Пагубная любовь
Шрифт:
Одним из претендентов был землевладелец из Секейро по имени Кустодио да Карвалья. Он влюбился по-настоящему, был весьма настойчив и всерьез предлагал ей руку и сердце. Нарсиза рассказала о нем слепцу, который от восторга захлопал в ладоши и воскликнул:
— Лови момент, торопись, пока он не передумал! Ведь ты знаешь, что он вывозит урожай на тридцати телегах и что нрав у него золотой. Как ты к нему относишься?
— Сама не знаю!
— Нравится он тебе или нет?
— Не знаю...
— Но ведь вы же давно знакомы!
— Он очень растолстел...
— Говори толком: хочешь ты выйти за него?!
— А мне все одно, только вы ему скажите, отец, что если он станет руки распускать, я ему такое устрою, что позабудет, на каком он свете! В жизни не возьмусь ни за серп, ни за тяпку, понимаете? Я батрачкой сроду не была! Если он затем старается, чтобы заставить меня полоть или косить, пусть пеняет на себя!
— Выходи, выходи за него, ты быстро подобреешь...
Монтейро дал за ней богатое приданое: бусы, серьги, кольца,
Муж был околдован Нарсизой: он испытывал те восторги, которые смиряют мучения порабощенных сердец. Нарсиза же, ничем не проявляя своего злонравия, ласково, как кошка, которая, играя, выпускает коготки, совершенно им завладела. Пир на весь мир! Справлялись все церковные праздники, устраивались ежевоскресные пирушки на току, где под звуки трех кларнетов и трубы отплясывали «регадиньо» и «канаверде» [126] самые спесивые обитательницы Майи; вино лилось рекой. Нарсиза купила себе чистокровную кобылу, надела амазонку и без устали ездила по ярмаркам и гулянкам, а за нею на хромоногом муле трусил сгорбленный, точно грезящий наяву муж. Если мельники не успевали вовремя убрать с дороги своих нагруженных зерном ослов, она стегала этих мельников хлыстом и обзывала мерзавцами. Когда из-за поливки или из-за того, что скот потравил посевы, возникали ссоры с соседями, она выкрикивала кровожадные угрозы. Она брала с собой ружья и без промаха палила по сойкам. Узнав, что в Порто дамы стали носить на мужской манер жилет и галстук, она возликовала, как человек, увидевший успех своего начинания, и захотела надеть брюки и сапоги a la Фредерика [127] .
126
«Регадиньо», «канаверде» — народные танцы провинции Миньо.
127
Как у Фредерики (фр.).
Ее супруг, обнаружив, что он на краю пропасти и что лучшие его земли проданы, попытался возражать, но понял, что перед ним женщина, наделенная мужским характером. Он ослабел от страха и от любви. Малодушие склонилось перед силой. Нарсиза ослепляла его своей блистающей красотой — красотой дьявола, обратившегося в легендарную Даму Козье Копытце.
В этом безоглядном мотовстве пронеслось десять лет, и муж, ставший в последнее время совсем слабоумным, тихо перешел в мир иной, до последнего дня сохранив любовь к жене, которая, чтобы купить ему курицу, продала последнюю простыню. И Нарсиза, двадцативосьмилетняя, еще красивая вдова, бестрепетно бросилась в пасть к дракону нищеты, не уронив ни слезинки.
У нее была подруга, которая утешала ее с искренним состраданием: то была сестра слепца. Бедная Невес! Кто бы мог предсказать, как мучительны будут последние годы твоей жизни и как тесно свяжет тебя судьба с этой женщиной, которую ты пестуешь по-матерински нежно!..
VII
Несмотря на этот печальный опыт, крестный отец Нарсизы не отказался от своей страсти; правда, больше таких роковых союзов в его практике не встречалось. Вскоре он сыграл свадьбу дочери, дав за нею очень скромное приданое, и добился того, что один из его сыновей, которого впоследствии отвлекли от служения церкви иные устремления, получил приход. При разумной бережливости слепцу вполне хватило бы денег, чтобы жить в сельском уединении скромно, но безбедно, однако отказаться от хлебосольства значило лишиться друзей, так восхищавшихся его застольными рассказами. Монтейро жить не мог без слушателей, — без них он чувствовал себя словно в удушающем безмолвии тюремной камеры.
Он быстро разорялся, но не уставал повторять, что философия Иова [128] — это последняя монета, на которую впавший в ничтожество человек может купить покорность судьбе и вечное блаженство «pardessus le marche» [129] .
Амаро Файал, которому слепец под секретом сообщил о своем обнищании, подумывал о переезде в Бразилию: теперь он оказался в положении управляющего, которому нечем управлять, а самоотверженность его не простиралась так далеко, чтобы он мог вновь принять должность мальчика на побегушках при Монтейро.
128
Иов — персонаж библейской Книги Иова, терпеливо перенесший все ниспосланные ему испытания и за это получивший награду от бога.
129
Вдобавок (фр.).
Здесь я должен дословно повторить то обвинение, которое единодушно возводят на Ландимского слепца все, с кем бы мне ни пришлось говорить о нем.
