Овладей мной

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Я киваю, хотя это крайне далеко от истины.

Я не в порядке.

И никогда уже не буду в порядке.

Глава 11

Алек

Когда в комнате становится невыносимо холодно, Эверли начинает дрожать.

Я отталкиваю ее от своей груди и, сняв рубашку, пытаюсь в темноте убедиться, что она лежит правильно, прежде чем натянуть ткань через ее голову.

— Это немного, но поможет, — говорю я, поправляя ткань на ее торсе и бедрах.

— Спасибо. — Ее голос звучит глухо и разбито.

Я прижимаю ее спиной к своей груди и впитываю тепло ее тела.

— Ты не против так спать? Это поможет нам немного согреться.

— Да.

Сейчас середина гребаной зимы, и если мы не будем использовать свои тела, чтобы согревать друг друга, есть вероятность, что один из нас или оба заболеют. Старые радиаторы, которые я видел в коридоре, и тепло от строительных труб могут уберечь от худшего в зимнюю пору, но в этой комнате все равно будет чертовски холодно.

Проходят минуты, прежде чем я спрашиваю:

— Как ты себя чувствуешь? Физически.

— Болит, — признается она. — Мне не было так больно, когда я лишилась девственности.

Господи.

Чувство вины поднимается в моей груди, и я успокаивающе целую ее в волосы.

— Прости.

— Мы должны были сделать все необходимое, чтобы остаться в живых.

Тем не менее, я испытал оргазм. Нельзя отрицать, что я получал удовольствие, трахая Эверли.

Как только я погрузил свой член в нее, я совсем забыл о выживании. Я трахал ее, потому что не мог остановиться, когда почувствовал, как ее тугая киска обвилась вокруг меня.

Сделав это, я разгадал план Проди. Он хочет, чтобы я полюбил Эверли, чтобы он мог использовать ее, и сломить меня морально.

А значит, велика вероятность, что они изнасилуют ее.

У меня на глазах.

Мой разум переполнен мыслями о том, что произошло и что должно произойти.

Я помню панику в глазах Эверли, когда почувствовал, как ее киска сжалась вокруг моего члена. Она боялась оргазма.

Вопрос вырывается у меня прежде, чем я успеваю его остановить.

— Почему ты боялась оргазма?

Она отвечает мне не сразу, а когда отвечает, я слышу смущение в ее голосе.

— Я не хотела, чтобы они видели меня такой. Достаточно того, что нас заставили заняться сексом.

Зная, что в этих четырех стенах нет места невысказанным истинам, я признаю:

— Я чувствую себя дерьмом из-за того, что кончил.

Руки Эверли сжимаются вокруг меня.

— Это было бы неправдоподобно, если бы ты не испытал оргазм.

— Все равно. — Мой язык проводит по губам, где я все еще чувствую наши поцелуи. — Я испытал оргазм не напоказ. — Я делаю глубокий вдох, затем признаю: — Мне это понравилось.

Эверли на мгновение замолкает, прежде чем сказать:

— Я не сержусь. — Хотя она ни хрена не видит, она все равно поднимает голову. — Ты — все, что у меня есть сейчас, Алек. Я ненавижу их за то, что они поставили нас в такое положение, но не тебя. — Ее голос прерывается. — Ты такая же жертва, как и я.

— Единственное, что я ненавижу, это то, что они смотрели, — ворчу я.

Господи, блять, можно поклясться, что я нахожусь в исповедальне, раз уж я выкладываю этой девушке все, что думаю.

— Для меня это не было пыткой, Эверли. — Я кладу руку ей на плечо и провожу пальцами вверх-вниз по ее стройному бицепсу. — Притяжение есть.

Она замирает и не произносит ни слова, кажется, полчаса. Я слышу, как она делает глубокий вдох, прежде чем прошептать:

— Наши эмоции переполняют нас. Травматический опыт заставляет нас чувствовать то, чего мы обычно не чувствовали бы. Все обостряется.

— Верно. — Я киваю головой, но добавляю: — Но это не значит, что эмоции ненастоящие.

Она снова прижимается ко мне.

— По крайней мере, мы есть друг у друга. Не уверена, что выжила бы, если бы была одна.

Обычно мне было наплевать, что люди думают обо мне, но я отчаянно хочу узнать, о чем думает Эверли.

Вздохнув, я бормочу:

— У тебя есть полное право ненавидеть меня.

Она качает головой.

— Это моя вина, что ты оказалась в этом аду, — напоминаю я ей.

— Что есть, то есть, Алек. Я тоже облажалась, обменявшись одеждой со Светланой. — Она на мгновение колеблется, затем спрашивает: — Что бы ты сделал со мной, если бы мы не попали в засаду?

Господи.

Винсент решил бы либо высадить ее где-нибудь, либо отвезти домой. Если бы мы отвезли ее домой, неизвестно, что бы сделал папа.

— Не знаю, — честно отвечаю я. — Это зависело бы от Винсента.

— Как думаешь, с твоим братом все в порядке? — спрашивает она. — Мы не видели его с первого дня.

Я снова отвечаю:

— Не знаю. Он самый старший, поэтому на него ложится основная тяжесть пыток.

— Надеюсь, он жив, — шепчет она.

— Я тоже.

Мы снова замолкаем, и я вглядываюсь в темноту.

Внутри меня идет постоянная война за то, чтобы потребовать встречи с братом, но я знаю, что это только заставит их пытать нас. Не просить о Винсенте — лучшее, что я могу сделать в данных обстоятельствах.

Папа обычно заставлял нас всех смотреть, как он избивает одного из нас. Нам не разрешалось проявлять никаких эмоций, иначе он бы и нас избил. Он сказал, что тренирует нас на случай, если нас схватят. Чтобы мы не донесли на Братву.

Он также сказал, что это было сделано для того, чтобы научить нас не проявлять эмоций, потому что наши похитители использовали бы это против нас.

И все же, все, чего я хочу, — это потребовать встречи с братом.

Но годы воспитания удерживают меня от того, чтобы постучать в дверь.

Каким бы сильным я ни был, я не неуязвим. Я знаю, что это только вопрос времени, когда Проди либо убьет нас, либо того хуже.

Ты не можешь позволить ему сломать тебя морально.