P.U.M.E.

— Он был моим первым за такое долгое время другом… — прокряхтел я забитым мокротой горлом.

Элис наклонилась и поцеловала меня в лоб.

— Ты немного запачкался.

— И затылок сильно болит. И висок…

— А ты представь, как дереву было больно, — она хихикнула, а затем помогла мне подняться. — Пойдём, покажу тебе одно ну-у-у очень интересное место.

Мы спустились с небольшого склона, на котором находилось дерево, и зашли в город. Глаза щиплет, и они сильно болят. Разговаривать совсем не хочется. Хорошо, что Элис всё это время молчит. Здания сменяют друг друга, людей стало куда меньше, чем днём. Может, причина в том, что уже стемнело, а, может, и в чём-то другом.

Элис вдруг остановилась.

— Нам вон туда, — она показала на один из множества окружающих нас подъездов.

— А что там?

— Моя комната.

Мы не спеша поднялись на 3-й этаж, повернули направо и остановились у самой обычной деревянной двери. Элис достала ключ и приложила его к ручке.

Как только мы зашли внутрь комнаты-квартиры, я тут же был отправлен в душ.

Миниатюрный туалет встретил меня согревающим уютом. Приятный для ног пупырчатый коврик, зеркальце в форме облака висит над белоснежной раковиной, а рядом с ним, на первый взгляд хаотично, расставлены бутыльки с косметикой, там же нежно розовая зубная щётка. Напротив — унитаз, а рядом — душевая кабинка с двумя матовыми стенками из стекла. Я с большим усилием стянул с себя задубевшую от грязи одежду, обронив несколько шматков чёрно-коричневой грязи на бирюзовый коврик, от чего тот явно потерял в уюте; А затем зашёл в душ. Я повернул вентиль с холодной водой и приготовился заходить под напор. Обожгло сначала кисть, затем ступни. Чистая и такая холодная вода стекает по щекам, обращаясь в мутноватую субстанцию, перемешиваясь с грязью и маленькими обрывками травы. Вода разогрела меня, сняв пелену беспокойства и тревог. Сознание прояснилось, появился стыд за своё поведение и внешний вид. Тем более перед Элис. Добавил немного горячей воды. Пригрелся. Сел на скользкую плитку.

Я сижу тут уже около двадцати минут, приходя в себя, следя за каждой капелькой воды, стекающей в слив. Как мне хочется, чтобы этой дырки в полу не существовало, чтобы горячая вода постепенно накапливалась, утапливая меня в своих, бесспорно приятных, объятиях.

Ещё спустя пятнадцать минут я понимаю — пора выходить, хоть и очень не хочется. Я уже давно отмыл всю грязь и негатив от произошедшего за последние несколько дней, под таким приятным напором воды. По крайней мере: всё, что могло отмыться — уже отмылось. Пора выходить, но мне абсолютно не хочется.

Распахнув дверь и выйдя из кабинки, я заметил пропажу своей грязной одежды и появление совсем новенькой и чистой. Белая хлопковая пижама села на меня отлично.

— Долго ты, — сказала Элис, услышав открывающуюся дверь.

— Так получилось, но мне это было необходимо.

Приятная глазу комната выполнена в пастельных цветах. Она совсем не большая, но, пожалуй, для одного человека — самое то. Я прошёл в гостиную-спальню.

— Кушаете вы в столовых? — спросил я.

— Да, но, если ты голоден, у меня есть немного припасов.

— Не откажусь, — радостно ответил я, падая в обволакивающий диван.

Девушка подскочила, нагнулась к тумбочке и достала упаковку песочного печенья.

— Хочешь что-нибудь посмотреть? — спросила она, намекая на стоящий предо мной телевизор. — Чай?

— Не очень… Зелёный, без сахара. Почему на улице было так мало людей, а свет в окнах не горел? Где все?

— Ты же слышал, война началась. Постепенно все разлетаются, раньше тут было вообще не протолкнуться, — ответила Элис, поставив горячие кружки на прикроватную тумбочку. — Ты как?

Вопрос, словно ведро холодной воды, вылитое на голову в горячий солнечный день, заставил всё тело сжаться. Я промолчал. Тогда Элис села ко мне и взяла меня за руку.

— Смотри, — она показала пальцем на шкаф справа от нас. — Там наше с тобой детское фото. Сейчас.

