Овладей мной

Крик вырывается из моего горла, но я откидываю голову назад, и рот Алека прижимается к моему.

Судя по сильному жжению, которое я чувствую, и по тому, что Алек не смог войти в меня до конца, становится ясно, что он слишком велик для меня.

Его язык проникает в мой рот, и он целует меня так, словно действительно любит меня. По крайней мере, так это ощущается.

Мое сердце бешено колотится о ребра, и когда Алек вырывается только для того, чтобы снова войти в меня, я могу думать только о нем.

На мгновение другие мужчины исчезают. Наши ужасные обстоятельства исчезают. Мой голодный желудок и страх смерти отходят на второй план.

Есть только Алек и ощущение его внутри меня. Жгучая боль от его мужского достоинства, растягивающего меня до предела, помогает мне сосредоточиться только на нем.

То, как он целует меня с агрессией и отчаянием, дает мне безопасное убежище — место, куда мысленно можно сбежать.

Он снова двигается и в ритме жестких толчков трахает меня так, словно умирал от желания попробовать меня на вкус.

Трудно помнить, что все это — спектакль, чтобы остаться в живых.

Когда мужчины начинают отпускать замечания по-итальянски, Алек издает рычание, и поцелуй становится более интенсивным, словно он пытается заклеймить меня своими губами.

По коже пробегают мурашки, а живот сжимается.

Я ошеломлена Алеком, и, чувствуя настойчивость в его движениях, ноющее жжение начинает исчезать. Мое нутро сжимается, и в сердце зарождается новый страх.

Я не хочу испытывать оргазм на глазах у всех этих мужчин.

Алек прерывает поцелуй, и наши взгляды встречаются. Должно быть, он распознал страх, написанный на моем лице, потому что он ускоряет темп, чтобы закончить все это, вместо того, чтобы заставить меня кончить.

Я наблюдаю, как напрягаются черты его лица, и наслаждение захлестывает его. Его губы приоткрываются, дыхание перехватывает. Золотистые крапинки в его карих радужках ярко сияют, и он выглядит прямо-таки пугающе привлекательным.

Мое сердце сжимается, отчаянно пытаясь не влюбиться в него, пока мы разделяем такой интимный момент.

Все твои эмоции обострены и выходят из-под контроля. Это из-за вынужденной близости и потому, что Алек — все, что у тебя есть в этой адской дыре. Ни одно из твоих чувств не является настоящим. Все это связано с травмой.

Тело Алека замирает, и мы смотрим друг на друга, пока Проди не усмехается.

— Отведите влюбленных птичек обратно в их клетку.

Алек выходит из меня, и когда я чувствую тепло его оргазма, стекающее по моим ногам, чуть не умираю от стыда.

Он поправляет мои трусики, которые быстро намокают от его оргазма.

Когда Алек тянется к моим штанам, Проди говорит:

— Нет.

Мой взгляд мечется к сумасшедшему итальянцу, затем он добавляет:

— Девушка снимет пиджак и блузку. На ней должно быть только нижнее белье. — Он одаривает Алека насмешливой улыбкой. — Будь благодарен, что я разрешаю носить белье.

Алек издает угрожающее рычание, и это заставляет Дарио наставить на него пистолет.

— Делай, как говорит босс.

Проклятье.

Не желая, чтобы Алек получил пулю, я стягиваю с себя пиджак Светланы и дрожащими руками стягиваю через голову шелковую блузку. Бросив ткань на пол, я кладу руку поверх лифчика и прикрываю промокшие трусики другой рукой.

Просто представь, что на тебе бикини.

В самом разгаре зимы.

Просто чертовски здорово!

Проди небрежно указывает на нас рукой.

— Убери их с глаз моих.

Алек сжимает мои бедра и встает у меня за спиной, пока мы возвращаемся в нашу комнату.

Когда за нами закрывается дверь, мое тело начинает сильно дрожать, а воздух срывается с моих губ.

У меня только что был секс с Алеком на глазах у пяти мужчин, которые в любой момент могут решить, что хотят меня изнасиловать.

Ужасающий стыд пронзает меня, и кажется, будто земля уходит из-под ног.

Руки Алека обвиваются вокруг меня, и когда я опускаюсь на землю, он притягивает меня к своей груди, его тело наваливается на мое, когда я рассыпаюсь на миллион кусочков.

Я думала, что сломалась, когда умерли мои родители, но я ошибалась.

Ничто так не убивает, как стыд, который я испытываю прямо сейчас. Он лишает меня уверенности в себе и заставляет чувствовать себя дешевой игрушкой, которую можно использовать для чужих развлечений.

Пока я плачу, Алек просто прижимается лицом к моей шее. Он не пытается что-либо сказать.

Да и что он может сказать?

Он тоже страдал. Дело было не только во мне.

Поворачиваясь к нему на коленях, я обвиваю руками его шею и цепляюсь за него изо всех сил. Или за то, что от этого осталось.

Впервые с тех пор, как нас бросили в эту комнату, свет гаснет, и мы погружаемся в непроглядную тьму.

Я ничего не вижу и крепче прижимаюсь к Алеку.

Кажется, проходят часы, прежде чем он шепчет:

— Прости, что причинил тебе боль.

Я качаю головой.

— Мы живы.

Проходит еще немного времени, и он говорит:

— Пожалуйста, скажи мне, что это был не твой первый раз.

Я глубоко вдыхаю естественный запах Алека.

— Это был не первый раз.

Я чувствую, как напрягаются его мышцы, прежде чем он поднимает меня и встает. Медленно он отводит нас к стене, где снова садится. Он усаживает меня так, чтобы я оказалась верхом на нем, а затем снова обхватывает меня руками.

Я лежу у него на груди, слушая ровное биение его сердца, пытаясь найти частичку прежней себя. Кажется, что от той девушки, которой я была раньше, ничего не осталось.

Есть только разбитые кусочки моей души и стыд, который жжет жарче адского пламени.

— Мне жаль, что так получилось, — шепчу я. — Ты в порядке?

Он целует меня в макушку и прижимается губами к моим волосам.

— Я в порядке.

Темнота густо сгущается вокруг нас, и кажется, будто мы окутаны пузырем, в котором есть только мы.