P.U.M.E.

Рука вздрагивает.

Это Теодор.

Сердце сильно сокращается, а затем останавливается. По всему телу пробегают мурашки. Градиент эмоций и ощущений, зарождаясь в миндалевидном теле, макроскопическими взрывами отключает мозг, будто током прокатывается по затылочной, а затем височной и теменной зонам, на мгновенье отрубив способность глаз концентрироваться на объектах и заставляя всё тело тряхануться в конвульсиях. Страх, непринятие, ярость, осознание. Страх. Молниеносная вспышка в руке постепенно угасает.

«Это уже не он, Саймон,» — твержу я себе, но не как не могу заставить себя выпустить молнию из руки.

«Только бы парой слов обменяться с тем Теодором. Только бы спросить: почему?» — вопрошаю я.

Зрение, придя в норму, перескакивает на лицо Аеона. Раньше он казался милым старичком, немного сумасшедшим, но хорошим. Сейчас же, осознание того, что он совершил, сколько зла сотворил, искажает и уродует его внешность. Это он виноват в смерти Джинбея. Это он завладел Теодором. Во мне просыпается ярость. Я заставляю себя, сквозь омерзение и боль, вспомнить последние слова Джинбея: «Саймон. Семья». Ненависть питает сознание и руку, заставляя последнюю содрогать воздух. Элис пытается ослабить вибрацию руки, схватившись за неё второй кистью. Она вливает ещё больше Пумы. Я перестаю чувствовать руку, всё что было до этого — шутка. Сейчас моя конечность совершает прыжки в пространстве, нарушая всю логику естества, чуть выше-левее-правее-ниже. Она изгибается и жаждет с такой скоростью, будто у меня сотни рук и каждая из них — настоящая. Каждая из них готова выпустить смертоносную молнию. Пауза. Остановка. Рука замирает на месте. От неё исходит пар и остатки неизрасходованной энергии. Пума ураганом закручивается вокруг нас с Элис. Мне вновь кажется, что я абсолютно силён. Я закрываю глаза и сжимаю ладонь. В ту же секунду два ближайших ко мне андроида дезинтегрируются в пространстве, не оставив и следа. Змеемолния раскалывается на несколько своих малых версий, разложившись как матрёшка, и продолжает путь. Следующий андроид камнем падает на пол, вся его электроника наверняка перегорела. Перед Аеоном ещё два железных солдата. А за ним Теодор и ещё один отряд роботов. От половины мы смогли избавиться. Я представляю магниты на врагах и направляю молнии к ним. Два андроида падают, а две оставшиеся змеемолнии стремительно сокращают дистанцию до Аеона. Я напитываю их силой. Они становятся больше, начинают вихриться. Их извивающиеся тела покрываются небольшими электрическими разрядами, словно волосами. Ещё немного, пару метров…

Аеон закрыт тяжёлой и чёрной, как смерть, мантией. Он достаёт руку из-под своего одеяния и выпрямляет её перед собой. Это протез, а вместо кисти на нём массивный механизм. Он имеет округлую форму и выгнут от носителя, а в его центре горит м-кварк кристалл. Механизм начинает закручиваться, как автомобильное колесо, кристалл светится и образует видимое кольцо из Пумы. Элис, подумав, что это оружие, укрепляет окружающий нас барьер. Вдруг, змеемолнии изменяют направление и их засасывает во вращающийся механизм. Яркое свечение и скрежет. Кольцо из пумы вокруг механизма увеличивается и чернеет. Вскоре барьер занимает всё пространство перед Аеоном, увеличившись во все стороны, он упирается в стены, пол и потолок.

— Неужели он нашёл способ, как бороться даже с такими как ты… — потеряно произносит Элис.

В это время Аеон отцепляет механизм, пропускает андроидов вперёд, передав одному из них свой щит. Отряд боевых роботов набирает скорость, а расстояние между нами постоянно сокращается. Пятнадцать метров, десять. Что делать? Я наспех создаю магниты на полу, в попытке замедлить их неумолимый марш, но колесо вновь закручивается и магниты пропадают. Тоже происходит и с огнём, и с молнией. Каждый раз, когда мы пытаемся атаковать с помощью Пумы, барьер лишь чернеет. Вражеский отряд уже совсем близко. Семеро андроидов проходят в комнату, а Аеон и Теодор стоят в проходе. Чёрные глаза Теодора смотрят в пол. Его конечности висят, как у куклы. Роботы делятся по трое на две группы, одна из которых идёт по правую сторону, а другая — по левую. А тот, что со щитом стоит по центру. Ещё несколько шагов, и они попадутся в ловушку. Я выпрямляюсь и смотрю Аеону в глаза.

— Что. Тебе. Нужно, — процеживаю сквозь зубы я.

— Ты не способен понять этого, поэтому и объяснять я тебе ничего не буду. Схватить их! — приказывает Аеон.

Андроиды, как один механизм, разом делают шаг. Элис уже готовится к тому, чтобы убрать барьер, но не успевает. Механизм на груди центрального робота закручивается и всасывает барьер под собой.

— Назад! — кричит Аеон.

Поздно.

Груда металла, не успев даже развернуться, падает в открывшуюся под ними дыру. Нам сыграл на руку этот барьер, в один момент он стал настолько тёмным, что перестал пропускать свет. Поэтому Аеон ничего и не заподозрил. Стоит отдать должное Элис, она умело скрыла присутствие самого барьера. Даже зная, что он там есть, я его совсем не ощущал. Она постоянно испускала из себя Пуму, как бы создавая шум, не позволяющий распознать наличие «двойного дна».

