Падший

Наверное, я должен был заорать. Забиться в путах, тщетно пытаясь куда-нибудь уползти. Но я - смотрел. Вместо естественной попытки спастись с каким-то жутким любопытством разглядывал, как человеческие лица обретали совсем уж не человеческие очертания.

Тройной подбородок писклявого толстяка раскрывался чёрной беззубой пастью, из которой на один короткий миг показался весь в нарывах язык, больше похожий на случайно забравшегося туда здоровенного слизняка. Тощий же опять раскачивался. Лицо его я увидел лишь мельком, но и того оказалось достаточно.

Они не были людьми. Они. Не были. Сука. Людьми.

Ну почему эта мысль так вот запросто укладывается в моей голове?! Что со мной, чёрт возьми, происходит?!

В это время я осматривался и пытался пальцами нащупать то, чем был связан. Пластиковая стяжка, ну конечно. С ней ничего не вышло, зато стало ясно, что привезли меня куда-то наподобие гаража или ремонтного цеха - разглядеть удалось только пространство справа от себя. Тошнотно-зелёная “Лада” тоже была здесь.

— Готовь свечи, - повелительно прошипел тощий, резко прекратив раскачиваться.

— К чему это слепое повиновение, а?
– пасть на подбородке толстяка схлопнулась, и теперь он растёкся в подхалимской улыбке.
– Мы могли бы пожрать его Пламень. Никто ведь не узнает. Какая разница, как именно он подохнет?

Меня собирались не просто убить. Эти двое что, решили меня сожрать?!

И даже эта мысль отчего-то не стала каким-то шоком или открытием. Молчание подельников было недолгим:

— Сердце, - наконец прошипел тощий, соглашаясь.

— Печень!
– от радости толстяк аж забулькал и прихрюкнул.

Они оба повернулись ко мне, и перепуганный пацан внутри моего сознания визгливо заверещал. Но не я. Я - улыбался. Смотрел на то, как мерзко и отвратительно проявлялась на их покалеченных проклятьем телах их сущность, и меня это только забавляло.

Они никогда не станут теми, кому служат. Никогда не вкусят Пламени в истинном его виде, они как животные, и способны заполучить его, лишь пожирая живую плоть!

Руки “близнецов” распались на длинные подвижные пальцы до самых плеч - легко и быстро, словно бы всегда и были из них сплетены. Десятки тупых ногтей полезли под мою одежду, замолотили по коже в поисках лучшего места для проникновения, и…

Я заорал. С меня разом слетела эта странная пелена спокойствия, едва первый чудовищно длинный палец продавил кожу и проник внутрь. Я забился, задрыгался, попытался перевернуться, упасть на пол, выгнуться - да сделать что угодно, лишь бы отбросить это от себя. Вертясь, я ломал эти пальцы с громким хрустом и ощущал, как под кожу лезут новые. В конце концов свалился со стола прямо на бетон, но шевеление внутри не прекратилось. Нет, оно только нарастало: обвивая рёбра, мерзотные пальцы продолжали лезть к колотящемуся бешено сердцу, по-хозяйски раздвигая кишки, плотоядными червями они всё ещё пробирались к моей печени!

Вопль мой превратился в хрип. Дыхание стало частым и ритмичным, а изо рта вдруг закапала густая, будто бы с кусочками чего-то, кровь. Мышцы дрожали и сокращались, а разум, мой бедный мечущийся разум, уже не видел ни малейшей надежды на благополучный исход, и медленно, точно догорающая у окна свечка, гас. Теряя сознание, я успел подумать только одно:

Как же без меня будет моя Ксю…

Полёт... Падение - это ведь тоже полёт? Да. Только такой, когда ты сам отказываешься расправить крылья и опереться ими на воздух. Меня ждали удар об землю, боль и гнев. Снова.

