Падая, словно звёзды

– Я и не знал, что в округе Сан-Диего водятся медведи, – посмеиваясь, говорит Зак.

– Я тоже. Девятилетняя я была в совершенном ужасе, а парочка вскочила с бревна и кинулась бежать. Папа решил, что это была его самая смешная шутка. Он жутко собой гордился.

– Судя по описанию, они бы с моим отцом отлично поладили. – Зак улыбается, а затем опускает взгляд в свою кружку. – Кстати, я собираюсь в Сент-Луис навестить свою семью. Давненько там не был.

– Когда?

– Скоро. Может быть, завтра. Я хотел спросить, может, полетишь со мной?

– Ох. – Я выпрямляюсь на кровати.

– Слишком, да? Я не давлю. Просто подумал, что тебе было бы приятно с ними познакомиться.

Я слышу его невысказанные слова. Что мне было бы приятно побыть в кругу семьи после того, как я столько лет жила без нее.

– К тому же, я почти уверен, что ты единственный человек, который может поставить Джереми на место. Кажется, вы говорите на одном и том же диалекте сарказма. Но больше всего я просто не хочу с тобой расставаться.

Я ставлю свой кофе на прикроватный столик и придвигаюсь ближе к Заку. Обнимаю его и целую в шею, подбородок, губы.

– Спасибо за предложение. Оно значит для меня больше, чем я могу выразить словами.

– Но… нет? Я не хочу отрывать тебя от работы.

– Не знаю, смогу ли я там показаться, но нет, дело не в этом. Мне нужно все обдумать. Знаю, ты уверен, что я не могу тебя подвести, но эта мысль пугает меня до чертиков. Можешь дать мне денек-другой? Мне нужно кое-что сделать.

* * *

Я сажусь в «рыдательное кресло» доктора Болдуин и сразу же начинаю плакать.

Терапевт сегодня в мятно-зеленом костюме и изящных серебряных украшениях. Ее улыбка такая же нежная, как и всегда, и я понимаю, что скучала по ней. В ее присутствии я чувствую, что не в одиночку сражаюсь со своими демонами. У меня есть подкрепление.

Она протягивает мне салфетку.

– Спасибо. – Стоило мне открыть краны, и теперь я, кажется, уже не могу остановится.

– Будем рассматривать это как прогресс, – замечает она, садясь напротив меня и принимая свою привычную позу Могучего Слушателя. – Что случилось?

Я рассказываю ей о проекте, напомнившем мне о костюме Мартовского Зайца, который рисовала в вечер смерти Джоша. Рассказываю ей о своем нервном срыве и о том, как выплеснулась наружу накопившаяся за десять лет боль.

– Запоздало, но выплакать всю боль из-за Джоша оказалось действительно необходимо, – говорю я. – Теперь я как будто могу горевать о нем чуть более искренне. Но я не…

– Излечилась?

– Точно.

– Есть хорошие новости и плохие, – сообщает доктор Болдуин. – Плохая состоит в том, что ты никогда не «вылечишься». Хорошая же новость – этого и не требуется. Не в точном смысле этого слова. В наши обязанности не входит выбрасывать события нашей жизни или забывать о любви, которая у нас была и которую мы потеряли. Скорее, идея состоит в том, чтобы интегрировать этот опыт, учиться на нем и становиться лучше. Притворяться, что его никогда не было, или прятать боль поглубже ни в коем случае не поможет надолго.

Я киваю:

– Убедилась в этом на собственном горьком опыте. Я кое с кем встречаюсь. Он не один из моих обычных подонков, а по-настоящему хороший парень, и я чувствую, что вечно нахожусь на грани того, чтобы все испортить.

– У тебя к нему глубокие чувства?

– Я люблю его. Первая сказала ему, что влюбляюсь, но это неправда. Я уже безумно его люблю. А раньше думала, что такое невозможно. Что я никогда никого не полюблю после Джоша.

– Тебе это кажется предательством?

– И да, и нет. Я знаю, что Джош желал бы мне счастья, но мне кажется несправедливым, что я живу долго и счастливо, когда его жизнь закончилась, не успев толком начаться. Имею в виду, что мне делать с осознанием своей ответственности за это? – Я смотрю на нее, наполовину злясь, наполовину отчаявшись. – Вы когда-нибудь собираетесь мне сказать, что я не виновата?

– А ты мне поверишь?

– Я… я не знаю.

– Я могла бы рассказать тебе все, что угодно, Роуэн, но до тех пор, пока ты в это не поверишь и сама не почувствуешь истинность моих слов, они тебе не помогут. Но, к твоему сведению, я знаю, что ты не виновата. – Она ласково улыбается. – Но думаю, что, возможно, тебе понадобится не один сеанс, чтобы прийти к этому самостоятельно.

Я киваю и смотрю на скомканный платок в своей руке.

– Простите, что не возвращалась. Вы первая оказали мне помощь, а я просто воспользовалась ею и сбежала.

– Довольно часто люди, ощутившие небольшую пользу от терапии, считают себя достаточно окрепшими, чтобы продолжать жить без нее.

– Они сбегают после первого сеанса?

Доктор Болдуин с улыбкой наклоняет голову.

– Ну, возможно, не после первого сеанса. Но когда все, что ты знаешь о боли – это терпеть, стиснув зубы, некоторое облегчение может стать толчком к тому, чтобы снова вернуться в исходное состояние. Как марафонец, хватающий маленькую чашку с водой. Вот только этот марафон не имеет конца. Обучение и рост – это путешествие длиною в жизнь, в котором нет финишной черты.

– Я боялась, что вы это скажете.

Она улыбается.

– Итак, этот твой по-настоящему хороший парень. Он испытывает к тебе те же чувства?

– Думаю, да. Наверное. Хотя иногда мне трудно поверить, что такое возможно.

– Потому что ты очень долго была к себе слишком строга, – заявляет доктор Болдуин.

Я неуверенно поднимаю на нее взгляд.

– Он хочет, чтобы я с ним поехала в гости к его семье.

– Ты спрашиваешь у меня разрешения поехать?

– Да, полагаю, что так.

Доктор Болдуин откидывается на спинку кресла и размышляет.

– Будь это совершенно новые отношения, я бы посоветовала не торопиться, но ты уже влюблена в него, и он влюблен в тебя. Твое сердце исцеляется, но разум упрямо цепляется за старые программы. До тех пор, пока ты хорошо с ним общаешься и осознаешь возможные подводные камни, я не буду мешать тебе жить своей жизнью. Ты и так достаточно долго ее откладывала, тебе так не кажется?

Я киваю и облегченно вздыхаю, но живот скручивает неприятное чувство.

– Есть еще кое-что, о чем я хотела бы вас спросить, – начинаю я. – Этот парень… Мне кажется, с ним могло случиться что-то плохое.

Я рассказываю ей, что Зак рассказал мне о Еве в вечер церемонии вручения премии «Оскар», опуская все имена и подробности, которые могли бы его выдать.

– Понятно, – доктор Болдуин хмурится. – Ты описала потенциальное сексуальное насилие.

Эти слова ранят меня в самое сердце.

– Он не знает наверняка, что случилось, и не хочет этого выяснять. Я просто хочу иметь возможность поддержать его. Мне кажется, что я и так слишком сильно на него надавила. Но это только потому, что мне ненавистно думать, как кто-то может причинить ему боль…