Падение Царьграда

Он бросил ремень в руки человеку, вызвавшемуся подержать медведя, и спрыгнул в лодку. В одно мгновение он скинул с себя верхнюю одежду, засучил рукава рубашки и так ловко схватил вёсла, что его товарищи сразу успокоились насчёт его умения грести.

— Не бойтесь, — сказал он вполголоса, — я обладаю двумя качествами, которые обеспечат нам победу: умением и выдержкой. Княжна, — прибавил он, обращаясь к Ирине, — позволь мне сделать вызов желающим биться со мной об заклад.

Сергий заметил, что цыган, говоря с княжной, обнаруживал необыкновенно учтивый, почтительный тон.

— Слушайте меня все, — продолжал цыган, вставая в лодке после того, как Ирина разрешила ему говорить, — вот кошелёк с сотней нумий. Кто хочет биться со мной об заклад, что наша лодка выиграет?

Никто не принял его вызова, и он тогда прибавил, обращаясь к своим товарищам:

— Всё равно. Если никто не хочет биться со мной об заклад, то этот кошелёк будет ваш в случае победы. Пусть мы не христиане, но мы покажем себя и осрамим Буюкдере, Терапию, Стению, Бебек, Балту-Леман и Уенимихали. Ну, теперь, княжна, позволь нам занять седьмое место слева.

Вскоре княжна дёрнула за верёвку, флаг взвился на мачте, и лодки двинулись при громких рукоплесканиях толпы.

Очень недолго лодки держались рядом, а вскоре выстроились одна за другой длинной лентой, причём впереди виднелся красный флаг. Обитатели Стении подняли победный крик, болея за своих, а когда стало видно, что цыгане оказались позади всех, то отовсюду раздались насмешливые презрительные возгласы:

— Ишь, хвастался-то цыган!

— Лучше бы вам сидеть дома и пасти коз!

— Они плетутся как черепахи!

— Одно дело болтать, а другое грести!

— Ха! Ха! Ха!..

Все эти насмешки хотя и долетали до цыгана, но не лишали его хладнокровия. Чтобы доказать превосходство своей лодки, он с товарищами приналёг на вёсла и быстро очутился впереди всех. Но оставаться в этом положении всю гонку стоило бы слишком большой траты сил и могло помешать окончательной победе, а потому он крикнул товарищам:

— Хорошо, ребята, приз и мой кошелёк ваши! Ну, отдохните немного. Пусть вас перегонят, мы успеем взять своё.

Таким образом, снова цыгане пошли последними, и так они держались до самой галеры, означавшей поворотный пункт гонки. По правилам надо было обогнуть справа, так что прямая выгода была первым обогнуть её, потому что первая лодка могла выбрать себе путь и описать наименьшую дугу. За четверть мили до галеры гребцы на всех лодках стали напрягать свои силы, чтобы прийти к галере первыми, и только одни цыгане, по указанию своего руководителя, держали левее, так что им приходилось сделать наибольшую дугу.

На повороте, однако, обнаружилась вся ловкость этого манёвра. Пять лодок так круто повернули, что столкнулись между собой, и между гребцами произошла жестокая свалка, причём была пролита кровь. Этим воспользовались цыгане и спокойно обогнули галеру вторыми.

Толпа на берегу замерла. Всё-таки впереди виднелся флаг Стении, но за ним близко следовал чёрный флаг цыган.

— Что это? Кажется, цыганская лодка идёт второй, — спросила княжна Ирина, и, получив утвердительный ответ, прибавила: — Пожалуй, христианский Бог найдёт себе слуг среди неверных!

Увлекательность гонки усиливалась с каждой минутой. «Стения! Стения!» — слышалось в толпе, и пятеро представителей этого местечка так энергично работали вёслами, что их победа казалась бесспорной. Но неожиданно посередине обратного пути чёрный флаг подался вперёд и через несколько взмахов очутился впереди.

