Ответ Империи
Шрифт:
— Простите, то-есть у вас партийно-политической работы нет?
— Ну, как нет… Вот вы, например, человек, адаптированный к чуждой нам общественной системе. Вы здесь у нас лояльны к нашему строю? Только честно. Вы же знаете, у нас в Союзе мысли читают.
— Ну, не было смысла выступать.
— Вот. Это самое главное. Вам нет смысла диссидентствовать, да и на выборах вы, скорее всего, проголосуете за Народный Фронт коммунистов и беспартийных, и не из каких-то идей, а просто не захотите менять то, что вам лично удобно и комфортно.
— А если не проголосую?
— Плюс-минус голос роли не играет… Главное — это число довольных. В этом и есть партийно-политическая работа. Ну и, наконец, использование своего положения для действий, унижающих достоинство работника. А если у вас такой защиты нет, то тогда все понятно. Устраивают рабство, а рабу нет смысла работать. И над этим рабством сверху — балаган, видимость свобод, демократий… Но давайте
— Да. Настроение боевое.
— Это хорошо. Как вы, верно, уже знаете, сейчас в СССР альтернатива дешевой рабсиле — это роботизация. Это вполне устраивало в рамках автаркии. Но, в условиях грядущего мирового порядка, в орбиту СССР будут втягиваться страны с дешевой рабочей силой, и в этом случае роботизированные производства могут пока уступать, ненамного, но… А речь, как вы понимаете, идет о том, чтобы не городить перед такими странами торговых барьеров, иметь общую валюту — естественно, это будет рубль — и так далее. Подумайте пока, через полчаса собираемся в том же зале. К 'Калине' ваш терминал уже подключен.
В 'Калине' Виктору удалось нарыть массу интересной информации, но она его к решению вопроса никак не подвигала. Например, он узнал, что здешняя ОГАС, в отличие от первоначальных задумок Глушкова, была в основном ориентирована не на тотальную синхронизацию производственных процессов, а на предсказание на текущих данных и различных моделях кризисных ситуаций, дефицитов и затовариваний; надежность экономики считалась важнее, чем максимальная быстрота ее роста. Сама же 'Калина' оказалась сетью двойного назначения, построенной по принципу распределенных вычислений, причем центры, где сосредотачивались основные вычислительные мощности, и где располагались суперкомпьютеры, обслуживались военными ведомствами. Это позволяло легко переходить от загрузки системы экономическими и научными задачами к военно-мобилизационным; экономика при этом тоже, как по мановению руки, становилась военной, ибо даже в кооперативах управление предприятием, кадрами, бухгалтерией и прочим шло через 'Калину'. В СССР даже не требовалось отдавать приказ сверху: в случае войны его получали все на всех уровнях, и предприятие, кому бы оно ни принадлежало, занимало свое место в строю оборонного комплекса. Делегированная собственность предполагала право государства призвать каждого под свои знамена. Не надо было даже ни принуждать, ни угрожать — просто отдельный человек, на какой бы ступеньке служебной лестницы он бы не находился, не сумел бы противостоять этой синхронизированной и управляемой волне, и, предприняв попытку сопротивляться, он был бы в ту же минуту обойден и заменен, так ничего и не добившись. Виктору вдруг стало не по себе от мысли, что новый президент нажмет не ту кнопку на клавиатуре; впрочем, он утешил себя предположением, что при здешней степени защиты систем от дурака человека нельзя удалить клавишей ЗБ. То-бишь, по-нашему, по-российски, Backspace.
Виктор откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Надо было опираться на свои знания. Чтобы отвлечься от не нужной сейчас новой информации, он представил себе желтеющие клены, ветви которых тяжело качаются на аллее Пушкинского парка; крупные пятипалые листья неспешно кружат на фоне свинцового неба и плавно оседают на старые деревянные скамейки и серый асфальт, заполняют прямоугольную чашу фонтана, которого в его, Виктора, реальности давно уже нет, и невысокая девушка с барельефа на стене Зеленого Зала смотрит за этим недолгим полетом, воздевая руки к небу в окружении голубей и надписей на разных языках — 'Мир', 'Peace', 'Pax', 'Frieden'… Мир, покой, согласие. Согласие…
— Виктор Сергеевич! Ну что, вече собираем?
В конференц-зале было прохладно, как будто кто-то по ошибке включал кондиционер. Виктор осмотрел лица присутствующих. Интересно, ждут ли они от него чуда? А если ждут, то какого?
