Ответ Империи

— Увы, — сочувственно вздохнул он.

— Тоже бросили? А леденцов для отвыкания не найдется?

— Я вообще не курю.

— Да, бела просто… конечно, правильно делаете, просто… До аптеки что ли, дойти, антиникотиновый пластырь взять?

— Наверное, — неопределенно протянул Виктор, ожидая, что мужичок сейчас попросит денег.

— Хотя ладно, — ответил тот, — отвыкать так отвыкать. Каждый должен нести свой крест за грехи. Это я образно, я тоже атеист, просто в идее что-то есть, моральное содержание. Ведь правда?

Виктор пожал плечами.

— Кто знает. Я не гуманитарий, я инженер.

— Очень приятно. Я как раз гуманитарий. Писатель. Извините, плохо пахну…

— Что? — невольно воскликнул Виктор. Фраза показалась ему подозрительно знакомой.

— Вином немного. Если раздражает, я в сторону буду, сейчас же эта везде борьба… Трезвые — здоровые — сексуальные…

— Все в порядке, — примирительно ответил Виктор, — жизнь штука сложная.

— Вы, верно, думаете, это творческий кризис, или с издательством облом… нет, это все, как писал великий советский поэт Добронравов, суета, 'ведь не вся еще жизнь прожита'… Помните, да? Нет, дело в следующем. Умирает направление. Пятидесятые, шестидесятые годы подняли могучую волну авторов от земли, от нашей деревни, которые не просто отражали какой-то социальный пласт, нет… Они принесли с собой чистые, родниковые понятия морали. Распутин, Шукшин, Белов, Вичутин, Лихоносов, Астафьев — это возврат интеллигенции к народной почве, к русской, извиняюсь, христианской культуре. Я тоже атеист… но нельзя же отрицать христианство, как культуру и традиции, верно?

— Верно, — согласился Виктор, тем более, что не видел, с чем спорить.

— И вот вы только представьте: последнее десятилетие это направление умирает. Бесследно. Вы сейчас скажете: я драмати…ти…зирую. Нет, я не это, не драмати… ладно. Я понимаю вот что: гибнет язык. Шукшин вот, Распутин, они что — они писали живым народным языком. А сейчас живой народный язык приблизился к интеллигентскому. И опять вы скажете, что в этом плохого, образование, да. Да, если сравнить с канцеляритом пятидесятых — да, это прогресс. 'Говорить не умею красиво я, хоть порой могу коснуться разных тем' — да, это ужас что, это вот с девушкой так изъясняться, это надо было ломать, и это сломали. Сломали!

Литератор икнул: видимо, его потихоньку начало развозить. Виктор молча продолжал слушать, нетерпеливо поглядывая в сторону площади Партизан, чтобы не пропустить свой номер.

— Но! Но! Тогда был канцелярит — был и живой народной язык. Вы меня понимаете, да? Хорошо… Сейчас нет канцелярита — нет и народного языка. Стали говорить, как дикторы. Нестандартное самовыражение чувств угасает. Пишешь о селе — тексты похожи, речь героев похожа, мало, мало инди-ви-ду-альности. Все — пушкинским слогом. Помните, у Ахматовой — 'Слава соколам полета! Пушкин — в роли пулемета!' Инти… интиллигентизизировали село, и город, разумеется. Ну вот, а это мой едет… Вы, товарищ, извините, конечно…

— Да ничего. Все в порядке.

— Ну, может, я что-то преувеличил… драмати… ой. Всех благ.

'Ну и что делать?' — думал Виктор через пять минут, устроившись на сиденье тролля нужного ему маршрута. 'Проблема типа есть, а у попаданца ни готового решения, ни, самое главное, опыта в сфере языкознания. Может, попытаться, как в ТРИЗ — обратить вред в пользу? А как?'

