Падение драконов

К счастью, у него была Анна Вудсток.

Пять ударов сердца ее клинок отбивал все атаки, и Габриэль уперся одной ногой в голову Ателия и оттолкнулся, подтянул другую ногу и кое-как перевернулся, встав на четвереньки. Сильный удар пришелся ему в спину, и он упал лицом вниз. Его левая рука была мертва, правой не хватало сил, так что он приподнялся на несколько дюймов и снова упал.

Он не видел, как Анна Вудсток прикрывала его еще десять мгновений, сея вокруг смерть.

Он только знал, что сделал вдох, потом еще один, потом еще и так и не умер. Ужас сковал его: он лежал лицом вниз, ничего не видел и не мог встать. У него не было сил. Он подумал, не прибегнуть ли к запасам черной энергии этого мира, но он слишком боялся, чтобы сделать это.

Он пытался молиться, но ничего не выходило.

Возможно, он кричал внутри шлема.

Возможно, нет.

Земля тряслась. Сквозь весь ужас и обреченность, усталость и печаль он чувствовал, что земля тряслась.

Что-то упало на него.

— Лежите! — кричала Анна. Это до него дошло, и он чуть не рассмеялся.

«Как будто у меня есть выбор».

И тогда ряды мамлюков прорвались сквозь них, как вода весной прорывает плотину, и земля вокруг затряслась по-настоящему, а потом это прекратилось — как будто короткий дождь пролился на равнину. Наступила полная тишина, а потом он услышал пение. Очень тихое Те Deum по-галлейски.

— Боже, милорд… он умер, — сказала Анна Вудсток.

Габриэль лежал неподвижно еще одно бесконечное мгновение, не в силах ни заговорить, ни встать. А потом признал, что не умер. И что он должен выполнить свою задачу или умереть, пытаясь это сделать.

Он согнул правую руку.

— Он жив! — крикнул кто-то по-галлейски.

Его подняли. Он слегка смутился, поскольку, если не считать ссадин и глубокого синяка, он не пострадал. Не пострадала и Анна, и она покраснела от его похвал и похвал других: Тома Лаклана, сэра Майкла, Сью…

Хэмуайз и Калли сняли с него доспехи, обгоревшие, со стертой позолотой — но все же спасшие ему жизнь. На спине виднелась ужасная отметина, каменный топор вонзился очень глубоко, но не коснулся позвоночника. Тело покрывали синяки, а когда Габриэль пошел отлить, потекла кровь, но это было не впервые.

Сью вложила ему в руку чашку с гипокрасом. На соседнем холме все еще шел бой, пугала длинной вереницей тянулись по полю, добивая раненых. У Сью нашелся складной стул.

Рыцари и нордиканцы начали собираться вокруг него.

Фрэнсис Эткорт обнял своего императора.

— Господи. — Он чуть не всхлипнул. — Если ты умрешь, прихвати нас с собой.

Тут они оба обернулись и увидели, что оруженосец императора решительно впилась поцелуем в губы сэра Тобиаса.

Габриэль приподнял бровь и начал осознавать, что жив.

— Прости, Габриэль, — сказал Майкл. — Прости, пожалуйста. Я остался в другом месте.

Габриэлю удалось улыбнуться. Он приходил в себя.

— Мы отлично провели время, — пошутил он. — Да, Анна?

Она прервала самый долгий в истории поцелуй двух людей в доспехах и сверкнула улыбкой.

— Где Морган? — спросил Габриэль.

Сью показала.

Юный магистр стоял, опустив голову, среди иссохших от мороза врагов и не двигался.

— Заканчивай, — велел Габриэль Майклу. — Где Длинная Лапища?

— Удерживает врата. Павало пробивается к нему. — Он кивнул на дальний холм. — Если они сдадутся, мы примем капитуляцию.

— Конечно, мать твою, — раздраженно ответил Габриэль, глядя на поле боя, где лежало не меньше десяти мертвецов. — Господи, Майкл, какие у нас причины этого не делать?

— Да, конечно. Прости. — Майкл вздрогнул.

— Заканчивай это и давай к вратам. Нам предстоит еще одна битва.

Майкл кивнул, а Габриэль направился к Мортирмиру. Майкл начал отдавать приказы. К нему присоединился императорский посланник, и весь командный состав направился туда, где на дальнем холме стояло каре саламандр.

Габриэль положил руку на плечо Мортирмиру и подошел к воротам его Дворца. Их перекрывала высокая железная решетка с шипами наверху.

У Габриэля не было запаса сил, чтобы вступить в игру, и он просто постучал.

— Морган Мортирмир, — позвал он.

Трижды.

— Черт возьми, я твой император и, возможно, твой единственный друг.

Ворота открылись без скрипа. Здесь вообще не было звуков. Габриэль вошел и сразу же оказался в обшитой панелями комнате. В камине горел огонь, у камина сидел Мортирмир в безупречном наряде из черного бархата. На коленях у него лежал череп, в котором была заточена душа Харальда Деркенсана.

— Он был моим другом, — сказал Мортирмир, — и он умер. Но я верну его. Я знаю, что ты попытаешься остановить меня. Но у тебя не получится. Я могу сделать это. У меня есть силы.

Габриэль вздохнул и вдруг заметил, что его правая рука горит ярким золотом. Почти невыносимо ярким. Она освещала Дворец Мортирмира подобно светильнику. И тут он понял сразу несколько вещей.

— У меня хватит сил, чтобы остановить тебя, — сказал Габриэль. — Отпусти его, Морган.

— Это я виноват! — воскликнул Мортирмир. — Вы все думаете, что я виноват, и это правда! Но я же говорил, что в этом мире не хватает энергии. Но ты все равно решил сражаться.

— На самом деле виноват я, — вздохнул Габриэль. — Я привел вас всех сюда. Без запаса времени, без выбора, разве что победить или умереть. Морган, ты мне нужен. Отпусти Харальда. Он в лимбе нежити. Мы не одайн. Мы не драконы.

— А могли бы ими быть, — сказал Мортирмир. В его голосе звучало… ехидство. — Мы можем быть кем угодно. По-моему, Габриэль, ты не понимаешь, что такое война. Война — это смерть. Мы должны убивать, чтобы победить. Любой ценой. Правда?

Габриэль смотрел на пылающее герметическое золото своей руки в темноте разума Мортирмира.

— Мне кажется, что цвета просто отвлекают внимание, — настаивал Морган. — Сила есть сила.

— А мне кажется, что тебя искушают. По-моему, тебя манит зло. Со мной тоже такое бывает. И я поддавался ему много раз. Так что я знаю, как вернуться, Морган. Зло — это выбор. Добро — тоже. Мне кажется, сила окрашена в разные цвета, чтобы научить нас чему-то. Почему ядовитые ягоды такие яркие?