Пациент мафии

Между тем Белла, лихорадочно порывшись в сумочке, с радостным возгласом извлекла оттуда прямоугольник глянцевой бумаги и сунула мне в руки.

– Сегодня в Доме кино презентация, – деловито сообщила она. – Мой Петрович отснял новый шедевр. Обязательно приходи! Мы с тобой выпьем.

Петрович – это был ее первый муж.

– Надеюсь, после презентации он не повезет нас на своей машине? – спросил я с намеком.

Белла рассмеялась.

– С ним я не сяду теперь даже в танк! – уничтожающе заявила она. – И вообще, плевать я на него хотела. Он распространяет обо мне всякие гадости и ведет себя как мальчишка. Я иду туда, чтобы не обращать на него внимания! – И, подумав, прибавила: – Может быть, я освищу его картину…

Господин Томпсон, благосклонно улыбаясь, смотрел на нее снисходительно, точно на ребенка. Я спрятал пригласительный билет в карман и улыбнулся в ответ, стараясь выдерживать непосильный для меня светский тон.

Господин Томпсон кивнул мне и добродушно заметил:

– У вас на лице… как это?.. помада!

Я покраснел и невольно схватился за щеку. Белла немедленно отвела мою руку и, выхватив откуда-то надушенный платок, принялась с азартом оттирать свои следы. После чего еще раз чмокнула меня в щеку и, сделав серьезное лицо, скомандовала шоферу:

– Через два дома остановишь! – Она обернулась ко мне и с гордостью сказала: – Видишь, я не забыла, где ты живешь!

Что ж, в другое время такое заявление потешило бы мое самолюбие, но теперь, под взглядом терпеливого Томпсона, я ничего, кроме очередной неловкости, не почувствовал. То, что мы уже приехали, обрадовало меня. Вышколенный шофер с непроницаемым лицом открыл мне дверцу, и я выкатился на тротуар, чувствуя себя почти магнатом.

Единственное, о чем оставалось пожалеть, – что следователь Рыбин больше не караулит меня у подъезда и некому оценить, с каким шиком меня доставляют с рабочего места. Впрочем, несколько завистливых взглядов я все-таки сорвал. А Белла, высунувшись по пояс из машины, неистово завопила на прощанье:

– Обязательно приходи! Будет весело!

И, пока машина не скрылась за углом, махала мне из окна рукой.

В общем-то, учитывая сложившееся положение, мне следовало решать, как из него выбираться, а не шататься по презентациям. Но я все-таки решил пойти – смутное предчувствие подсказывало мне, что впереди меня ждет сюрприз. Какого рода это будет сюрприз, предчувствие умалчивало, но авантюрист во мне уже принял решение.

Я облачился в свой лучший костюм, темно-бордовый, с искрой, повязал в тон галстук и вышел из дома. Время в пригласительном билете было указано – 19 часов, но, предположив, что вначале собравшихся будут все-таки угощать фильмом, я предпочел не торопиться.

Небольшой сюрприз ждал меня уже по дороге. Перед тем как спуститься в метро, я оглянулся по сторонам и вдруг заметил мелькнувшую неподалеку бежевую куртку. Боксер продолжал опекать меня. Видимо, он караулил меня возле дома. Интересно, пустят ли его на презентацию, подумал я.

Как я ни канителился, но к началу фильма успел. Все вступительные речи и посвящения прошли без меня, и, едва я вошел в зал и нашел свободное кресло на задворках, медленно погас свет и начался показ.

Сам фильм не произвел на меня никакого впечатления. Во-первых, я был не в том состоянии, чтобы смотреть кино, а во-вторых, это была, по-моему, полная чепуха – с непременной мафией, коррумпированными чиновниками и обилием женского тела. Только в самых трагических местах – когда героев крошили из автоматов и били в пах ногами – в моей душе что-то екало, и к сердцу подступала нехорошая тоска.

