Падение владык

Во весь рост она тоже хороша. Только осторожнее босиком по ковру. Там где-то неподалеку бесхозный кинжал валяется.

Надо бы получше обыскать спальню. Что тут за склад оружия, в самом деле?

И еще бы забыть, что вчера она собиралась убить его на самом деле.

— Ты меня коронуешь, — не оборачиваясь, проронила Юлиана. Уже от туалетного столика. Тянется за черепаховым гребнем. — Рано или поздно.

Евгений рассмеялся. Вполне искренне и весело:

— Всё же ты всегда была мечтательницей, Юли.

4

Мидантийский Скорпион скончался от желудочных колик. Переел рябчиков в ананасах. Или золотого идалийского перепил. Печень у бедняги отказала.

Всё лучше, чем многоступенчатая на площади. Гораздо лучше. Алан это может утверждать с чистой совестью. Сам ее ждал. Почти сутки. Точнее — первые часы. Потом уже просто казни. Всё же на помилование особо не рассчитывал. Скорее, что конверт со сведениями о шпионах Романа вручат перед казнью. Вполне в духе самой ядовитой из стран, не считая Шахистана. Но там Эдингема нет.

Оставалось надеяться лишь, что дадут хоть полчаса. Прочесть последний дар. С таким трудом выцарапанный. С риском угодить-таки в застенки. Где вежливого императора сменит невежливый палач.

На свободе эвитанец провел не больше двух часов. В посольстве встретили с вытаращенными глазами — как воскресшего покойника. А еще дипломаты.

Но пока со службы не прогнали. Ждут вестей с родины. Без них не смеют.

Что устроит Ревинтер — лучше даже не думать. Новый император Алана освободил, но покрывать не станет.

Едва успел вылезти из ванны, как подоспело письмо. С пурпурным вензелем.

Чуть было не решил, что сейчас вернут в тюрьму. Или вежливо попросят застрелиться лично.

Или как принято в Мидантии — яд. А может — шнурок. Тоже, небось, ядовитый. На всякий случай.

«Юлиана, милостью Творца императрица Мидантии…»

Скорее, попущением Творца. Тем, что он прошляпил.

А не успей Алан побывать в посольстве — решил бы, что в Мидантии еще один переворот. Они тут теперь часто.

Но нет. То ли гремучая, то ли подколодная змея Юлиана просто умудрилась опять выскользнуть сухой из воды. И захватить-таки трон — не сама, так через брак с добившимся успеха претендентом.

Приглашение в ложу императрицы застало невезучего (или наоборот — что-то подозрительного везучего) эвитанца врасплох. Как и вообще приглашение на ипподром.

Конечно, лучше, чем предложение самоубийства или новый арест. Но только мести за предательство Алану еще и не хватало. От той вечной счастливицы, что вновь выкрутилась лучше всех. И опять на коне. И не на тех, что соревнующиеся наездники.

Этот Евгений, конечно, сам хорош. До сих пор от его нейтрального тона мурашки пробирают. Будущую судьбу Алана он обрисовывал, как скучный урок зануды-ментора. Но при этом на записной стерве-то зачем жениться? Нашел бы тихую, скромную девочку…

Хотя после предыдущей жены ни одной девочке уже не поверишь. Всю жизнь будешь проверять, пока бедняжка от страха не помрет — если и впрямь тихая и скромная.

— Его Величество скоро вернется. Дела-дела, — обольстительно улыбнулась Юлиана. Нежный голос, сияющая улыбка, ледяные глаза.

Прекрасная и опасная.

И Алан наконец ее понял. Он же видел Гизелу — Мидантийскую Пантеру. Вот кто мог стать идеалом юности принцессы Юлианы! Все мы кому-то подражаем.

Но Гизела, хоть и ступает по грани, следует собственному кодексу. И весьма строгому.

А если ли хоть что-то святое для этой полубезумной красавицы? Так нежданно взлетевшей вверх. Откуда рухнуть можно только в могилу. Хотя как раз туда путь ведет из любого места.

— Осуждаете, Алан?

Называла ли она его так раньше? Уже не вспомнить.

Если ему вдруг (что за жуткая мысль?!) предложат роль любовника? И вовсе не потому, что он Юлиане чем-то приглянулся, а… Да змеи знают почему! Новая императрица Мидантии если и советуется, то лишь с ними.

А ему останется лишь застрелиться. От внезапно свалившегося счастья.

Такое как свалится, так сразу придавит.

— Разве я на такое осмелюсь, Ваше Величество?

— Вы могли погибнуть, — мягко улыбнулась она. Не меняя взгляда.

Да выпустите же уже Алана отсюда, кто-нибудь, а? С ипподрома, из Гелиополиса, из Мидантии! Домой.

— Вы тоже, Ваше Величество, — брякнул он.

— Вы правы: я тоже. Но вряд ли вам жаль меня.

— Как и вам — меня.

— Мне никого не жаль, вы правы. Даже себя. Я свободна. Мне некого жалеть.

— А ваша сестра? — уточнил очевидное Эдингем.

— Еще братца Романа вспомните. Да, конечно, мне было жаль Марию. Но считать ее сестрой? Она — дочь убийцы моей матери. Я пыталась воспринимать ее иначе, но плохо выходило. Я — чудовище?

Да. Как и все вокруг тебя. Кроме, может, бедняги Константина.

Каурый чемпион опередил соперника аж на три корпуса. Следом растянулись прочие. Последний отстал ровно на полдистанции.

— Вы — мидантийка, принцесса и императрица. Скажите, это вы замолвили за меня словечко?

Зрители радостно воют. Под дешевое, разбавленное вино и пирожки. Горячие. Вкусные.

Хорошо им. Зрителям, а не пирожкам. Каково последним — Алан вполне себе представляет.

И их хоть съедят быстро.

Прохладный тент заслоняет от жаркого мидантийского солнца. Но рядом с Юлианой дышать нечем. Будто ее взгляд стискивает горло.

— В смысле, выбрала ли я темной ночью подходящий момент и страстно прошептала: «Да, еще, не забудь про Алана!»? Простите, Эдингем, но вроде бы нет. Если, конечно, я не сделала это во сне. Нет, просто Евгений сам полон сюрпризов. И, знаете, Алан?

Изящная рука играет с бокалом, а дерзкий, пробившийся и сюда луч солнца — с гранями ее малахитового перстня. Сколько там яда? Не в бокале — в кольце, под камнем.

— Я была бы счастлива, будь у меня и впрямь сестра. Дочь моей матери и моего отца. Или хоть любого из них — если нельзя сразу обоих. Сестра, брат, тетя, бабушка, собака, кошка, полярный тигр. Кто-то, оставленный мне матерью. Кто-то, чье имя можно произнести без ненависти. Кого я могла бы любить, не чувствуя себя предательницей. Но чего нет, того нет.