Падение драконов
Шрифт:
Анеас посмотрел на Ирину с неожиданным уважением. Одетая как королева, сейчас она ею и казалась. Мастер Смит повернул к ней голову, и на его неестественно красивом лице появилась кривая улыбка.
— На месте Эша я бы пожалел, что не приказал тебя убить, а просто предложил это. Очень хорошо, Ирина. Хочешь, чтобы я относился к тебе как к равной? Нет такой силы, с которой я бы не объединился, чтобы спасти этот мир, спасти медведей, леса, дождевых червей, виверн и даже людей. Да, я это сказал. Мы не любим людей. Но на этой войне люди — наши союзники. Это слишком откровенно?
— Доверие
— Итак, — сказал Гас-а-хо, — ты хочешь, чтобы мы оставили тебе тело Смотрит на Облака. И поверили, что ты поступишь честно, когда возьмем остров, хотя тогда мы окажемся полностью в твоей власти.
— Хуже того, — заметил мастер Смит. — Остров защищен.
— Почему ты не отпустишь Смотрит на Облака? — спросил Нита Кван.
— В него… нее влюблены и Ирина, и Анеас. Аргументы разума у них никогда не станут сильнее похоти. Я слишком хорошо знаю людей.
— Это самые снисходительные и глупые слова, которые я слышала от дракона, — презрительно проговорила Ирина. — Ты хочешь, чтобы мы тебе доверяли. Но не доверяешь нам и даже не видишь в нас равных. Мы для тебя животные.
— Действие ведьминой погибели проходит, — сказал Гас-а-хо. — Надо выбрать.
— У меня есть предложение, — Нита Кван поднял руку, — оно устроит всех.
Смит переводил взгляд с одного человека на другого.
— Вы же понимаете, что я просто мог напасть на разум любого из вас? И таким образом освободиться от ведьминой погибели.
— Мы все вошли сюда через Дворец Анеаса, — пояснил Гаса-хо, — а он очень хорошо охраняется. Если ты попробуешь, я знаю, что мы выберем. Реальность важнее эфира. Ты умрешь.
Впервые на нечеловеческом лице мастера Смита отразился страх. Но ему удалось улыбнуться.
— Ну, драконы боятся людей.
— Что ты предлагаешь? — спросил Анеас у вождя сэссагов.
— Пусть мастер Смит отдаст тело Смотрит на Облака. Если он согласится, мы позволим ему вернуться на острове или раньше. Но он должен отпустить шамана, чтобы он тоже говорил.
— Она никогда не согласится, — возразил Смит.
— Ты станешь великим вождем, если только мы проживем достаточно долго, чтобы снова сеять зерно, — сказал Гас-а-хо Нита Квану. — Это хорошо.
Лицо Смита ничего не выражало.
— Он отчаялся. — Ирина махнула рукой. — Мастер Смит, говорю тебе как один изгнанник другому. Доверься нам. Доверься Смотрит на Облака, как должен был сделать с самого начала.
— Это ты мне говоришь, отцеубийца?
— Да. Я. Тебе, может, тыща лет, но я узнала это в последние четыре недели. Доверие — вот что делает нас великими. Не обман.
Черные глаза Смита встретились с ее глазами.
— Ты стала мудрой.
А потом он исчез.
На его месте стоял изящный мужчина или крепкая женщина с короткими бело-золотыми волосами и раскосыми зелеными глазами. Он моргнул, и равнина вокруг них превратилась в лес, густой и зеленый, полный запахов лаванды и хвои. На ней были бесформенная белая рубашка и чулки, а в руке он сжимал красный кристалл, который вспыхивал в такт биению сердца.
Он посмотрел на Анеаса.
— Как же глупы смертные. Я впустил его в себя. Я знал, что делаю. Те, кто играет с силой, обречены
быть глупыми.— Ты в порядке? — спросила Ирина.
Лес был великолепен, огромные деревья выглядели очень древними. Далекий родник Анеаса показался ему самому бледным и ничтожным.
— Если не считать самолюбия. Он ранил мои… чувства. Но, клянусь духами деревьев и воды, я многое поняла!
Подменыш наклонился и поцеловал их по очереди.
— Добро пожаловать в мой лес. Я разрешаю ему вернуться. Если он и ранит нас, то только своим безразличием.
— Это пророчество? — спросил Нита Кван.
— Да.
— Ты все равно отдашь ему себя? — спросил Гас-а-хо.
— Да.
— Что ж, твой голос — единственный, который имеет значение. — Анеас кивнул.
двадцати лигах к востоку от Фиренции Длинная Лапища увидел на рассвете клубы дыма.
— Война без пожара что колбаса без горчицы, — с улыбкой сказал он этрусской женщине, которая ехала за Брауном.
— Не говори так! — огрызнулась она. — Там люди живут.
— Да. — Он пожал плечами.
Браун вышел из домика, вытирая руки о женский передник:
— Он был здесь.
М’буб Али держал амулет над дверью амбара и смотрел на белый камень. Камень вспыхнул.
— Здесь есть сила, — сказал М’буб Али, — я ее вижу и могу отследить.
— Пойдем. — Губы Брауна не дрогнули.
Лукка кивнул. На нем была маска, делавшая его лицо нечеловеческим. Все сели в седла.
— Ты оставайся, — сказал Длинная Лапиша донне Беатрис, — будет некрасиво.
— Я же с вами, — возразила она. У нее был нож, и она вытащила его из ножен.
— Похоже на то, — согласился Длинная Лапища. — Держись поближе, если начнется драка. Ты умеешь сражаться?
Она задумалась на мгновение, а затем пожала плечами.
— Наверное. Это же как свинью заколоть?
На этом они двинулись в путь.
Изюминка уже приближалась к воротам Фиренции, и в воздухе пахло дымом. С юга наползали тяжелые грозовые тучи. Всадники натянули капюшоны и поехали дальше в холмы. Остановились в одном домике, в другом, попробовали амулет М’буба Али. В третьем домике их встретил арбалетный болт, убивший лошадь. Лукка словом запалил соломенную крышу. Из дыма выбежал человек, М’буб Али кивнул, и его лучники убили выбежавшего. Сзади провалилась крыша, но другой человек успел выскочить. Браун обезоружил его и наступил на обожженную ладонь, задал три вопроса и просто ушел, оставив обгоревшего человека со сломанной рукой валяться на земле.
— Сегодня утром, — сказал Браун.
— Если он владеет искусством, то он знает, что мы здесь, — ответил Лукка. У него был отстраненный взгляд заклинателя, готовящегося к работе. Браун пожал плечами и сел в седло.
— Оставайся со мной, — велел Длинная Лапища донне Беатрис.
— А то у меня есть выбор. — В ее тоне не было горечи, только обычная крестьянская покорность судьбе.
— S`i, ma donna. Ты можешь просто уехать.
— И чем бы я занималась? Стала бы шлюхой или поломойкой? — Она посмотрела на темное небо на юге. — Для одного я слишком стара, а другое слишком скучно. Стану убийцей, что ли.