Я очнулся и понял, что руки свободны. Упёршись в холодный бетон, попытался встать, но головокружение позволило лишь сесть. Кровь ещё капала с лица, но я не понимал, откуда конкретно. Я вообще ничего не понимал. Казалось, меня сунули в какой-то вакуум - настолько тихо стало вокруг. Я слышал, точнее даже скорее ощущал, одно только гулкое эхо, какой-то отдалённый шум где-то будто бы под моим собственным черепом…

Меня бил озноб. Толстовка стала тяжёлой и противно липла к коже. Непослушными руками я задрал её к подбородку и тупо уставился на сизые в кровоподтёках пятна от пупка до груди. Меня словно бы отвёрткой всего искололи! Внутренности болели так, что даже дышать удавалось с трудом. Казалось, внутрь меня напихали битого стекла. Но - я был жив. И это главное.

Единственная лампа на потолке бешено мерцала. Всюду чернели жирные разводы, словно бы тут только что кто-то дрался и попутно сшиб канистру с отработанным маслом. Я посмотрел на свои ноги и увидел несколько слоёв скотча. Потянулся, поддел его ногтем. Порвать получилось не сразу, но в итоге я всё же медленно, держась за стол, с которого рухнул, поднялся.

Рядом стояла раскрытая сумка, полная каких-то толстых свечей, верёвок и рваных тряпок. Возле неё валялась развёрнутая книга с пустыми страницами и странный длинный кинжал, который, вероятно, предназначался для меня. Изо рта всё ещё валил пар, а в нос проникала противная кислая вонь, словно бы где-то рядом находилась застарелая рвота. Зелёная “Лада” неподалёку, будь она проклята, чернела раскрытым багажником, словно могильной ямой, и я понял, что воняло именно из неё.

Валить нахрен! Прочь из чёртового ангара, подальше от всего этого кошмара, и прямо сейчас!

“Помоги”.

От неожиданности я дёрнулся и чуть не упал - ноги всё ещё были ватными. Голос звучал прямо внутри меня, и он был женским, молодым! Да что происходит?! Я что, сошёл с ума? Может, вообще уже мёртв?..

Не желая оставаться в этом месте ни единой лишней секунды, я стал судорожно шарить по стенам в поисках дверной ручки или чего-то подобного. И почти ведь нашёл. Передо мною оказалась тяжёлая брезентовая ширма, какими обычно завешивают ворота в подобного рода помещениях. Мне оставалось просто откинуть её и выйти прочь. Но…

“УМОЛЯЮ ПОМОГИ МНЕ!”

Этот отчаянный женский визг словно скальпелем вскрыл спеленавший меня вакуум. Сметающей всё лавиной на меня обрушилась какофония схватки: сухие щелчки, похожие на выстрелы, стоны, хриплый смех и лязг. Дрожа и проклиная себя за то, что я всё ещё не снаружи, я обернулся.

Лампа надо мной больше не мерцала. Как и десятки ей подобных по потолку, она вдруг вспыхнула неправдоподобно ярко и загудела, до предела выбелевая своим светом всё в оказавшемся громадным помещении. Я увидел сколотые колонны и десяток ям для ремонта автотранспорта, множество заваленных деталями верстаков вдоль обшарпанных стен и свисающие с кран-балок ржавые крюки на толстенных тросах.

И их.

“Близнецы” теперь напоминали людей разве что отдалённо. Как какое-то насекомое-палочник, тощий перемещался между колоннами нечеловечески ловко и целиком мог укрыться даже за трубой толщиной в две руки. Выстрелы, звучавшие из сокрытого облаком пыли угла, если и попадали в него, то прошивали разве что болтающуюся лохмотьями одежду. Он в свою очередь отвечал чем-то вроде игл - резко выбрасывал руку, и в пыль со свистом улетал маленький острый снаряд. Толстый же и не думал уворачиваться. Раздутый, словно всплывший со дна речного труп, он шёл к цели медленно и неумолимо, лишь едва-едва покачиваясь от врезающихся в плоть пуль.