Конца фильма я дождался с трудом, а когда зажегся свет, пришлось еще вытерпеть процедуру заключительных речей, поклонов и забрасывания цветами. Петрович выглядел постаревшим, но достаточно бодрым и уверенным – когда я видел его последний раз, он лежал в гипсе и тихо стонал. За него можно было порадоваться.

Я попытался найти в море голов розовое безобразие моей удачливой подружки, но у меня зарябило в глазах, и пришлось бросить это занятие. Между тем народ довольно энергично начал покидать зрительный зал, и, пока до меня дошло, что к чему, лучшие места в ресторане были разобраны.

Я как неприкаянный бродил среди группок увлеченно жующих и треплющихся кинематографистов и тихо сожалел о том, что совершил такую глупость, приехав сюда. Тем более что никого из знаменитостей мне увидеть толком не удалось. Петрович не в счет. Мелькнула пару раз беловолосая голова Харатьяна, да два-три женских лица показались мне дежурно знакомыми, но, к стыду своему, ни с какими фамилиями они в памяти моей не связывались.

Я уже начинал потихоньку ретироваться к выходу, как на меня налетел вихрь, имеющий выраженный аромат сладких южных цветов и трещащий голосом неугомонной Беллы.

– Где ты скрываешься? – требовательно воскликнула она, повисая у меня на руке. – И почему ты не пьян? А, понимаю – ты стесняешься оттереть в сторону этих бисексуалов, дорвавшихся до халявы?

Она говорила в полный голос, и окружающие посматривали на нее с веселым изумлением.

– Белла! – с легким упреком сказал высокий молодой человек в смокинге, сопровождавший миллионершу. – Бисексуальность теперь не является предметом обсуждения!

Кажется, это был актер, исполнявший в фильме главную роль.

– Я не собираюсь ничего обсуждать! – отрезала Белла и потащила меня куда-то. – Идем, дорогой! Сейчас мы с тобой выпьем шампанского, а потом врежем водки и устроим скандал. А то здесь становится так же тошно, как в Америке…

Я не сопротивлялся, хотя был порядком смущен. Ничего удивительного, что мне не удалось отыскать Беллу в зале. Вместо розовых косм на ее голове красовалась короткая стрижка женщины-вамп, и волосы отливали чернотой воронова крыла. В тон волосам было и платье, но его фасон рассмотреть было сложно, потому что в глаза все время бросалась или полностью обнаженная спина, или едва не выскакивающие из выреза крепкие, бронзового отлива груди, или вдруг открывавшаяся чуть ли не до пояса стройная нога. Помада на губах была темно-вишневого оттенка и следы оставляла, видимо, неизгладимые.

Мы вдруг оказались в конце длинного стола, уставленного разнообразными закусками, и Белла, на секунду бросив меня, вернулась тут же с двумя бокалами шампанского, один из которых сразу же заставила меня выпить. Не желая усложнять ситуацию, я выпил бокал залпом, а подняв глаза, встретился со взглядом Петровича, который рассматривал меня, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Петрович, ты что, не узнаешь, что ли? – возмутилась Белла, хлопая меня по спине. – Благодаря этому человеку ты еще жив и продолжаешь снимать свою муру! Это же Володя Ладыгин. Очнись!

Режиссер очнулся и кивнул мне с кислым видом. Окружавшие его люди рассматривали меня с ленивым интересом. Я поспешил обернуться к Белле.

– Что, дорогой, – предупредительно спросила она, устремляя на меня шальные глаза, – ты хочешь выпить?

– Нет, погоди, – пробормотал я. – Это успеется. Я хочу тебя кое о чем спросить…

– Вот как? – сделала она круглые глаза. – Это интересно! Я умираю от любопытства – какая авантюра пришла тебе в голову…

Похоже, и она видела во мне авантюриста. Я поспешил разочаровать ее. Мне действительно пришла в голову одна мысль, но подоплека ее должна была остаться для Беллы тайной.