Падение Левиафана

"Это из Нового Египта", - сказала она. "Он охотится на нас".

Тихий выдох Джиллиан был так же хорош, как проклятие. Если раньше им не хватало хороших вариантов, то теперь их не было. Если бы они попытались бежать, это означало бы проскочить мимо наступающего врага, и даже если бы они смогли проскользнуть мимо него, Воробьиный Ястреб смог бы добраться с ними до ворот кольца и сообщить, куда они направились. Если бы они попытались сражаться, то оказались бы вне игры.

Джиллиан издала тихий удивленный возглас. "В чем дело?" - спросила она вместо этого.

"Новый корабль? Он передает".

"На Деречо?"

"Не плотный луч", - сказала Джиллиан. "Это радиовещание. Просто передача в радиодиапазоне".

Наоми нахмурилась. Плотный луч "точка-точка" был более безопасен, чем любая передача, независимо от того, насколько эффективным было шифрование. Лазер "Воробьиного ястреба" мог быть недостаточно мощным, чтобы достичь "Деречо", или он мог потерять центровку из-за повреждений, нанесенных "Роси". Или ...

"Есть ли в системе другие корабли?" спросила Наоми. "Сигнализирует ли он не только Деречо?"

Джиллиан потянулась к пульту управления базой, ее пальцы заплясали по экрану. Она нахмурилась, нарисовав линии на лбу и по бокам рта. "Да, это так. И это чистый текст. Они даже не скрывают его".

"Есть ли флаг адреса? С кем они разговаривают?"

"С тобой", - сказала Джиллиан. "Они говорят с тобой". Она переключила воспроизведение связи на больший настенный экран.

Де-факто лидер Лаконской империи смотрел на них с поразительными зелеными глазами и улыбкой, которую Наоми могла назвать только грустной. Когда он заговорил, его голос был похож на мягко сыгранный тростниковый инструмент.

"Это сообщение для Наоми Нагата. Меня зовут Антон Трехо. Я думаю, вы знаете, кто я и в какой ситуации мы оба оказались. Пришло время нам с вами поговорить. Я хотел бы предложить союз...".

Глава восемнадцатая: Джим

Паника была глубокой и иррациональной. Было такое ощущение, что вибрирует сама станция, что Джиму пришлось физически убедиться, что это действительно только он. Он понял, что сообщение уже проигрывалось, а он не знал, что в нем говорилось. Он переключил его обратно на начало, глубоко дыша и стараясь не дать своему разуму снова соскочить с него.

"Это сообщение для Наоми Нагата. Меня зовут Антон Трехо. Думаю, вы знаете, кто я такой и в какой ситуации мы оба оказались. Пришло время нам с тобой поговорить. Я хотел бы предложить союз.

"У нас есть разногласия, и я здесь не для того, чтобы преуменьшать или отрицать это. У нас также есть доступ к определенной информации, которая проясняет уязвимые места, которые мы оба пытаемся устранить своими способами. У нас с вами общая проблема. Кольцевое пространство и неизвестные сущности внутри него представляют экзистенциальную угрозу для человечества. Мы должны контролировать доступ к кольцам, чтобы ограничить эту опасность. Мы оба также знаем, что когда нужно заставить людей отказаться от своих насущных потребностей в пользу большего блага, вежливые просьбы почти никогда не срабатывают".

Трехо развел руки в жесте бессилия. Какой вариант они нам предлагают? У Джима заболели руки, и он заставил свои кулаки разжаться.

"У меня здесь копия документа, который вы написали. Протоколы для более безопасного использования ворот. У меня также есть собственные данные анализа трафика, которые говорят о том, насколько хорошо для вас идет этот проект. Я попросил своих лучших людей проанализировать их, и должен сказать, что это чертовски хорошая работа. Надежная. Если бы она была введена в действие, это могло бы в значительной степени помочь справиться с угрозой подобных инцидентов. Единственное, чего ему не хватает, - это метода принуждения. Из общей заботы о человечестве в целом и в знак признания нашей общей истории и моральных уз, я хотел бы предоставить свои силы в ваше распоряжение. От имени Лаконии и Верховного консула Дуарте я предлагаю подпольщикам не просто перемирие, а сотрудничество".

