Падший

Блондинка скептически посмотрела на Крепыша, который сразу начал еще громче постанывать и на всякий случай подвинул руку вперед, чтоб всем было видно, как он страдает.

— Лифанов к врачу. Прямо сейчас. — Добавила Мария Семеновна.

Затем девица крутанулась на месте, зыркнула на меня глазищами и вышла из кабинета.

— Ну-к дай сюда. — Едва за майором закрылась дверь, я шагнул к Валере, планируя забрать у него показания доктора, который якобы во всем обвинили патологоанатома.

Интересно почитать, кто там такой умный? Мне снова стало обидно за Маркова. Серьезно. Этот чистоплюй тоже молодец. Ничего нормального в свое оправдание не смог придумать. А я говорил, поехали со мной. Нет. Ему вынь-положь нужно было спасать людишек. Ну вот. Спас. Молодчина!

— А гулькин хер тебе не завернуть? — Огрызнулся Валера.

Он резко убрал руку за спину, собираясь отойти обратно к своему столу. Однако я приблизительно такой реакции от него и ждал. Поэтому в последнюю секунду успел схватить Прилизанного за рукав.

— Значит, послушай меня, Валера. Повторю слова вашего начальства. Моего согласия на пребывание в этой богадельне тоже не спрашивали. Но если бы спросили, я бы сказал, что меньше всего желаю оказаться в компании с такими придурками как вы. Так вот… Предлагаю последовать примеру майора Машуриной и договориться. Мы просто терпим друг друга, сколько придётся, и ты не ведёшь себя как мудак. Потому что мое терпение не безгранично. Например, сейчас я сильно хочу запихнуть эту бумажку тебе в задницу так глубоко, чтоб ты мог прочесть ее обратной стороной глаз. Но заметь, держу себя в руках. Так что дай мне изучить показания доктора с зоркими глазами и даром читать мысли. А потом мы с тобой спокойно отправимся в допросную и поговорим с Марковым Степаном Алексеевичем. Я же стажёр. Верно? Вот ты мне и покажешь, как блистательно работают опера.

Прилизанный напрягся и дернул конечностью, пытаясь освободиться из моей хватки. Воспоминания о случившемся с рукой Геннадия были еще слишком свежи. Естественно, ничего у него не вышло. А вот ткань свитера жалобно затрещал.

— Почему с даром читать мысли?

Вопрос Крепыша в той тишине, которая наступила после моих слов, прозвучал слегка неуместно, но, скажем честно, слегка разрядил обстановку. Я выглянул из-за Валеры, упорно продолжающего тянуть родную конечность на себя, и спокойным тоном пояснил оперу то, что он должен знать без меня:

— Потому что есть такое понятие, Генна, как презумпция невиновности. Это один из основополагающих принципов судопроизводства. Он заключается в том, что человек считается невиновным, пока его вина в совершённом преступлении не будет доказана. А патологоанатом пока не признан виновным. Улавливаешь суть? Получается ваш докторишка, который настрочил этот донос, как минимум обладает способностью читать мысли. Иначе как он мог узнать, что виновен конкретно Марков? И кстати…

Я повернулся к капитану Мальцеву, который наблюдал за нашей беседой с выражением глубокого интереса во взгляде. Он вообще все это время помалкивал. У меня возникло ощущение, буто старший опер оценивает конкретно меня.

— Когда назвал Валеру придурком, лично вас не имел в виду.

— Я понял. — Кивнул капитан и широко улыбнулся.

Это было очень неожиданно, если честно. Не знаю, о чем он подумал, и ковыряться не хочу в этом, но мне показалось, что я прошёл какую-то проверку.

— А чего сидим, я не понял? — Иван Петрович переключился на оперов. — Вы плохо расслышали распоряжения начальства? Лифанов, шуруй к врачу. Задолбал скулить, честное слово. Лопатин, бери стажёра и дуй в допросную. Потом вернетесь, я заберу Забелина с собой. Прокатимся в студию, где работала девушка. Похоже, Мария Семёновна права. Не нравится мне эта история с лесной одноглазой феей. Посмотрел ее соцсети. Долгое время девочка вела максимально приличный образ жизни. Странно, что нимб над головой не светился. А потом вдруг резко все поменялось. Понеслись откровенные фотки, посты определённого характера.

— Стажер? Давайте я с вами поеду. Почему он? — Прилизанный с обидой уставился на капитана.

— Потому что, Валера, Забелин — мажор. А ты — нет. Потому что Забелину ответят на любой вопрос. А тебя пошлют на хер. Так понятно? Это телевидение. Там любят личностей, которые имеют бабло, и очень не любят ментов. Все. Валите. А тебя…– Капитан посмотрел на меня с усмешкой. — Жду здесь. Раз уж так вышло, что нам выделили целого мажора, да еще с фамилией Забелин, должна же быть от тебя польза.

Я молча кивнул Ивану Петровичу, а потом двинулся вслед за Валерой, который уже выскочил в коридор. Слова капитана он, видимо, счел оскорбительными, распсиховался окончательно и убежал, как девчонка, плакать о попраном самолюбии.

Я шел по коридору отдела, наблюдая маячущую впереди спину Прилизанного, и размышлял вот о чем. Уезжая из больницы на велосипеде, я не только подчистил свои следы, устроив пожар. Я подчистил воспоминания персонала.

Все они в один момент забыли, что вечером в их больнице оказался сын Забелина. Огонь был нужен в том числе, чтоб в эфире не осталось следов моего воздействия на смертных. Это тоже, своего рода, ниточка, за которую могут потянуть охотничьи псы Отца.

Когда Марков бросился спасать людей, он должен был как и остальные, забыть о нашей с ним встрече. А навязчивое желание выводить пациентов должно было казаться ему припадком маниакальных идей.

Но мне вдруг вспомнилось, что патологоанатом крикнул в камеру оператора. Он замялся, когда сказал, будто больница загорелась сама собой. И это не было похоже на провалы в памяти. Это было похоже на желание скрыть правду. А значит, Степан причину случившегося прекрасно помнил. Он помнил меня. И это рождает все больше вопросов относительно данного человека. А я сильно не люблю, когда есть вопросы, на которые мне не известны ответы.

Глава 8 Враги убивают оружием, друзья — добрым словом…

— Я ни в чем не виноват… — Начал было патологоанатом прямо с порога, когда его привели в допросную.

Однако в следующую секунду, заметив меня, Марков резко замолчал, побледнел и нервно оглянулся через плечо в сторону закрывшейся за дежурным двери.

Он был готов броситься на эту дверь и вынести ее вместе с дверным косяком, лишь бы оказаться где-нибудь подальше от моей персоны. Вряд ли столь бурная реакция последовала у Степана на Прилизанного. Лопатин, конечно, вызывает кучу неприятных эмоций, но они скорее похожи на прикосновение к чему-то липкому и скользкому. Хочется просто помыть руки.

Прикинув свои перспективы с бегством, патологоанатом пришел к разумному выводу, что дверь явно крепче, чем он сам, и передумал разыгрывать из себя берсерка. Он снова посмотрел на нас с Лопатиным. В большей мере, конечно, на Лопатина. Затем понизил голос и тихо спросил опера:

— Товарищ старший лейтенант, вы его видите?

Валера, удивленно подняв брови, покрутил головой.

— Кого?

— Его.

Руки у Маркова были скованы наручниками, которые никто, естественно, снять не позаботился, поэтому на меня он указал подбородком.