Овладей мной

Что бы ни случилось, ты, блять, должен это пережить.

— Проди хочет, чтобы я влюбился в тебя, — сообщаю я Эверли. — Он собирается использовать тебя, чтобы сломить меня.

Она снова отстраняется, и через секунду я чувствую, как ее руки шарят по моим плечам и шее, останавливаясь по обе стороны от моей челюсти.

В ее голосе слышится отчаяние, когда она говорит:

— Ты не можешь позволить ему сломить тебя. Я не выживу без тебя.

Желая предупредить ее, я говорю:

— Чем дольше мы будем торчать в этой комнате, лишенные всего, кроме друг друга, тем быстрее у нас сформируется связь.

Ее голос звучит тихо, когда она отвечает:

— Я знаю.

— Как только Проди убедится, что я люблю тебя, они изнасилуют тебя.

Эверли обвивает руками мою шею и крепко прижимается своим телом к моему. Я чувствую дрожь, сотрясающую ее стройное тело.

— Не люби меня, Алек. Ты хорошо контролируешь свои эмоции.

Я закрываю глаза, рассказывая ей о том, что мы застряли в ловушке, которая ничего хорошего за собой не влечет:

— Если я не буду любить тебя, они убьют тебя. Твоя единственная цель — сломать меня.

Эверли всхлипывает и начинает рыдать у меня на груди.

— Я лучше умру, чем буду изнасилована ими всеми.

Я крепко обнимаю ее, и между нами воцаряется тишина, пока я сталкиваюсь с самым трудным решением, которое мне когда-либо приходилось принимать в своей жизни.

Если я не влюблюсь в Эверли, ее убьют.

Если я полюблю ее, ее изнасилуют. Вероятно, мне также придется выбирать, кого подвергнуть пыткам — ее или Винсента.

Я знаю свои пределы. Душевно я не переживу их пыток.

Глава 12

Эверли

Думаю, прошло уже две недели с тех пор, как нас похитили.

Единственный способ следить за временем — это когда нам разрешают сходить в туалет. Но дни сливаются воедино.

Я больше не испытываю голода, и мне трудно есть то немногое, что нам дают. Я всегда отдаю три четверти своей порции Алеку. Ему это нужно больше, чем мне.

Из-за нашей ситуации я не воспринимаю происходящее так, как обычно. Мой инстинкт самосохранения застопорился, и, честно говоря, кажется, что прошла целая жизнь с тех пор, как нас с Алеком принудили заняться сексом.

Ноготь на моем мизинце начинает отрастать, но Алек сказал, что на полное отрастание уйдет около восьми месяцев.

Порез на его предплечье почти полностью зажил, а вот ножевая рана затягивается. По крайней мере, нервы не повреждены, и он может шевелить всеми пальцами.

Вместо того, чтобы позволить травме захлестнуть меня, я больше волнуюсь из-за того, что через неделю должны начаться месячные. Или, может быть, это всего лишь пара дней. Я не могу сказать.

Я слышала, что у некоторых женщин не начинаются месячные, когда они страдают от недоедания или подвергаются сильному стрессу. Надеюсь, что так будет и со мной, потому что не представляю, что буду делать, когда начнется кровотечение. Не думаю, что итальянцы будут снабжать меня женскими средствами гигиены.

— О чем думаешь? — Спрашивает Алек, сидя рядом со мной.

Я даже не смущаюсь, признаваясь:

— Я волнуюсь, что у меня со дня на день начнутся месячные.

— Блять, — ругается он себе под нос.

— Не думаю, что они принесут для меня тампоны.

— Это уж точно.

Рука Алека касается моей руки, прежде чем он обнимает меня. Я оказываюсь у него на коленях, и он обхватывает меня руками.

Это стало нашей привычной позой для сна.

— Постарайся не думать об этом, пока это не произойдет, — шепчет он.

Мне никогда не нравилось делиться с людьми личной информацией, но, находясь взаперти с Алеком, мы как будто лишились всех границ.

— Когда у меня впервые начались месячные, мама ушла на работу. Я воспользовалась туалетной бумагой, потому что стеснялась попросить у папы женские принадлежности.

Каждый наш разговор честен и откровенен, и от этого я забочусь о нем так, как я никогда ни о ком не заботилась.

Застряв с ним в уединенной темноте, мы образовали чертовски сильную связь, и из-за этого я боюсь, что произойдет, когда Проди поймет, что его план сработал.

Алек шарит в темноте, пока не находит мою руку, и, как и в прошлые ночи, мы переплетаем наши пальцы. Его большой палец касается моей кожи.

Должно быть, Алек думает о том же, о чем и я, потому что он говорит:

— Это только вопрос времени, когда Проди вытащит нас из этой комнаты.

— Что мы будем делать, когда это произойдет?

Без колебаний он отвечает:

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы они пытали меня и оставили тебя в покое.

Последнюю неделю я не могла плакать. Как будто все мои слезы высохли.

— Мы просто должны притвориться, что нам наплевать друг на друга, — напоминаю я ему.

Другая рука Алека поднимается к моему затылку, и он притягивает меня ближе.

— Когда они попытаются изнасиловать тебя, я не смогу притворяться.

О, Боже.

Я морщусь, и слышны только сухие всхлипы.

— Я лучше умру, Алек.

Он прижимается своим лбом к моему.

— Нет. — Он прочищает горло. — Безумно думать, что прошла всего пара недель, но то, что я заключен с тобой в этом аду, делает невозможным для меня не заботиться о тебе. — Он раздраженно фыркает. — Тьма словно слила нас воедино. Я даже не знаю, где заканчиваюсь я и начинаешься ты.

Наши обостренные эмоции мешают нам сосредоточиться на реальности.

— Я чувствую то же самое, — признаю я.

Я чувствую его дыхание на своих губах, когда он признается:

— Я больше не могу с этим бороться.

Пузырь безопасности смыкается вокруг нас, пока не остаемся только мы с Алеком.

— Я тоже, — шепчу я.

Когда его губы прижимаются к моим, кажется, что мы впервые разделяем поцелуй. Мое сердце наполняется предвкушением, а в животе порхает калейдоскоп бабочек.

Алек отпускает мою руку и кладет ладонь мне на щеку. Наклоняя голову, он углубляет поцелуй, его язык проникает в мой рот.

Момент между нами настолько силен, что отгораживает нас от внешнего мира.

Его зубы прикусывают мою нижнюю губу, и медленно его рука опускается к подолу моей рубашки. Когда он приподнимает ткань, я поднимаю руки, чтобы предоставить ему лучший доступ.

В первый раз, когда у меня был секс, это было потому, что все теряли девственность, и я думала, что люблю Бена. После этого все стало казаться неправильным, и я поняла, что он мне даже не нравится.