"Мы должны покончить с этими мелкими склоками и драками. Думаю, вы это понимаете. И я готов это сделать. Более того, я обязуюсь разместить два лаконских эсминца внутри кольцевого пространства, даже с риском, которому, как мы оба знаем, они подвергаются, с единственной миссией - обеспечить соблюдение вашего транзитного протокола. Мы не будем предпринимать агрессивных действий. Мы не будем ограничивать или контролировать торговлю. Я гарантирую безопасность любого корабля, пользующегося воротами, и объявлю полную амнистию для подпольщиков.

"И я начну с перераспределения сил, которые сейчас находятся во Фрихолде, для выполнения этой миссии", - сказал Трехо. "Таково мое предложение. Единый фронт против настоящих врагов человечества. И все, что я прошу от вас в знак доверия и доброй воли, - это вернуть вашего нынешнего пассажира. Вы не хуже меня знаете, что ей ничего не угрожает. Мы только хотим вернуть ее домой. И с этим сближением между нами у нее нет причин жить в изгнании".

Сообщение закончилось, и на мгновение Джима не стало. Каюта на станции Дрейпер, койка, мягкая тяжесть - все это по-прежнему присутствовало, но стало менее непосредственным, менее реальным, чем камера в глубинах здания штата Лакония. Страх был реальным, но еще более реальным было двойное чувство отчаяния и ответственности. Убеждение, что все зависит от него, и что он бессилен. Как будто смотришь, как падает что-то ценное и хрупкое, и знаешь, что не сможешь вовремя это достать. Все должно было разбиться, и хотя он ничего не мог сделать, горе давило на него, как будто он был единственным, кто его нес.

Он так много сделал, так старался, а добился так мало. А теперь они пришли, чтобы задать свои вопросы и заглушить его ответы болью, пока он не скажет хоть что-нибудь. Или они не будут ничего спрашивать, а просто будут бить его до тех пор, пока он не поймет, что находится в их власти, а они были безжалостны.

Маленькая, неподвижная часть его сознания, наблюдавшая за остальными, заметила, как это странно. Когда он был пленником на Лаконии, ему удавалось держать себя в руках. Подниматься на ноги, планировать, строить планы и даже страдать с решимостью, которую он не мог найти сейчас. После побега он почувствовал эйфорию. Спокойствие, целостность и возвращение к жизни, на которую он уже перестал надеяться.

Но медовый месяц угас, и та его версия, которую он оставил после себя, была покрыта шрамами и сломана. Он не чувствовал себя слабым. Он чувствовал себя уничтоженным.

Годы ушли. Годы тюрьмы и пыток, что было плохо, и притворства почетным гостем, в то время как угроза смерти незримо следовала на шаг позади. Годы танцующего медведя. Они были самыми ужасными, потому что разрушили его представление о себе. О том, кем он был. То, что было правдой. Того Джима Холдена, который поднял тревогу на станции Медина, больше нет. Джим, который затеял интригу против Кортасара и ради Элви Окойе, с самого начала был наполовину лжецом. Он был всем, что осталось. Отбросы самого себя. Отбросы.

Джим. Джим, вернись ко мне.

Его сознание переместилось. Маленькая хижина снова оказалась в фокусе, словно кто-то настраивал видеоэкран. Наоми была там. Он не помнил, как она вошла. Она держала его за руку.

"Привет", - сказал он, стараясь звучать бодро и весело. "Представляешь, я встретил тебя здесь".

"Значит, ты видел сообщение?"

"Да. Да. Действительно видел".

"Я надеялся, что ты еще спишь. Я должна была прийти сюда первой".

"Нет, - сказал он, - я в порядке. Просто перерабатываю небольшую старую травму. Думаю о том, что приготовить на ужин. Как обычно. Что я пропустил?"