— Не знаю, может быть то, что я скажу, покажется несколько банальным… Короче, у нас в выигрыше оказываются либо страны с дешевой рабочей силой — ну, Китай, Южная Корея, вы знаете, — либо наоборот, с очень дорогой, у нас, например, Германия. Те, у которых зарплата средняя — проигрывают. Да, в Китай перемещаются сборка, производство простейших товаров, и так далее. Но! Собирают они изделия из деталей, сделанных дорогой рабочей силой, и тем самым обеспечивают сбыт продукции, занятость населения там, где квалифицированные кадры делают эти детали дорого и качественно. Не может Юго-Восточная Азия строить всю экономику на крышечках, открывашках, брелочках, петардах. Производство поездов, судов, станков, сложной современной электроники позволяет получить доход гораздо больший,
чем 'на русалках заработать', а оно требует качественных деталей, качественной комплектации. И я вот о чем подумал… Советский Союз, здесь, много вложил в рабочего, инженера, технолога, и не только в их образование, профессиональные качества — государство вложилось в добросовестность, инициативу, изобретательность, желание делать свою работу все лучше и лучше… ну так давайте это и используем! Пусть СССР специализируется на качественной комплектации, а дешевую, простую, нетворческую работу переложит на тех, кто идет из деревни в город и ничего не умеет, но трудолюбив и много не запросит…Он проглотил слюну. В зале стояла тишина.
— Сейчас у вас проектируются машины, продукция, в расчете на роботов. Это, конечно, хорошо. Но для будущего разделения труда надо проектировать конструкцию, рассматривая возможность делить технологии: вот это для изготовления квалифицированными кадрами, у себя, а это — там, руками приделают, и не надо особо изощряться, предусматривая возможность механизации сборки. Часть операций не будет механизирована, невыгодно, и конкуренты из других стран тоже это делать не будут. И поэтому в СССР будет все выгоднее и выгоднее вкладываться в качество рабочей силы.
Он закончил и сел. Наступила некоторая пауза, для Виктора, в какой-то мере неожиданная. Он ждал или одобрения, или, в худшем случае, обвинений в авантюрности, но сейчас возникло такое впечатление, что он чего-то сделал не так.
— Позвольте мне… — нарушила общее молчание Инна Станиславовна. — В какой-то мере я ожидала идеи примерно в таком ключе, и все даже очень логично, и, я бы сказала, даже привлекательно, но… Получается, мы — неоколониалисты? Мы, провозгласившие миру сталинские принципы добра и справедливости, используем наше начальное преимущество, нашу фору, для того, чтобы увеличить пропасть между богатыми и бедными? У себя мы можем сделать справедливое, богатое, образцовое общество, чуть ли не полное равенство, но — за счет того, что других в этот счастливый мир не пустим? И будем смотреть на те же США, на тот же Евросоюз, чтобы они, не дай бог, не переплатили большей части человечества, или войдем с ними в сговор. Да, мы, конечно, выторгуем себе место в мире. Но в каком мире? Куда пойдет этот мир? Это просто мировой концлагерь какой-то. Борясь внешне против мира наживы, вы предлагаете капитулировать внутренне. Полностью и безоговорочно. Та же идея золотого миллиарда, только мы выбиваем себе там квоту, а остальные миллиарды для нас мусор. И мы будем смотреть на эти миллиарды и мучиться от того, что приличия нам не позволяют просто их уничтожить, и надеяться, что, может, они как-нибудь сами того… Извините за резкость, но просто я этого не понимаю.
— Простите, — ошарашено переспросил Виктор, — а что же вы тогда нам предлагаете? На нары? Ну и потом, без этого они там в своих деревнях еще хуже будут жить! Так мы им работу дадим, заработки, они развиваться будут, школы строить, учиться, ну, я не знаю…
— Ну, это еще у Киплинга написано. Бремя белого человека. Мы, значит, им, дороги строим и фабрики, а они, неблагодарные, в нас господ и поработителей видят. А ведь господа и есть. Нам невыгодно, чтобы они до нас дорастали, норма прибыли понижается.
— Коллеги, не забывайте, пожалуйста, еще одну сторону, — раздался неторопливый голос Шниперсона. — Я не психолог, но я освещу этот аспект. Мы, по сути дела, вталкиваем население стран с дешевой рабочей силой в другой уклад, индустриальный, вытаскиваем его из аграрного бытия. А ведь человека так просто не переделаешь. И, на мой взгляд, не нужно форсировать, быстро подтягивать такое население к нашему уровню, потому что для него самого это может оказаться трагедией, как у нашего коестьянства во время ускоренной индустриализации. Может, они начнут массовый вандализм и саботаж, может, сопьются, может, расцветет бандитизм и наркомания. Сразу выравнивать зарплату, доводить до возможности только получать удовольствие и мало работать, не надо. Можем подорвать мораль.
— Борис Натанович, вы еще забыли лозунг великого кормчего — бедность есть мандат революционности. Старо и неконструктивно…
— Можно? — Лада по-школьному подняла руку. — Мне кажется, обсуждение пошло по колее додиалектических методов. Мы начали рассматривать ситуацию 'или-или'. А надо рассматривать — 'и-и'. И страны с низкой рабочей силой быстро развиваются, и с высокой. Мне кажется, что в Китае по мере дальнейшей индустриализации будет много людей, которые хорошо зарабатывают… ну, и там внутри страны появится разделение на территории с дорогой и дешевой рабочей силой, это уже будет внутренняя их проблема, и ее можно будет решать вместе, ничего не навязывая. У нас же идут, например, на приглашение в колхозы на сезонные работы восточноевропейских безработных. То-есть, получается, что отступление есть, но это отступление временное, в связи с экономической интеграцией стран с разным уровнем развития должно выравниваться, я так полагаю.