— Две малолетние мрази. Твари, — Аеон хватается за волосы и начинает истерично хохотать. — Я всё равно вас. Всё равно… Поймаю вас. Мне уже нечего терять, — он сбрасывает с себя мантию и создаёт пол, закрывая дыру. — Почему же вы не можете понять, что Катарсис — следующая ступень эволюции человечества. Вы стоите на пути у научного прогресса! — вопит Аеон, а затем сжимает кулак.

Голова Теодора дёргается, а его руки поднимаются. Его глаза быстро пробегают по окружению и останавливаются на мне. Он срывается с места и прыгает на меня.

— Сайм-он… Убега… — доносится от него.

Доносится настоящим голосом Теодора.

Аеон вновь сжимает руку и испускает Пуму, после чего Теодор падает на пол и извивается, прямо как тогда в баре.

— Какой непослушный пёсик, — насмешливо произносит Аеон. — Нужно почаще тебя наказывать.

Элис резким выпадом направляет в сторону магистра лезвие из Пумы, но Аеон успевает среагировать, отбивая его барьером в форме пятиугольника.

Теодор медленно встаёт. Я смотрю в его глаза, из них ручьём текут слёзы. Он ещё что-то чувствует. Он ещё жив!

— Сайм… — его тело вновь скручивает, после чего он резко выпрямляется.

— Сука, думал оставить тебе зрение, чтобы ты мог видеть, как убиваешь своего друга, но ты не оставляешь мне выбора. Паразит, активация.

Тело Теодора скручивает в третий и в последний раз. Его правая рука тянется к поясу и достаёт из него кинжал.

— Узнаёшь? — спрашивает меня тело Теодора. — Тот самый, что почти перерезал тебе горло, а сейчас я закончу начатое.

Мне нужна защита. Хоть что-нибудь. Базовый метод. Самый простой прямоугольник, два метра в высоту, метр в ширину, прочный. Я сжимаю руку. Прямоугольник появляется, но не там, где нужно. Он позади уже летящего на меня с целью убийства Теодора. Я неуклюжим рывком уворачиваюсь, а затем, взмахом руки, притягиваю барьер. Прямоугольник врезается в спину Теодора и прижимает его к стене. Я стараюсь подняться, но чувствую, что позади меня Пума. Вновь падаю. Надо мной пролетает тончайший кинжал из Пумы, созданный Аеоном. Он в миг разрубает прямоугольник, освобождая Теодора, а затем направляется в мою сторону. Благо Элис успевает спасти меня.

— Я твой противник! — кричит она, обращаясь к Аеону.

— Да какой ты противник? Ты ведь неспособна даже… Архк, — Аеон теряет равновесие и почти падает.

Вокруг него кружат сотни тонких как человеческий волос, почти незаметных лезвий. Я оборачиваюсь на Теодора. Его тело вновь бежит ко мне. Я напрягаю руку и создаю барьер, а затем отталкиваю Теодора от себя. Быстро представляю магнит и приковываю своего друга к земле. Все его кибернезированное тело трясёт. Подшипники, гидравлика, кибер-мышцы сжимаются и разжимаются. Его голова поднимается и опускается, он сильно бьётся затылком о пол. Я прикладываю ещё больше силы в магнит и намертво прибиваю его к земле. Только его глаза способны двигаться, они крутятся как безумные вокруг своей оси, а затем останавливаются на мне. Мне всё ещё кажется, что он живой. Шаг. Ещё шаг.

— Саймон, что ты делаешь, блять. Убей его! — кричит Элис.

Я прикасаюсь к голове Теодора и пытаюсь проникнуть в его сознание…

* * *

Я стою на небольшом постаменте. Вокруг, когда-то бесконечное, когда-то занимающее весь горизонт и вертикаль, цветочное поле. Сейчас тут лишь пепел, обгоревшая земля и чёрные, как после ядерной зимы или извержения супер-вулкана, грязные и пыльные облака. Тут холодно. С неба сыплются осадки — снег вперемешку с мраморного цвета золой. Кругом тысячи и сотни тысяч могильных камней: круглые, овальные, квадратные, в форме креста. Я поворачиваю голову. Теодор. Он сидит на коленях, его тело скрючено в ужасающей форме. Плечи напряжены и подняты наверх, голова откинута назад так, что его застывшие без движеня глаза смотрят на меня. Грудной отдел позвоночника явно вытянут вперёд, а шейный и поясничный отделы натянуты назад. К его спине прикреплена страшная машина, издающая, бьющий по ушам, низкочастотный звук. У механизма за его спиной множество тонких лапок, которые обвивают тело Теодора с такой силой, что кожа кровоточит, и пять широких лап, состоящие из сотен соединённых в цепочку металлических пятиугольников. По одной на каждую из конечностей и одна, входящая в затылок. Он смотрит в мою сторону, но сквозь меня. Не знаю, видит ли он вообще. Существует ли до сих пор Теодор? Мышцы его челюсти напрягаются и расслабляются. Кажется, он посылает мне какой-то сигнал. Я прикасаюсь к его окровавленному лбу и проваливаюсь глубже.

Только что наши сознания лишь граничили друг с другом, а уже сейчас наши души сплелись в прочную верёвку…

* * *

Чёрная, как его белки, темнота.

Мрак и тьма.

Ничего не существует.

Я заглянул в бездну, и она меня поглотила…