Элис напрягла руку, и рамка плавно подлетела к ней. На фотографии запечатлена двуместная коляска, в ней двое младенцев. Один в синем комбинезоне, а другой в розовом. Рядом стоят какие-то люди. Дети беззаботно улыбаются.

— Это мы?

— Мы, Сай.

— Такие счастливые.

— Да…

Элис отправила снимок обратно на полку.

— Спасибо, что спасла меня. И за то, что заботишься, — поблагодарил я.

Она повернулась и нежно на меня посмотрела.

//Diary |10.01.2726|

Привет, дневник, давно ничего не писал. Последние несколько дней прошли ужасно… Даже думать об этом не хочу. Из хороших новостей — мы всю ночь проболтали с Элис. Я решил пока ничего серьёзного не спрашивать, не хочу ещё больше нагружать себя. Кажется, я снова влюбляюсь в неё. Хотя может и не стоит. Боюсь, что всё будет как в прошлый раз. А вдруг она просто сбежит, как тогда? У меня же тогда вообще никого не останется. Джинбея убили, Теодор… Не знаю. Элис сказала, что завтра пойдём знакомиться с каким-то Альбштейном. Хотя, по её словам, я с ним уже знаком. А ещё она хочет показать мне, цитата: «очень крутое место.» Пожалуй, это поможет мне отвлечься. Пора спать.

* * *

Проснувшись, мы быстро позавтракали и так же быстро направились в порт. Кораблей тут стало куда меньше.

Маленькие человечки забегают в пыхтящий двигателями линкор: «SV», а грузовые роботы завозят в его открытый шлюз припасы и ящики. Показавшийся мне странным корабль, цвета Фей’джи, переместился на дальний правый край платформы. Серебряно-серая обшивка в форме вытянутой сосульки придерживается треугольными подставками. Рядом стоит портативный вычислительный компьютер, а за ним — невысокий дедушка в очках. На вид ему лет 70, он подходит к оболочке корабля и прикладывает к ней руку. В следующее мгновенье я чувствую, как он испускает Пуму, совсем немного. Из соединительных частей пластов обшивки исходит синеватое свечение, а задняя часть, похожая на древний двигатель внутреннего сгорания, издаёт звенящий звук. Сопло двигателя расширяется, испускает из себя видимое облако Пумы и толкает корабль на несколько десятков сантиметров вперёд. Мы подходим ближе.

— Запиши… Кхмхр… Потенциал 12, Зиот 2.45, Коэффициент ускорения 1.13. Расстояние — 87 сантиметров к 1 световой минуте, — произносит учёный у корабля, приглаживая свои, стоящие, как после удара молнии, волосы.

— Есть, провожу вычисления, — отвечает ему компьютер. — Стоимость одной световой минуты составляет: триста пятьдесят семь тысяч гигазиотов. Ориентировочная погрешность 11.24 процентов.

— Кхрм… Хорошо, поставь ускорение на 1.5.

— 215 тысяч, погрешность 24 процента.

— Плохо… Очень плохо! Валентин просил опустить до 200 тысяч. Кхе-кхе, так тут ещё и погрешность. Ладно, выключай.

— Корабль деактивирован.

Старичок развернулся к компьютеру и заметил нас. Он резво, даже слишком резво для его возраста, подскочил к нам.

— Элис, дорогая, привет, как себя чувствуешь? — он смотрит на меня и прищуривается. — Неужели кавалера себе отыскала? Правильно! Давно пора.

— Давно уже нашла, дедуль, это Саймон, — смущённо ответила Элис. — А это Альбштейн. — Обращаясь ко мне сказала она.

— Ох… Ох… Саймон ну неужели! — Альбштейн взял меня за левую руку. — Совсем младенцем тебя ещё помню. Кхм. Что это у тебя с рукой?

— Боевое ранение, — растерянно ответил я. — Или вы про протез? Это Фей’джи. Брейсер, поздоровайся.

Фамильяр отцепился от моего плеча и шариком завис в воздухе между мной и Альбштейном.

— Ох-ох… Слышал я что-то об этом от Валентина. Кхм… Неужели он живой?

— Здравствуйте, живой, — ответил Брейсер.

Корабль вдруг завибрировал и вновь засветился, издав громкий звук.