Пинто Монтейро уговорил
землевладельца по фамилии Ламела продать все свои земли за несколько конто, с тем чтобы отправиться в Бразилию, открыть там дело и разбогатеть. Монтейро пустился в путь вместе с ним, однако через несколько дней появился в Ландиме, притворяясь тяжело больным, и сообщил, что товарищ его сел на корабль, сам же он, сраженный недугом, был принужден вернуться. Больше о спутнике слепца не было ни слуху ни духу, хотя в Лиссабоне выдали паспорт на имя Жозе Перейры да Ламела и то же имя значилось в списке пассажиров. Несмотря на это, слепца обвинили в том, что он, будучи не в силах присвоить деньги своего спутника более милосердным способом, убил его. Когда же об этом запросили бразильских родственников Ламелы, они ответили, что никогда его не видели; газеты оповестили о его исчезновении, но он так и не объявился. Впрочем, уверяли, что его имя было внесено в список пассажиров, высадившихся в Рио с корабля — того самого, что месяц назад снялся с якоря в Португалии.Было бы разумнее предположить, что Жозе Перейра скончался при невыясненных обстоятельствах на какой-нибудь плантации, но клеветникам, которые были завзятыми романтиками, хотелось, чтобы его убил слепец.
— Значит, вы думаете, что Ламелу убил Монтейро? — спросил я.
— Этого мы не знаем; скорей всего, он столкнул его в воду, когда они на лодке плыли к кораблю.
Таково было и есть общее мнение. Следовательно, слепец среди бела дня, посреди Тежо, спихнул Ламелу за борт, заставил лодочников грести к берегу, вышел на пристань, взял чемодан с деньгами и как ни в чем не бывало отправился к себе в Ландим, причем все это он проделал ощупью!
Неизвестно, чего в этих россказнях больше — глупости или злобы, но, как ни странно, Ламела действительно был убит в Лиссабоне.
Теперь настало время защитить, хотя и с опозданием, «доброе имя» Жозе Антонио Пинто Монтейро.
Человек, который убедил Ламелу продать свои земли и предложил ему на паях открыть дело, сулившее двести процентов дохода, был Амаро Файал. Перейра де Ламела был ленив. Заниматься хозяйством он не желал; дохода с земель, оцененных в пять конто, ему при его неумеренности на прожитие не хватало. Основываясь на математических выкладках Амаро, он подсчитал, что через пять лет его пять конто могут удесятериться. Это очевидно: двести процентов — пятью десять — пятьдесят. Он продал земли и пустился в путь вместе с бывшим секретарем Монтейро. Слепец, который за двадцать лет разнообразнейших испытаний искренне привязался к Амаро, проводил его до Порто, там занемог и вернулся в Ландим, сообщив, разумеется, тем, кто спрашивал его о Перейре, что тот сел на корабль. Ему, однако, следовало бы задуматься, почему же в списках пассажиров не значилось имени Амаро Файала.
Читатель уже догадался, что Ламела был убит Файалом, что паспорт жертвы послужил убийце, но подробности преступления не известны никому.
По прошествии нескольких лет одна газета напечатала эту клевету, возведя напраслину на Пинто Монтейро. Полицейский комиссар Вила-Нова-де-Фамаликан Соарес де Азеведо и адвокат, представлявший интересы слепца в суде, советовали ему доказать свою невиновность, потому что в противном случае он, оклеветанный и оболганный, неминуемо проиграл бы все свои процессы. У Монтейро была светлая голова; этому человеку были хорошо знакомы самые черные преступления, и он дал объяснение гибели Ламелы: он доказал свою правоту историей с паспортом, отсутствием имени убийцы в списке пассажиров, сошедших на берег в Рио, и тем обстоятельством, что при Амаро Файале, скончавшемся в больнице вскоре после прибытия, нашли, судя по описи, столько же денег, сколько было у Ламелы: покойный Файал не успел распорядиться добычей. Комиссар заявил слепцу, что этих доказательств недостаточно; слепец же ответил, что иных у него нет и что, будь Амаро жив, он не стал бы приводить даже и этих, ибо он, Монтейро, двадцать лет опирался на его руку, смотрел его глазами и расстался с ним, почти ничем не вознаградив своего секретаря за преданность, причем тот ни словом не упрекнул его за это.
VIII
В 1858 году слепец, лишившийся своего состояния, медленно, но верно скатывался в пропасть нищеты. Земли его были проданы или заложены. Он проиграл в суде несколько процессов и понес весьма значительные убытки: почти в каждом из этих дел несправедливость судебного решения извинялась дурной репутацией Монтейро. Две пятых своего состояния он потерял так неожиданно, что в этом можно было усмотреть божий промысел: видимо, он потерял неправедно нажитые деньги. Монтейро утверждал, что в Португалии встретился с новой, редко встречающейся в жарких странах породой воров — людей хладнокровных и флегматичных и что португало-бразильское сообщество ворюг было откровенно неграмотно и тупоумно, в то время как вор чисто и истинно португальский, почти всегда — еще и бакалавр в придачу. Он намекал на двух своих противников — юристов, имена которых я утаю от любознательного читателя, потому что руку мою удерживает почти религиозное уважение к светлой памяти Пайвы [130] и Поны, а также — Пегасуса.
130
Диего де Андраде Пайва (1528—1575) — португальский богослов и юрист.