Озборн

Вообще, за прошедшие девять лет девушка стала для меня настоящим членом семьи. Сама она тоже давно не воспринимала меня, как чужого. Конечно, определенных границ тлохранительница не переступала, но позволялось мне гораздо больше, чем любому другому клиенту. Чем я беззастенчиво пользовался.

Впрочем, есть подозрение, что и с отцом у них отношения стали гораздо тесней, чем положено по уставу (или чем там руководствуются телохранители-няньки?).

Айрис устало потерла переносицу, вперила в меня задумчивый взгляд. А я подумал, что ее пушистый свитер и чуть протертые джинсы сегодня, почему-то, смотрятся особенно по-домашнему.

Молчала она, должно быть, с полминуты:

– Как-то поздновато ты об этом заговорил.

– М?
– я недоуменно приподнял бровь.
– Вообще-то я все еще несовершеннолетний, и могу где-то работать только при условии, что…

– Я не об этом, Гарри, - девушка улыбнулась кончиками губ, хотя в глубине ее глаз замечалась горечь.
– Нор… Мистер Озборн не сможет взять тебя на работу в ОзКорп. Потому что он не владеет ОзКорп. Вот уже лет шесть, как не владеет.

Я поджал губы, но воздержался от шутки, что вертелась на языке. В конце концов, Айрис до сих пор переживает из-за того случая с Конгом (ох, найду Учителя, все мозги из него повыбиваю!), и может воспринять мою попытку пошутить не очень хорошо. С другой стороны, косвенно, во всех бедах, что свалились на голову моего отца, виноват я. Это из-за меня он потерял компанию, разве нет? И об этом тоже забывать не стоит. Особенно, если решил пошутить.

– Ладно, - я вздохнул глубоко, повернулся набок, приобнял девушку за колени. Она ойкнула, легонько стукнула меня по башке, но я уже прикрыл глаза, изображая мгновенно уснувшего.

– Гарри!
– в ее голосе появились смешинки, Айрис едва сдерживала улыбку, при этом тщетно пытаясь придать голосу хоть немного строгости.

– Что?
– я приоткрыл один глаз, но не сдвинулся с места.
– Всего через три года, я стану совершеннолетним, и тогда уж точно на тебе женюсь!

– Во-первых, это шутка была смешной только в первый раз, - выражение лица девушка стало хмурым.
– А во-вторых, через три года, мне будет сорок!

– И что?
– не понял я.
– Ты все равно самая красивая… ну, и все дела. Не умею делать комплименты.

– Ага, - выражение ее лица вдруг стало грустным.

Происходило что-то странное. Я мысленно тяжело вздохнул, но решил не двигаться. Во-первых, приятно вот так полежать на чьих-то коленях, во-вторых… ну, во-вторых, тоже приятно. А что вы хотели, и Владимир Симанович, и Гарри Озборн раньше такого удовольствия были лишены.Так что я отрывался за целых две жизни!

Айрис снова вздохнула. Картинно так, знаете, на публику. Так делают девушки, когда хотят привлечь внимание, но сами начинать разговор не хотят.

– Отлично, - выдохнул я.
– О чем ты хотела поговорить?

– С чего ты взял…

– Айрис!

– Что?!

– Не играй у меня на нервах, я тебя пять лет не видел, и не хочу выдергивать из тебя разговор клещами.

– Ладно-ладно… - снова этот вздох. Мол, я так не хотела говорить, но ты меня вынудил, так вынудил…

– Давай уже, - поторопил телохранительницу я, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Чертовы гормоны.

– Норман… - на этот раз вздох был каким-то судорожным, как будто, она набиралась смелости, чтобы нырнуть в ледяную воду.
– Твой отец сделал мне предложение.

Я распахнул глаза, повернулся на спину. Посмотрел девушке глаза. Она была несколько смущена, но, похоже, не врала.

– А как же… как же… - я состроил самую жалобную мину, на которую был способен. Главное, при этом не заржать.
– А КАК ЖЕ Я?!

– Э… - Айрис моргнула, но не нашла, что ответить.

– Как же моя безответная любовь к тебе?!
– черт, ради драматического эффекта пришлось встать. Искусство заставляет меня приносить такие жертвы!
– Как же мои планы на счастливую жизнь рядом с тобой?!

Девушка приложила ладонь ко лбу, помассировала большим, указательным и средним пальцем надбровные дуги. Устало выдохнула.

– Все мои мечты разрушены, - всхлип не получился. Точнее получился какой-то хрюк.
– И кем?! Моим собственным отцом!

– То есть тебя наша будущая женитьба совсем не волнует, - сделала вывод Айрис, наливая себе воды из графина, и делая большой глоток. Перенервничала что ли?

– Вообще-то… есть одна вещь, которая меня волнует, - я дождался, пока она поднесет стакан ко рту.
– Мне надо будет называть тебя “мамой”?

– Пфффффф!
– именно с таким звуком прозрачная жидкость брызнула изо рта Айрис. Она закашлялась, бросила на меня свирепый взгляд: - Ты это сделал специально!

– Что именно?
– в Университете я давно усвоил, что очень важно научиться невинно хлопать глазами. И, поверьте, я овладел этим навыком в совершенстве.

– Я тебя когда-нибудь прибью, мелкий, - пообещала девушка, оттирая прозрачные пятна с джинс.

Улыбка все таки выползла мне на лицо:

– Из вышесказанного, следует сделать вывод, что ты ответишь на его предложение согласием?

– Да, - Айрис кивнула, краем глаза отслеживая мою реакцию.

– То есть, ваши отношения продолжаются довольно долго, - я не спрашивал, а утверждал.

Глаза девушки подозрительно сузились, в предчувствии очередной нелепой шутки:

– Ну?

– То есть мне уже никогда не стать твоим первым мужчиной!
– я картинно заломил руки, изобразив очередной всхлип.

Главное не заржать, главное не заржать!..

Не получилось. Булькающий звук зародился в глубине моих легких, достиг горла, вызвав почти болезненный спазм.

– Когда у меня был первый мужчина, ты еще не родился!
– свирепо прорычала Айрис, глядя на мое лицо.

Я отвернулся, не в силах сдержать смех. И сказал то, что должен был сказать:

– Угу, я понял, - и добавил едва слышно, но недостаточно, чтобы пока-еще-мисс-Смит не услышала: - Изменница.

– ЧТО?!

Оу… она разозлилась. По настоящему разозлилась!

– Я тебя прибью, мелкий!

– ---------

– Я думал, она тебя защищает, а не бьет, - Норман потер переносицу, стараясь успокоить нервы. В его голосе ощущалось неодобрение, но в уголке глаз плясали веселые искорки.

– Я ж извинился, - буркнул я, поглаживая шишку на макушке.
– Много-много-много раз извинился.

– Да, а я тебя еще не простила, - со своей стороны совсем по-кошачьи фыркнула Айрис.

– И почему я должен этим заниматься?
– обреченно спросил отец, продолжая массировать переносицу. По тону было понятно, что он обращается не к нам, а к каким-то высшим силам.

Поэтому мы и не ответили. Норман вздохнул тяжело, взглянул на меня, и во взгляде его мне почудилась самая настоящая нежность: