Падший ангел

Ехать некуда.

Ах, дорога, вниз полога, —

крах предчувствую...

Вот бы Бога, хоть немного,

хоть бы чуточку.

* * *

Божьих пташек непонятный лепет.

Клетка жизни. Семечки любви.

Нет, с небес, как овдовевший лебедь,

я не кинусь камнем — не зови...

До свиданья, старые калоши,

мне обидно, если вы — насквозь,

если вы, отяжелев под ношей,

иногда затопаете врозь.

Неизбежно звонкие долины

прорастут железною травой.

Пито всё, помимо гуталина:

от тоски и до воды живой.

Всё постыло, даже то, что мило.

До свиданья, рожицы страниц!

Не вино мне сердце истомило, —

лепет непонятный божьих птиц.

Лежу на дне коньячной речки.

То рыбы надо мной, то жабы.

То восхитительные речи

руководителей державы.

Я ощущаю толщу фальши,

хлебнув — утешного — истошно!

И посылаю всех подальше.

И засыпаю осторожно.

Е. Михнову-Войтенко

Мне пора на природу,

на деревья, на кочки,

на проточные воды,

дармовые цветочки!

Запрокинуться в травы

по-щенячьи, по-птичьи...

Нахлебался отравы,

подурнел я как личность.

Я залезу на елку,

пропою петушком

в молодецкой футболке,

с завитым гребешком!

От восторга потея,

вознесусь до небес...

Кто я, Господи? Где я?!

Неужели... воскрес?

На Колымском тракте — трактир.

Пьет проезжий преступный мир.

Пролетают с воплем машины,

тянут бешеный свой пунктир...

А в трактире преют плешины.

Вышла девушка на крыльцо —

кровью вымазано лицо.

В ОБЩЕЖИТИИ

Сосед приходит и садится на кровать,

и начинает сразу яростно зевать.

Четыре гаврика играют в домино.

«А за окном, — поют, — совсем уже темно!»

Два местных франта собираются на пляс.

Заочник Вася в математике погряз.

Приходит пьяненький, ложится на кровать

и начинает потихоньку завывать.

Один игрок сказал другому: «Эх ты, брат!»

Одели франты свой торжественный наряд.

Другой игрок сказал, подумав: «Эх ты, друг!»

И оторвал заочник голову от рук.

...В окне действительно становится темно.

Друзья все медленней играют в домино.

Приходит пьяненький, ныряет под кровать

и начинает тихо-мирно горевать.

БРИГАДА

Литого Сталина в шинели

пилили ночью, как бревно.

А утром, заспанные, ели,

не находили в жизни цели,

и... грохотало домино!

* * *

Какое страшное лицо!

Глаза ночные, без просвета,

а губы вылились свинцом...

Кому-то будет он отцом?

Чье тело будет им согрето?

Он молча пьет из кружки пиво.

И жмется очередь тоскливо.

В ПУТИ

Завихряются машины,

как железная струя.

Мы еще с тобою живы,

оболочечка моя!

Навались, душа, на посох.

Что там светит впереди?

В рай напрашиваться поздно.

В райсобес — не по пути.

Значит — в ад, точнее — в зелье,

в круг дрянных, зато — родных!

А отсюда и веселье,

что шокирует иных!

Отпусти меня, боль, отпусти.

Есть у пьяниц пароль: не грусти!

Не грусти, моя свет-красота,

ты всегда настоящая, та.

Ты прости мне проделки мои.

Отпусти меня жить в соловьи.

Буду тихо любить, как светить.

Подзаборной кончине — не быть.

Отпусти меня в обморок вьюг,

в сердце друга, как будто — на юг...

Отпустила вселенская боль:

окунулась душа в алкоголь.

«От Москвы

до самой до Камчатки.

Пьет страна. Как туча — брашно!

Вечер. Всполохи беды.

Соловей поет так страшно.

Жутко так цветут цветы...

Сыплет в душу озорную

алкоголем, как дождем.

Продавец очередную

не отпустит — пропадем.

Жаждет душенька отравы,

а чего желает друг?

Из вулкана — стопку лавы?

Или — славы пышный пук?

На Камчатке все в порядке.

Рыба. Дождь. Дворец Пропойц.

Сам с собой играет в прятки

у ларька какой-то «поц».

Я пишу стихи рукою.

Посыпаю их мозгою.

Соловей молчит... А друг

зажевал цветком недуг.

Что такое — деревня?