Падение владык

Потому что проще считать Марию дочерью убийцы, чем своей сестрой. Так можно ненавидеть, не чувствуя вины.

Поджарый илладиец цвета воронова крыла медленно, но верно выходит третьим. И скоро догонит второго.

Белый взвился на дыбы. Явное нарушение, но вмешается ли хоть кто-нибудь? Кто-то, имеющий право?

Юлиана слегка кивнула. Алан перевел взгляд — так и есть, Октавиан.

Барс повелительно вскинул руку. Кажется, всаднику белого сейчас не поздоровится.

Точно. Пришлось сойти с дистанции.

И можно не сомневаться, что Октавиан остался союзником Юлианы.

— Простите, императрица, что не полон сочувствия, но по вашей милости я едва не подох. Вчера.

И еще не вечер.

— Именно поэтому вы — такой замечательный собеседник, Алан. Мне не нужно думать, искренни ли вы. Вы настолько меня ненавидите, что не боитесь хамить. Если вас это успокоит, я тоже не надеялась выжить. Шансы были пятьдесят на пятьдесят, а то и ниже. У меня был при себе перстень с ядом… Эжен забрал его, когда мы договорились. Просто я не удержалась доиграть эту партию. Подвел азарт игрока. В итоге я — императрица и мачеха наследницы престола.

Эдингем содрогнулся. Бедный ребенок!

— Вдруг я на это еще гожусь, как думаете, Алан? Вдруг гожусь даже я? Будете вино?

Лучик солнца скользнул по перстню в последний раз. Юлиана поймала зайчика кольцом, а взгляд несчастного собеседника — своим. Шаловливо рассмеялась:

— Алан, это обычная безделушка. Красивая, но безопасная. Как теперь я…

Сейчас тебе кто поверит!

— И чего же вы хотите от меня, Ваше Высо… Величество?

— Да, с некоторых пор я — Величество, — усмехается она.

— Поздравляю с блистательной победой, моя императрица.

— Ваша? Вы с некоторых пор — подданный мидантийской короны? И давно?

Творец упаси!

— Может, с тех пор, как влез в мидантийский заговор и угодил в мидантийскую тюрьму? — взбесился Эдингем.

Он уже устал бояться. Да и с возможной казнью успел свыкнуться. Почти. Сначала с ним, как хотел, играл новый император. А теперь еще и любезно уступил забаву императрице.

Гроссмейстеры ратной доски, чтоб вам! В следующий раз, может, обойдетесь партией на доске? Всё меньше посторонних жертв.

Впрочем, козырям всегда плевать на всякую мелочь. Особенно тузам.

Только в Эвитане Алана защищали. А здесь… Его и Ревинтер теперь смахнет с доски.

— И подслушали не предназначенные вам мидантийские тайны — забыли вы добавить. Или и в этом виновата я? Что вы любите уединяться с красивыми дамами? Впрочем, как раз те тайны теперь действительно — вчерашний день. Да и императрица в Мидантии — не София. За такое уже не убивают.

Может, еще и спасибо сказать? Ради спасения некоего эвитанца сменили на престоле императора? Не говоря уже о такой мелочи, как чья-то супруга.

— Еще раз мои поздравления с победой.

' — Кавалер Эдингем, Константин жив. Как и моя сестра Мария. Вам это известно. Вы знаете, что Роман его не убивал. Не знаю, почему я позволяю вам жить с такой тайной. Наверное, из сентиментальности. Но если об этом заговорят — я буду знать, у кого слишком длинный язык, Алан. И можете не сомневаться — вам его укоротят даже в Эвитане'.

Алан и не усомнился.

— Вы совсем забыли нашу вчерашнюю игру? А заодно и всё, чему я вас столь любезно учила? Я не победила, я просто не проиграла.

— Вы так и не сказали, чего вы от меня хотите?! Игрушку нашли!

Где-то в глубине души жалко рыдают остатки осторожности. Гордость отшвырнула их увесистым пинком.

— Может, мне полагается вас еще и пожалеть? Так вы сейчас отнюдь не в Бездне и не в застенках, а на троне. Лошадиными бегами любуетесь, посылаете мне письма с вензелем. Предлагаете вина, а я должен гадать, отравлено оно или нет. И синяков на вашем лице я что-то не заметил, хоть вы и вышли замуж за того, кого едва не прикончили. А я эту ночь провел в ожидании казни, а не мял шелковые простыни брачного ложа!

Вот теперь казнят точно! Как за три заговора.

Он всё же умудрился испугаться. А она лишь рассмеялась:

— А вы хотите поменяться? У Евгения вроде вкусы традиционные, но ради вас могу уточнить.

— Что?

Вчера он хотел дать в морду императору. Кажется, императрице — это еще хуже? Даже если такая и сдачи отвесит — мало не покажется.

Может, проще молчать? Как умеет монсеньор? Только уже поздновато.

Или в Мидантии вообще считается нормой подозревать любого в… такой гадости?

— И простыни были льняные, Алан. Сразу видно, вы не из самой богатой семьи. Вы вообще когда-нибудь пробовали спать на шелке? Или «мять» его? Захотите отшить надоевшую любовницу — стелите шелк, рекомендую.

— Вы надо мной издеваетесь? — похоронно вздохнул он.

— А что мне остается делать? Императрица я совсем недавно, могу плохо знать правила. Казнить вас за оскорбление? Или предложить место моего любовника?

Эдингема прошиб пот. Накаркал! Эта девушка вчера отыграла жизнь с огромным трудом. Ее ведь наверняка уже все хоронили — не хуже, чем его самого. Юлиана выбралась с грани Бездны.

И теперь равнодушно вновь бросает эту жизнь на кон. И свою, и Алана.

Ей ведь всего восемнадцать лет. Этой жестокой, порочной интриганке, этой записной стерве. Она же ровесница Эйды.

В этой Мидантии каждый второй — сумасшедший. А во дворце и вовсе нормальных нет и быть не может. Они тут не выживают.

— Вы уже говорили, что принцессы не имеют дела с бедными дворянами.

К счастью для бедных дворян.

— Так-то принцессы, а я — замужняя императрица. Ситуация изменилась, не находите?

— Вы так хотите, чтобы меня всё же казнили? Зачем вам это?

— А разве любовь принцессы не стоит жизни? А как же баллады и куча модных романов? Ах да, я же больше не принцесса. Простите, Алан. Но вы так забавно прицепились к простыням, а у меня так мало развлечений.

Да. Со вчерашнего дня больше никто не умер. Как скучно.

И заговоры ныне уже, похоже, не в моде. За неимением претендентов на трон. Если, конечно, Октавиан вдруг не решит туда усесться сам.

Но у него уже есть супруга. И этот ради Юлианы разведется вряд ли.