Падение драконов

Кажется, увидев ее, он понял, что это сон, порождение его разума, как и сказал Гас-а-хо.

Анеас сделал несколько глубоких вдохов. У него за спиной появился Гас-а-хо.

— Как думаешь, что ты должен сделать? — спокойно спросил он.

Анеас заставил себя взглянуть на груду трупов.

— Думаю, очистить источник.

— Когда ты закончишь, мы раскурим трубку, — кивнул Гас-а-хо. — Ирина рядом, в реальности. Мы не можем помочь, но мы здесь.

— Разум не так уж и сложен? — с горечью сказал Анеас.

— Очисти источник.

Анеас прошел по заболоченному лугу, хлюпая по крови. Ему показалось несправедливым, что крови так много и она такая свежая, но символизм был очевиден.

Он наклонился. На вершине купи лежал Прыщ, старый повстанец. Анеас поднял его за плечи. Вес мертвого Прыща показался невероятно реальным, его голова бессильно повисла, зубы щелкнули, когда захлопнулся рот.

Просто сделать это.

Он оттащил Прыща во тьму. Тьма оказалась прохладной тенью еловых ветвей, вблизи она больше не была ужасной. Анеас осторожно положил Прыща на сосновые иглы и поплелся обратно к куче трупов. Вторым был Та-се-хо. Старый охотник ничего не весил. Убившая его рана зияла страшной дырой, петля кишок вывалилась и цеплялась за ежевику. Анеас положил старика и протолкнул скользкую кучу обратно в рану. Поскольку дело происходило в его разуме, он протянул руку и заживил рану. Затем он поднял старого охотника и отнес его в лес.

На зеленой траве появилось пятнышко золотого света, и труп Прыща исчез.

— В эту игру символов можно играть вдвоем, — храбро сказал Анеас, хотя по его лицу катились слезы, а в горле горела странная надежда. Он положил пришедшего из-за Стены в солнечное пятно и отвернулся, боясь даже смотреть.

Мать была самой тяжелой. Он даже не думал, что считает себя виновным в ее смерти, он даже не заметил этой вины, но пока он нес ее худощавый гниющий труп, окоченевший, скользкий и отвратительный, он думал об Орли, о своей ненависти к нему. Анеас был слишком умен, чтобы не понимать самого себя.

Он положил Гауз в расширившийся круг солнечного света, где возник курган. Опустился на колени на некоторое время, а потом вернулся и взял Фитцалана.

Было что-то особенно омерзительное в прикосновении к мертвому телу, которое вожделел при жизни. И сам труп пал жертвой какого-то парадокса: он разложился сильнее, чем тело матери, а голова оказалась на месте. Гниющая кожа Рикара прилипала крукам, из тела текла какая-то жидкость. Запах был настолько силен, что Анеас закашлялся.

Он вынес Рикара на новый луг и потратил немного времени, чтобы осторожно уложить тело. Попытался закрыть другу глаза, но это оказалось плохой идеей. Стало еще хуже. Он повернулся, пробормотав молитву, и пошел за Энтони.

Некоторое время он смотрел на Энтони, гадая, любил ли он юношу или просто хотел причинить боль отцу. Который немедленно нанес ответный удар. В метафорической реальности разума Энтони выглядел точно так же, как раньше, когда отец приказал убить юношу. Он вообще не разложился.

— Я знал, — сказал Анеас вслух. — Я знал, что он это сделает.

Он вернулся за Пруденцией и остальными. Ходить пришлось множество раз. Иногда в руках у него оказывались тени, иногда — реальные, тяжелые гниющие тела. Это тоже он понимал.

Самым странным было стройное тело — его собственное. Без ран и без признаков разложения. Он надолго замер, пытаясь понять, должен ли осознать что-то еще или предпринять что-то новое, но в конце концов отнес свое тело к зеленому кургану в прохладном зеленом лесу.

И вот он закончил, задача была выполнена, и он стоял на солнце. Пруд был чист, сила, бурля, вырывалась из земли под камнем, и камень был чист, если не считать одной глубокой вмятины, похожей на след ноги.

Гас-а-хо подошел и встал рядом с ним. Дерево снова возвышалось над прудом, ежевика исчезла, как будто ее никогда не было. Дерево покрылось бутонами.

— Хорошо, — сказал шаман. — Некоторым это так и не удается.

— Они настоящие? — спросил Анеас. — Трупы?

Гас-а-хо посмотрел на него, и его глаза сверкнули.

— А это от тебя зависит. Только тебе решать, настоящие ли другие люди.

Он снял с шеи мешочек с лекарствами и повесил на дерево. Анеас сидел у источника. Он окунул руки в воду, то есть в чистую силу, и смыл с них всю грязь и кровь. Он хорошо видел курган: в человеческий рост, поросший красивой зеленой травой, блестящей на солнце.

Гас-а-хо сидел рядом с ним скрестив ноги.

— Хорошо, что ты положил их так, чтобы видеть. Ты сильный. Сможешь снова работать с эфиром?

Анеас опустил руку в пруд, зачерпнул силы и слепил из нее шар.

— Хорошо. Но ты изменился. Ты это знаешь?

— Да. Я умер. Кто я сейчас?

— Кто вообще знает, кто он такой? — с усмешкой произнес Гас-а-хо.

А потом Анеас оказался в реальности. Гас-а-хо держал его руку, Ирина обнимала за плечи. Нита Кван предложил ему зажженную трубку, Анеас глубоко затянулся и вздрогнул. Передал трубку Ирине, которая тоже затянулась и вернула ее Гас-а-хо. Анеас вздохнул. Ирина посмотрела ему в глаза, и он сказал:

— Ты меня спасла.

— У нас нет времени на благодарности, — отозвалась Ирина. — Кажется, Смотрит на Облака одержим, — тихо добавила она.

ФИРЕНЦИЯ — ТИППИТ