открылась ширь, голубое небо в летящих облаках, да и какой-то город-не город: дома высоченные, а разбросаны, улицы-не улицы - поле, дороги в разные стороны, автобусов целое стадо - другая страна!

– А я здесь и не был никогда, - сказал Лев Ильич, - даром что в Москве всю жизнь прожил.

– Далеко, что говорить... Вон наш автобус!
– и Кирилл Сергеич, смешно загребая ногами, побежал к остановке.

И опять они успели, втиснулись, и снова их прижали к заднему стеклу, только теперь свет был не мертвый - электрический, а яркий, солнечный, и снова так радостно было Льву Ильичу смотреть на своих спутников.

– Простите, Лев Ильич, я вам все договорить не даю. А я с удовольствием, если чем могу вам помочь. А что за дело?
– Игорь смотрел на него с живым любопыством.

– Даже не знаю как объяснить... Но я как вас увидел, еще на паперти, так подумал: вот бы мне такого парня, я б с ним то дело обделал...

– Да это у него вид такой, - вставил Кирилл Сергеич, - а так - ветер в голове.

– А мне это и нужно - и вид, и ветер... У меня, понимаете, Игорь, с дочерью беда. Такая история, боюсь ее потерять: дома я не живу, а там влияния совсем не те, какие-то странные мальчики из МИМО. Вы б с ней познакомились, домой бы привели, другой бы мир ей показали, с отцом Кириллом бы ее свести... В церковь... Ну, это мечта уж слишком большая. Я тут страшную вещь понял. Всю жизнь живу в Москве, а мимо иного проходил, мог бы и не узнать никогда. Здесь совсем разные страны, миры уживаются вместе, а порой меж ними нет никаких соединяющих мостков. А может и есть, так ведь и заметить нужно, а то всю жизнь проходишь и не увидишь. Но я не могу, здесь и начинается та самая непреодолимая пропасть, о которой вы говорите. А если б вы - вам бы она поверила.

– А сколько лет дочери?
– спросил Игорь и покраснел. "Как он краснеет хорошо!" - опять с радостью отметил Лев Ильич.

– Шестнадцать лет, вот-вот. В девятом классе.

– Пожалуйста. Я познакомлю ее с хорошими ребятами. Артистов не боитесь?

– А я вам верю, - сказал Лев Ильич.
– Тут уж вы сами бойтесь.

Кирилл Сергеич слушал с интересом.

– Слава Богу,- сказал он, - наконец, у тебя будет настоящее дело. Что может быть выше, чем быть ловцом человеков. Потому думаю и об армии для тебя, а ты меня вон как трактуешь...