Пациент мафии

Кирилл Андреевич ни жив ни мертв продолжал стоять у дверей, с ужасом взирая на дело моих рук. Видимо, он прокручивал в голове варианты своего поведения, но все они оказывались проигрышными, иначе бы он давно сбежал.

Я присел возле поверженного врага и проверил его зрачки и пульс. Парень явно нуждался в медицинской помощи. Оставлять его здесь было невозможно. Прежде всего потому, что тогда подозрение падало бы на нас с редактором.

Неожиданно за дверью послышались громкие голоса. Они приближались. Я быстро оглянулся и крикнул:

– Кирилл Андреевич! Идите сюда! Помогите поднять его!

Редактор, видимо, тоже сообразил, что иметь дело со мной выгоднее, чем с органами правопорядка, и послушно включился в игру. Мы подхватили безжизненное тело боксера, так что его руки, как плети, повисли на наших шеях, и поволокли к выходу.

Однако еще раньше в туалет ввалилась ватага разгоряченных мужчин в вечерних костюмах. Они вели какой-то спор, начавшийся еще в ресторане, и не слишком обратили на нас внимание. Лишь какой-то жизнерадостный бородач в смокинге и бабочке завистливо хохотнул и сказал, кивая на болтающегося между нас боксера:

– Это как в анекдоте – налейте мне того же, что и этому джентльмену!

– Да-а, перебрал кореш! – в тон ему ответил я и попросил подержать дверь, чтобы мы могли беспрепятственно покинуть помещение.

Бородач не отказал нам в этой маленькой просьбе и сочувственно прищелкнул языком на прощанье.

– Вы на машине, Кирилл Андреевич? – спросил я с надеждой.

Редактор, запыхавшийся от необычной для него нагрузки, молча кивнул.

– Это хорошо, – похвалил я. – Мы с вами сейчас связаны незримой нитью. Ошибка одного может быть гибелью для обоих.

– Ну, это не моя ошибка! – отрезал Кирилл Андреевич. – Вы сами по себе, я сам по себе!

– Не кривите душой, – посоветовал я. – Не стали бы вы сейчас таскать эту тушу, если бы ваша совесть была чиста.

– Я просто не хочу скандала, – сухо пояснил Кирилл Андреевич.

– Но вы его получите, если не найдете со мной общего языка, – пообещал я.

На этот раз редактор промолчал. На выходе мы повторили байку о перебравшем друге и выволокли боксера на улицу. Уже стемнело. На густо-синем небе проступили робкие звезды. Их первозданный свет не мог соперничать с мощным заревом мегаполиса.

Автомобиль редактора был припаркован за углом. Мы с трудом дотащили туда боксера и наконец усадили его прямо на асфальт, привалив спиной к борту «Жигулей». Кирилл Андреевич, бессильно опершись о капот, судорожно хватал ртом воздух.

– Задохнулся… черт! – сказал он немного смущенно. – А вы здоровы драться!.. Что собираетесь с этим делать?

– Есть одна мысль, – загадочно сказал я. – Но в конечном счете все будет зависеть от вас.

– Не понимаю, – подозрительно произнес Кирилл Андреевич.

– Вы смертельно боитесь этого типа с перебитым носом, – заметил я. – Не возражайте. Это видно невооруженным глазом. Так вот, есть два варианта. Если вы согласны со мной сотрудничать – я помещаю до поры этого типа в закрытую больницу – под вымышленной фамилией. Там он будет абсолютно безопасен. В противном случае я просто иду в милицию и рассказываю абсолютно все, что знаю. Ваше имя в этом рассказе будет фигурировать непременно.

– Что вы подразумеваете под сотрудничеством? – хмуро спросил редактор.

– Ничего особенного, – беззаботно ответил я. – Я не буду требовать от вас никаких письменных признаний, не буду вымогать у вас деньги и заставлять помещать в газете мои объявления бесплатно. Мне нужна информация, связанная с «ИнтерМЭТом», а особенно в той ее части, где замешан Ефим. Эта информация нужна мне лично, понимаете? Я не собираюсь делиться ею с прокуратурой, бандитами, или кого вы там боитесь?

Кирилл Андреевич отдышался и полез в карман за ключами.

– Я вас не знаю, – глубокомысленно заявил он, отпирая дверцу машины.

– Я вас тоже, – резко ответил я.

Кирилл Андреевич открыл заднюю дверцу и подождал, пока я уложил неподвижное тело на сиденье.

– Он может умереть? – поинтересовался он.

– Мы все можем умереть, – философски заметил я. – Поехали быстрее, если переживаете за здоровье своего друга.

– Он мне не друг, – серьезно сказал редактор, усаживаясь за руль. – Куда едем?

– Рулите налево, – скомандовал я. – Около первого же таксофона остановитесь. Я вызову по телефону машину, а вы сдадите бригаде больного. Я объясню вам, что нужно будет сказать…

– А где будете вы сами? – подозрительно спросил редактор.

– Не волнуйтесь, я буду поблизости. Не могу же я вас бросить! Просто мои коллеги не должны меня видеть…

Я наскоро обшарил карманы боксера. Кроме небольшой суммы денег и стального кастета, ничего не обнаружилось. Деньги я оставил хозяину, а кастет конфисковал. Если бы этот фрукт сообразил воспользоваться им с самого начала, мне пришлось бы туго.

Кирилл Андреевич остановил машину. Место было подходящее – довольно безлюдный переулок, и рядом с будкой таксофона темнел тоннель подъезда. Я вкратце растолковал редактору, что ему следует наплести бригаде «Скорой помощи», а потом позвонил нашему диспетчеру и, изменив голос, попросил принять вызов.

Такие случаи бывали в нашей больнице и раньше, когда помощь оказывалась людям с неопределенным социальным статусом. Обычно это были тяжелые случаи, требовавшие неотложной помощи и выявленные в непосредственной близости от больницы. Разумеется, как только больному становилось лучше, его немедленно переводили в больницу рангом пониже. Такие случаи не поощрялись, но, если обращение поступало, в помощи не отказывали.

Боксер до сих пор был без сознания, и я не сомневался, что место в нашей реанимации ему обеспечено. По крайней мере, на ближайшие сутки. За это время я попытаюсь что-нибудь из него вытянуть или, по крайней мере, ограничить его неприятную активность.

Вскоре в конце переулка замигали огни «Скорой», и я перебрался в темный подъезд. Редактор в новой своей роли был настойчив и убедителен. Мою жертву погрузили на носилки и увезли. Я опасался, как бы не сбежал и Кирилл Андреевич, но разум взял в нем верх. Он спокойно дождался, пока я сяду в машину, и, постукивая пальцами по колесу руля, спросил:

– Скажите, ради бога, какое отношение вы имеете к этому делу?

В машине было темно, и я различал лишь его неясный силуэт.

– Весьма косвенное, – ответил я. – И в то же время я залез в него по уши.