Он задумчиво взглянул в окно: троллейбус уже завернул на Горбатова и катил мимо стандартных рядов витрин на первых этажах комплексов, прятавшихся за опущенными рифлеными забралами жалюзи; лишь некоторые из них светились, словно аквариумы в темной комнате, показывая медленно проплывавших между прилавков людей; над этими окнами неизменно высвечивалось 'Гастроном' или 'Промтовары'. Видимо, эти древнесоветски-безличные имена магазинов обозначали дежурные заведения. 'А в 'Промтоварах', небось, товары первой необходимости…'

Сосредоточиться на вопросе языкознания не удавалось. Мешала четверка молодых парней на креслах впереди, оживленно болтавшая о методах стабилизации самодельного экраноплана.

— Слышь, мужики, чего мы мучаемся? У Зерногова есть списанный 'Базальт'. Берусь его восстановить личной комплектухой. За вами датчики. Ну Серый же выточит цилиндры? Тензо делаем по книге.

— Проволочные? Чем возиться, дешевле полупроводниковые по сети заказать.

— Да какая разница, алгоритмы основное. Что в мозги заливать будем?..

'А чего они сами не решат этот трабл с разговорными?' — спросил себя Виктор. 'Интеллекта выше крыши. Может, они эту проблему просто не видят? Колбаса есть, и к этому привыкли, космос в порядке вещей, микросхемы… ну, может, не самые маленькие в мире, но по охвату населения сетями впереди планеты всей, есть чем гордиться. Пацанам что-то типа нетбука для развлечения, тоже есть предмет для гордости страной. По привычке увлекаются техникой, а вот язык… Блин, как сложно рулить в чужом обществе.'

Под плащом запикало. Виктор вытащил 'ВЭФ': индикатор виновато моргал надписью 'Зарядите батарею'.

'Долго протянул, по этим временам. Аккумулятор, видать, спецушный.'

В квартире царил полумрак, из приоткрытой двери кухни лился несильный холодный свет, проникавший через окна галереи, и это чем-то напомнило Виктору каюту теплохода, на котором когда-то давно ему довелось путешествовать по Волге. 'Парус' тихо плыл в ночь, и только приглушенный динамик — здесь его, конечно, можно было совсем выключить, но Виктор на всякий случай оставлял тихий звук, чтобы услышать сообщение о той самой войне, о которой ему напоминали на каждом шагу — приглушенный динамик мурлыкал ретро-программу, и неторопливо-романтический ритм танцевального шлягера тридцать девятого 'Я такая, как есть' придавал уверенности.

Не зажигая света, Виктор полез в тумбочку у кровати. Зарядки на месте не было. Куда же он положил ее в прошлый раз? Вроде в секретер… Он откинул полированную крышку-столешницу: зарядка валялась рядом с монитором Домолинии. Четырнадцать дюймов монохрома казались в этом мире каким-то осколком его брошенного дома; воткнув мобильник в зарядку, Виктор секунду помедлил, и щелкнул кнопкой под выпуклым стеклом экрана, чтобы услышать привычный комариный писк строчного трансформатора.

При загрузке всплыл поп-ап: 'Вы получили 1 сообщение'.

'Это, наверное, от Вероники.'

Он представил себе, как Вероника заходит в свою квартиру — интересно, какие у них там квартиры, в этих пирамидах — проходит в кабинет, садится за стол и включает терминал, пытаясь найти в загадочном пространстве тень, с которой она могла бы просто поговорить по душам, излить все, что наболело — одиночество, беспокойство за дочь, которая в ее мыслях все еще бегает по детской площадке, а на самом деле бродит где-то по чужому городу, где нет ни родственников, ни ее, Вероники, знакомых, и как медленно по стенам ползут тени ветвей деревьев из окон, не занавешенных, потому что рука не подымается задернуть тонкую блестящую ткань шторы.

Он торопливо щелкнул по ссылке: в раскрывшемся текстовом окне по центру, словно предупреждение ДОСовского Нортон Коммандера, появился заголовок:

'СООБЩЕНИЕ ТАСС'

Виктор кликнул.

'28 сентября с.г. в ходе экстренного заседания совета НАТО в Брюсселе было принято решение о проведении в ближайшее время военной операции против Югославии под предлогом защиты граждан, якобы подвергаемых преследованиям со стороны ДКХП… '