Падающий дождь

— Стой! — рявкнул Клиф, устало сигналя рукой.

Грант рухнул ничком в траву. Грудь ходила ходуном. Сердце колотило в ребра, словно кулак в боксерской перчатке по груше.

— Что будем делать с ранеными? — услышал он над собой яростный, клокочущий шепот Клифа.

С минуту Грант не двигался. Все онемело в нем. Потом к сердцу подкатила глухая обида. Какого дьявола Клиф лезет к нему со своими вопросами?! Разве не видит, в каком он состоянии! Откуда ему, Гранту, знать, что делать с этими ранеными?! Бросить их — упаси боже! Взять с собой — станут тормозом, тогда «беретам» не уйти от погони. Ведь Клиф принял командование — ему решать, но он, как видно, хочет, чтобы Грант взял грех на душу, разделил с ним ответственность.

Грант заглянул поглубже в себя и содрогнулся. Нет, он не стал бы перечить Клифу, если бы тот, не советуясь с ним, решил бросить раненых. Какое малодушие! И оно еще омерзительней, потому что где-то в подкорке шевельнулось: ведь они цветные…

Он со стоном повернулся на спину. Темные размоины пота прилепили рубашку к телу.

— Как «что делать»? — прохрипел он. — Тащить надо!

Клиф злобно сплюнул сквозь зубы.

— Угораздило же этих гуков!

Грант закрыл глаза.

— В прошлый раз угораздило наших, — горько проговорил он.

Спотыкаясь, Клиф тяжело зашагал к раненым. На рубахе, под устало обвисшими плечами, проступали белесые разводы соли.

У Мака еще работал транзистор «Грюндиг». Он поймал армейскую радиостанцию в Сайгоне. На фоне джаза кто-то бодро произнес:

— Помните, ребята! Ежедневная получасовая армейская зарядка в среднем понизит ваш лишний вес на двадцать шесть фунтов в год!..

— Закрой ты глотку этому болтуну! — рявкнул Клиф.

Фельдшер «красных беретов» уже перевязал раненного в живот. Ярко-белый бинт, проступившая сквозь него ярко-алая кровь горели на солнце, издалека бросались в глаза. Над мокнущей повязкой уже вились первые мухи. Глаза у раненого были испуганные и виноватые. Очевидно, он еще не чувствовал особой боли.

Фельдшер вытащил из картонной коробки индивидуальный пакет, приложил к простреленному бедру второго раненого асептическую поверхность белой подушечки компресса, ловко обмотал худую ляжку стерильным бинтом. И у этого раненого были виноватые глаза.

— Таблетки им дали? — спросил Клиф фельдшера.

— Этому дал, — ответил тот, коверкая английский язык, — а тому не дал — нельзя, ранен в живот. Я уже ввел обоим противогангренозную сыворотку.

Клиф нахмурился: этот проклятый гук смеет поправлять его!

— А вы чего тут разлеглись?! — накинулся он на утонувших в высокой траве «красных беретов». — Я, что ли, носилки за вас буду мастерить? А ну-ка, ты и ты! Срубите четыре бамбуковых деревца… Хотя нет, стойте! Займет слишком много времени. Снимайте рубахи и дайте мне четыре винтовки! Живо!

Клиф быстро просунул винтовки дулом вперед в рукава, застегнул снятую потную рубаху на все пуговицы.

— Вот так соорудите и вторые носилки. Подъем!

Раненых усадили ногами вперед на импровизированные носилки. Руками каждый обхватил шею переднего носильщика.

— Эй, вы, лодыри проклятые! — гневался Клиф на «красных беретов». — Да возьмите же у носильщиков их мешки! А вы идите не в ногу, чтобы носилки не раскачивались! Чему вас, уродов, только учили! Тихо! Не пищать! А то я вам заткну хайло, не посмотрю, что ранены. За мной! Шире шаг!

Путь был тряский. Раненые стонали.

— Заткнитесь, чертовы образины! — шипел на них Клиф. — А то накличете на нас беду! Странное дело, тот пленный вьетконговец не стонал у нас даже под пытками, а вы сразу же распустили сопли! Молчать у меня!

— Никак не возьму в толк, — пожаловался он Гранту, — отчего это вьетконговцы — стойкие бойцы, а наши сайгонские союзнички не солдаты, а куриное дерьмо!

Вскоре раненые замолчали. Кровь на белых повязках почернела. Засохшие размоины на бинте облеплены зелеными мухами.

— Дали дуба? — спросил Мэтьюз. — Ну и слава богу! Боюсь, что вам меня скоро придется тащить. А я один у вас, как радист, пользуюсь, точно сенатор, неприкосновенностью личности!.. Рация, правда, повреждена, но я починю ее, клянусь богом!

— Нет, они не сдохли, — огрызнулся Клиф. — Просто я выстрелил в них ампулами намбутала, чтобы не орали! — Он с подозрением взглянул на радиста. — А ты не заливаешь насчет рации? Может, просто хочешь продлить мандат неприкосновенности?

— Клянусь богом!

К вечеру раненые «красные береты» почти одновременно пришли в себя и снова застонали.

Американцы отказались тащить цветных.

— Да пусть сдохнут эти гуки! Пусть гук тащит гука!

Грант вскипел, стал укорять соотечественников, но Клиф сказал:

— А почему, собственно говоря, мы должны рисковать жизнью и надрываться из-за этих цветных полутрупов? Вон у тебя в Нью-Йорке сотни штафирок заперлись у себя дома, чтобы не прийти на помощь девушке, которую резал насмерть какой-то бандит!

Четверо «красных беретов», сцепив зубы, тащили раненых бессменно, и это очень скоро сказалось на темпе марша. Пот нещадно разъедал кровавые мозоли.

После захода солнца Клиф остановил своих десантников и распределил ночные дежурства так, что перед рассветом он заступил на пост вместе с Маком.

А потом, когда все встали, чтобы снова пуститься в путь, оказалось, что раненые умерли.

Началось с соляных таблеток, а кончилось…

— Бросьте их! — коротко распорядился Клиф. — За мной!

Но Грант решительно подошел к Клифу и выхватил у того духовой пистолет из-за пояса.

— Сдай ампулы, Клиф!

— В чем дело, Джонни? — осклабился Экс-оу. — Ты, кажется, чувствуешь себя лучше?

— Да, Клиф, я, кажется, чувствую себя лучше. Сдай ампулы.

— Их некому было нести, — тихо сказал Клиф, передавая командиру ампулы в специальной кассете. — Если мы будем тащиться, как черепахи, нас нагонят, окружат. Будь мужчиной, Джонни!

Грант молча пересчитал ампулы. Так и есть: началось с соляных таблеток, а кончилось ампулами с кураре. Кончилось убийством. Каждый сукин сын норовит угробить другого.

Ночью с поста исчез экс-легионер Джек Уиллард. То ли гасконец, столько раз менявший форму, подобно хамелеону, решил, что созрело время для новой линьки, то ли стал он жертвой мести «красных беретов».

Их осталось восемь — четверо «зеленых беретов» и четверо «красных беретов» во главе с первым лейтенантом Дыком. Последний явно подозревал, что его раненые соотечественники умерли отнюдь не от ран. Американцы и вьетнамцы смотрели друг на друга с плохо скрытым недоверием и ненавистью.