Все лица зрителей вытянулись, их головы поникли, и послышались печальные восклицания:

— Святой Пётр от нас отвернулся! Ничего теперь не значит быть греком!

Цыгане пришли первыми среди мёртвого молчания. Их предводитель бросил товарищам кошелёк с деньгами и воскликнул:

— Спасибо, друзья, я доволен вами!

Потом он надел свою верхнюю одежду и, выскочив на пристань, преклонил колени перед княжной.

— Если у нас станут оспаривать приз, — сказал он, — то ты, княжна, видела, кто его взял, я полагаюсь на твою справедливость, на твою смелость.

Вскочив на ноги, он стал озираться по сторонам, отыскивая своего медведя.

— Он здесь, — крикнул кто-то в толпе.

— Дайте мне его, — произнёс цыган, — он может служить примером для всех людей. Он честный, никогда не лжёт и, зарабатывая много денег, отдаёт их мне. Дайте мне моего друга, он дороже мне всего на свете.

Вместе с этим цыган вынул из кармана опахало, брошенное медведю Лаелью, и стал обмахивать им своё раскрасневшееся лицо.

Княжна и вся её свита громко рассмеялись. Но Сергий с удивлением смотрел на цыгана. Ему казалось, что он где-то его видел, но никак не мог припомнить — где.

В эту минуту подвели медведя к цыгану, и он, схватив его за шею, поднял на задние лапы, обнял обеими руками и торжественно направился вместе с ним к береговой дороге.

XIV ВО ЧТО ВЕРИЛА КНЯЖНА

Этот разговор происходил между княжной Ириной и Сергием вечером, после гонки, в том самом внутреннем дворе, где она некогда читала письмо отца Илариона.

Княжна желала, чтобы Сергий вернулся сегодня ночью в обитель, потому что, вероятно, игумен захочет узнать, что здесь было.

Сергий поблагодарил княжну за её приглашение на этот праздник, но она остановила его:

— Я сегодня не могла подробно отвечать на обвинения игумена, но теперь тебе надо хоть в двух словах выслушать ответ. Благодаря щедрости императора я имею жилище в городе и этот дворец. Я могу жить в любом из них. Ты сам видишь, как здесь хорошо, среди зелёных гор, в душистом саду, на берегу живописного Босфора. Преступник ищет уединения, а ворота моего дворца открыты днём и ночью, единственный мой защитник — старый Лизандр. Все, как христиане, так турки и цыгане, имеют свободный доступ сюда. Я не скрываюсь ни от кого, и меня охраняет лучше всякой стражи любовь соседей. Здесь я свободнее, чем в какой-либо обители в городе и на островах. Здесь меня ничто не беспокоит. Греки и латинцы ведут ожесточённую борьбу во дворце императора и в церквах, но они оставляют меня здесь в покое. Я в этом дворце живу, работаю, молю и славлю Бога на свободе. Кажется, в этом нет никакого греха? Так как меня обвиняют в том, что я оставляю на своих воротах медную бляху, то я объясню тебе, Сергий, почему я это делаю. Я не могу закрыть глаза на печальное положение империи. Она всё более и более уменьшается, так что вскоре всю империю будет составлять один Константинополь. Если мы ещё пользуемся миром, то лишь потому, что теперешний султан стар, но, может быть, близко то время, когда охрана медной бляхи понадобится не только мне, но и многим моим соседям. Что бы ты сделал, Сергий, с этой бляхой, если бы ты находился на моём месте?

— Я сохранил бы её.

— Значит, ты одобряешь мой поступок? Благодарю тебя. Что же мне остаётся ещё объяснить? Да, насчёт моей ереси. Погоди немного.

Она встала, вышла в дверь, завешенную тяжёлой занавесью, и через несколько минут вернулась назад со свёртком в руках.

— Вот, — сказала она, — символ моей веры, за что меня обвиняет игумен. Возьми эту рукопись, она немногосложна и заключается только в нескольких словах.

Очутившись в своей келье, Сергий бросился на койку вне себя от утомления и заснул детским сном.