Пацаны. Ковенант

Да, когда я перешел в школу Рыбинска, с Герой мы общий язык сразу не нашли. Вернее, даже не искали — мне было на него плевать, а вот я ему категорически не понравился, что и вылилось в его неприкрытую неприязнь.

— Мы знаем, что вы выступили дипломатом и предложили Георгию решить вопрос в зале, по правилам бокса…

Было дело. Гера в школе был главным мажором, и почувствовав во мне конкурента — ошибочно, у меня были совсем другие более важные проблемы, сходу начал цеплять меня на самой грани. За которой или становиться посмешищем, или бить в лицо — а у меня тогда были серьезные жизненные трудности и строгий социальный надзор, так что публичная драка была бы для меня абсолютно проигрышным вариантом. Поэтому, поймав удачный момент, якобы случайно предложил выйти в ринг раз на раз в перчатках, причем так, что отказаться ему было неудобно.

— Также мы знаем, что вы сознательно не выступили в полную силу, сведя поединок вничью, — глядя мне прямо в глаза, продолжила Анна Николаевна.

Надо же, похоже грамотный человек запись боя смотрел. О том, что поддавался Гере и тянул усталую резину все пять раундов, хотя легко мог вырубить его сразу, я вообще никому не рассказывал.

— Максим, в России формируется три группы ковенантов. Отделить Георгия от вашей — это очень плохой вариант при любых других раскладах, и мы просим дать ему шанс. Считайте, что просьба исходит не только от нас, но от самого высшего руководства — если надо, вам прямо сейчас позвонит и продублирует ее вслух сам господин президент.

— Даже так?

— Даже так, — кивнула Анна Николаевна.

— Президент страны? Из головизора, который меня с новым годом поздравляет?

— Да.

Только сейчас я начал понимать, насколько вообще все происходящее серьезно. Нет, я конечно примерно догадывался, когда мы летели на бизнес-джете, к которому нас мимо досмотра в аэропорту провозили, но на фоне недавних событий это все как-то в тумане все прошло.

— Мы же, со своей стороны, обязательно учтем факт того, что вы пошли навстречу…

— Родина не забудет. Наверное, — вдруг совершенно невежливо перебил куратора Атаманов, глядя мне в глаза.

Анна Николаевна посмотрела на тренера-инструктора, не скрывая недовольства. Атаманов же не обратил на это внимания, явно решив разговаривать со мной с открытыми картами.

— Макс, пока летели, я смотрел твое личное дело. Хочу сказать, что далеко не каждый пенсионер за свои семьдесят пять и близко видит столько, сколько тебе довелось за свои шестнадцать. Поэтому давай я тебе как есть скажу: отправлять Георгия в другую группу просто опасно. Если он поймает дурку как недавно в аэропорту, это может стоить стране и миру сразу нескольких жизней избранных. Ты же его знаешь, знаешь, чего от него ожидать, а выступление на чемпионате показало, что сильные его стороны использовать ты умеешь. К тому же ты для него единственный авторитет. Если же он в критический момент покажет свои слабые стороны, ты просто сделаешь минус один, уверен рука не дрогнет.

Неестественно яркие зеленые глаза Анны Николаевны сделались большими как блюдца, когда она поняла смысл сказанного. Явно не ожидала от Атаманова такой откровенности.

— Никто тебя за это не наградит, конечно, но и наказывать сильно не будет. Поэтому, повторю еще раз за Анной Николаевной — просьба о том, чтобы взять Георгия в свою команду, исходит с самого верха, и это в интересах всего человечества.

— Я понял.

— Мы можем на тебя рассчитывать в этом вопросе?

— Сейчас я с ним поговорю, дальше по ситуации.

— Принял, — кивнул Атаманов. — Комнату тебе выделили под номером одиннадцать, доступ по биометрии, уже открыт. Все необходимые вещи уже там, если что — есть кнопка вызова персонала и охраны. Я в другом крыле, комната двадцать один, обращайся в любое время.

— Я в первом номере. Если есть вопросы, в любое время, — произнесла Анна Николаевна.

Кивнув, я поднялся и пошел к выходу. Мне совершенно не понравился разговор, но в глубине души я понимал, что куратор и тренер (и государство за их спиной) правы. И это мне очень не нравилось, потому что вместо того, чтобы дать Гере в лицо, можно даже с ноги, придется давать ему шанс.

Вся четверка, дожидаясь меня, или Анну Николаевну, собралась в общем зале. Гера сидел поодаль от всех, кусал губы и хмурился, остальные посматривали то на него, то на меня, когда я вошел. Начал сразу без предисловий.

— Гера, есть вопрос. Ты хочешь остаться в команде?

— Я хочу остаться в команде, и еще хочу попросить у тебя прощения.

Ничего себе, похоже в лесу что-то сдохло — ни разу он прощения не просил. Или надумал что-то, пока в сумраке к свету шел, или громко сопящий Ушан ему разложил все только что, пока меня обрабатывали. Виталик с виду недалекий пухлый добряк, но иногда мне кажется, что в животе у него мозг, который просто в голове не поместился.

— Хорошо, Гера, принято. Пока я капитан — раз уж на кону, как мы выяснили, наши жизни, здоровье и прочие мелочи по типу сохранения нашей цивилизации и жизни на Земле, мои приказы во время тренировок и тем более боевой обстановке не обсуждаются. Потом, как и раньше — сколько угодно, на совете команды. Ты с этим согласен?

— Да.

— Тогда сойдемся на том, что выплеск гнева лицом важной персоны в дверь был первым и последним твоим несогласованным перфомансом. Тебе передали дальнейшие подробности нашего с девушкой общения?

— Да. Ушанище сказал, что ты мои действия не поддерживаешь, но одобряешь.

Точно Виталик разъяснительную беседу провел. Вопрос о том, что Гера оставил меня за забором при приближении обратившихся демонов или бестий — кто они теперь официально неясно, я поднимать не стал. Потом будут разборы, когда высплюсь, сейчас могу быть излишне резок.

— Ясно. Хорошо. Теперь давайте по комнатам и спать. Кто может без таблетки, кто не может — со снотворным. Слова атамана насчет важности тренировок я бы недооценивать не стал.

— Макс, где я и где тренировки? — шумно вздохнул Виталик.

— Ушан, ты недавно мчал как товарный поезд и не сильно даже запыхался. В сумраке мы становимся быстрее и сильнее, и в бою с демонами твои помноженные на сверхсилу сто тридцать килограмм ярости определенно пригодятся. Тебе главное попадать, когда разгонишься.

Мои слова вызвали пару смешков, Ушан тоже улыбнулся, кивнув.

— Макс, ты сам в это веришь? — вдруг спросил Ваня.

— Я, скажем так, готов допустить, что все происходящее — социальный эксперимент, а нас накачали веществами и закинули в капсулы консервами, глядя за реакцией. Но даже если это эксперимент, когда ты дрыгал ногами и орал, умирая, ты верил в его нереальность?

Ваня мгновенно побледнел, не найдя сил ответить. Зато заговорил Ярик заметно дрожащим голосом.

— У меня до сих пор, как вспомню… — он не закончил и передернул плечами.

— Вот поэтому, даже допуская, что мы сейчас обколотые наглухо загружены в капсулы виртуальной реальности, я буду тренироваться, чтобы в следующий раз, попав в сумрак, не умирать как вы.

Это было жестко, но на мой взгляд необходимо. Причем совсем не для Ярика и Вани, а для Ушана и Геры, которые после всей этой сахарной патоки про избранных похоже если не звезду поймали, то категорически в себя поверили.