Ответная угроза
Шрифт:
С подчинёнными разобрались, теперь можно и с друзьями генералами пообщаться. С Кузнецовым генерал-лейтенант Богданов прибыл, шеф боевой подготовки. Ещё и свита комфронта, адъютант, местный командир авиаполка, командующий ВВС, пара замов, но их я не считаю.
— Ну, и как у вас дела?
Кузнецов предваряет ответ широкой улыбкой.
— Хорошо у нас дела. Анисимов сегодня Лиепая взял. Завтра сообщение Совинформбюро будет.
Ощущение, как в анекдоте: ну, хоть дома всё в порядке.
— Я тебе Северный фронт подчинил. Ты в курсе?
— Ого! Нет, приказа пока не получал.
— Только
— Само собой.
— Товарищ маршал, — Богданов вклинивается в паузу, пользуясь тем, что обращаю внимание на него, — я тоже с вами.
Хм-м…
— Я и в самом деле хотел взять кого-то из твоих. На тебе самом ведь несколько фронтов тут висит.
— Ничего на мне тут уже не висит, — досадливо морщится генерал. — Каршин прекрасно справляется, здесь тоже всё налажено…
— Один только вопрос задам. И не тебе, — поворачиваюсь к Кузнецову. — Исидорыч, проживёшь без него?
— Будет трудно, но я справлюсь, — улыбается Кузнецов. — Тебе он нужнее. Подрежете финское крыло, столько войск освободится, что Германию, как суслика задавим.
И окрылённый Богданов со своим адъютантом залезает в самолёт. Ну, ухари! Это же не просто так, сел и полетел, такие действия документально оформляются. Заранее. Прощаюсь с хитро улыбающимся Кузнецовым.
Самолёт начинает шуметь ровно гудящими движками, разворачивается на взлётку, разгоняется. Взлетает с лёгкостью. Генералы и маршалы весят много только в смысле иерархии, а физический вес, как у обычных людей. А бомбовой нагрузки нет, полёт не боевой.
Бойся, Финляндия! К тебе летит шайка опытных поваров, чтобы разделать тебя и подать на кремлёвский стол. Воевать тебе осталось месяца два, не больше. После того, как закончим с тобой, закажу огромный торт в виде карты Финляндии, с приготовленной для отреза линией. И принесу в Ставку. Целиком мы тебя есть не будем, но изрядный кусок откусим.
План предстоящей кампании начинает пробиваться через туман размышлений, идей и догадок. Ладожское и Онежское озёра — вот ключ к успеху. Это не препятствие, как считают по обе стороны фронта. Это два огромных природных плацдарма. Только ими надо суметь воспользоваться. И тогда мы без натужных и героических усилий, — нет, поработать придётся и по-ударному, но без пафосного героизма, — нарежем финско-немецкую оборону тоненькими аккуратными ломтями.
Окончание главы 16.
Глава 17
Петля на финскую шею
25 декабря, четверг, время 12:15
Небо над Хельсинки.
Василий Сталин.
— Маз-зила!!! — первая пешка кладёт бомбы с изрядным недолётом. Только самые крайние случайные рвутся около границы аэродрома. Мы бомбим Утти, базу финских ВВС. Немецких на самом деле, сколько там у самих фиников авиации? Тощий кот наплакал.
Включаю радио. Мы переговариваемся открыто, этим самым показывая финикам своё презрение — всё равно ничего не сделаете.
— Сойка-1, я — Сыч, приём! — дожидаюсь отклика. — Поправку передал?
Всё в порядке, передал. Связываюсь с Сойкой-2, под Сойками у нас пешки ходят.
— Сойка-2, вперёд! Поправку не забудь.
Второй кладёт
серию бомб, которая цепляет аэродром.— Сыч, я — Дрозд! Приём!
— Дрозд, я — Сыч! Что случилось? Приём.
— Сыч, ты видел? Зенитки проявились! Приём.
— Успокойся, Дрозд. Видел. Конец связи.
Вызываю Котов, это чайки, которые кружат рядышком, даю целеуказание: двести метров от восточного края взлётки. Коты-чайки, словно стая злых ос, накрывает зенитное прикрытие эрэсами.
Вызываю главного Кота и даю цель на другой конец аэродрома. Два километра западнее. Наблюдаю и матерюсь. Эти придурки почти все ракеты выпустили по первым позициям, на вторые осталось только четыре ракеты на всю четвёрку чаек. А ведь по восемь у каждой машины!
Дрозд, то есть, Антон опять будет придерживать меня за руки, а так хочется иногда врезать! Говоришь им, говоришь, а им всё, как об стенку горох.
Немного успокаиваюсь, когда четвёртая пешка укладывает бомбы точно в корзинку. Третья промахнулась с перелётом, но «хорошо» промахнулась: часть бомб упала на вторые зенитные позиции. На самом деле, не знаю, есть ли там зенитки, знаю, что по правилам они там должны быть. Это хорошая немецкая традиция именно так защищать аэродромы. Для нас давно не новость.
Напоследок пролетаем над Хельсинки. Сбрасываем особые бомбы, над городом разлетаются тысячи листовок.
25 декабря, четверг, время 18:10
Хельсинки, Президентский дворец, кабинет Ристо Рютти.
После негромкого стука входит секретарь.
— Господин президент, прислал начальник гарнизона Хельсинки, — секретарь с лёгким поклоном кладёт на край стола слегка помятый лист бумаги. Листовка.
— Сбросили сегодня с русских самолётов, — поясняет секретарь.
Президент держит лицо. Успешно держит. Хотя с недавних пор военное положение как-то незаметно и быстро изменилось с благополучного до тревожного. Досталось и столице. Всё-таки Финляндии следует быть мирной страной с таким-то расположением столицы.
Достаётся не только от авиации, хотя русские, как докладывает Маннергейм, не стремятся бомбить мирные кварталы. Бомбы на город попадают в результате промахов. Низкая квалификация у русских лётчиков, — презрительно морщился генерал.
Не только авиация резко активизировалась. Вчера русские катера провели массированную торпедную атаку прибрежных шхер. Два минных заградителя уничтожили. Того и гляди десант высадят.
Президент брезгливо пододвигает к себе бумажку. На ней на трёх языках, финском (с ошибками!), немецком и русском один и тот же (предположительно) текст.
'От имени советского правительства предлагаю финскому правительству следующее:
1. Немедленно прекратить все боевые действия против РККА.
2. Покинуть все захваченные советские территории.
3. Интернировать все соединения вермахта на своей территории. В дальнейшем передать их советскому командованию.
4. Освободить и передать советскому командованию всех советских военнопленных и советских граждан, заключённых под стражу. В случае выявления фактов жестокого обращения с ними в нарушение Гаагской и Женевской Конвенции виновных арестовать и передать советским следственным органам.